— А инкуб? — помедлив, спросила она. — Он пытался убить дракона-духа, это невыполнимая задача. Ты сказал ему, что он добьется успеха?
— Я никогда не лгал ему, если это то, что ты имеешь в виду. Он добровольно взял на себя эту задачу, ради своей чести и города, который его принял. Морр знал, что если пойдет туда, то не вернется, и именно это я называю храбростью независимо от того, откуда он был родом. Его следует оплакивать, а не поносить.
— Он создал эту ситуацию, — решительно сказала Аиоса. — Он привел комморритов, которые осквернили святилище, и они сами навлекли на себя погибель.
— Морр был оружием в руках других, — устало сказал Пестрый. — Он не более виновен, чем пистолет может быть виновным в убийстве… Могу ли я открыть тебе фундаментальную истину, Аиоса?
Гордая маска экзарха едва заметно склонилась, и Пестрый снова поразился тому, насколько похожей на Морра она выглядела в тот момент.
— Когда я стал достаточно стар — а я очень, очень стар, несмотря на мой молодой облик — наступил момент, когда я начал спрашивать себя, скольких жизней на самом деле стоит какое-то различие в философии. Достигнув этого момента и задав себе этот вопрос, я начал размышлять над тем, кому же на самом деле приносят выгоду все эти смерти и разрушения, которые обрушиваются на нашу разрозненную расу.
Невысокий арлекин посмотрел снизу вверх в жесткие кристаллические глаза экзарха в поисках отблеска понимания. Он его не нашел.
ЭПИЛОГ
И вот я стою, раскрытый, в конце моего рассказа. Я, именуемый Пестрый, и музыкант, и дирижер. Было бы ложно утверждать, что я предвидел все результаты, но было бы справедливо сказать, что мои предсказания оказались скорее верными, чем нет.
Вот к чему все сводится — к великой космической шутке. Все, что мы делаем, это боремся сами с собой. Материальное существование, с которым мы считаемся, на которое полагаемся и в которое верим, иллюзорно, оно только создает впечатление прочности, когда на самом деле во Вселенной нет ничего более хрупкого и недолговечного. Оно появляется из ничего и уходит в ничто, и только душа остается.
И вы видите, что это действительно ключевой элемент: бессмертные души, несомые течением по бесконечному морю эпох, вечно воюют сами с собой, и их ведут страсти, настолько мощные, настолько главенствующие над ними, что они стали сущностями, которые мы привыкли называть богами. Эти бедные души едва ли знают, что их собственная вера придает форму тому, что их угнетает, и что, борясь с этим, они лишь придают ему свои силы. Бедные, заблудшие, бессмертные души; они могут быть сокрушены, могут быть поглощены, могут быть порабощены, могут быть совращены, но они никогда не будут полностью уничтожены.
И души всегда могут возродиться.
Энди Чамберс
Маска Вайла
«Вероятно, для эльдарской расы самоочевидно, что некоторые из самых её смертоносных воинов вовсе не являются воинами. Кочующий культ или секта артистов, именуемых «арлекинами», находится вне ритуалистических норм общества эльдаров. Некоторые их представления стилизованы, другие абстрактны, а иные весьма формальны. Актеры постоянно перемещаются между уцелевшими анклавами эльдаров с внешней целью продемонстрировать им свои сценические интерпретации общей мифологии расы — истории о богах, сотворении, древних героях — в которых зачастую кроется метафора или моралистический намек. Выглядит вероятным, что призвание арлекинов также включает в себя функции дипломатов между различными анклавами с сопутствующими элементами шпионажа. Юлианну из Вергона полагает, что деятельность арлекинов даже имеет некоторое отношение к судебным делам.
Судя по всему, актеры в труппе арлекинов принимают определенные роли как на сцене, так и за ее пределами, и их личные отношения всегда подвержены влиянию со стороны тех персонажей, которых они изображают. Среди этих отдельных ролей наиболее узнаваемыми являются Высший Аватар и Шут Смерти, соответственно — лидер и персонификация смерти. Мастер-мим — более сложная фигура, которая, видимо, включает в себя концепцию невидимости или игры теней. Его роль пересекается с ролью Провидца Теней, который сам по себе известен как телепатический кукловод, но также наделен функциями, имеющими аспект материнской заботы. Таким образом, он оттеняет строгость царственного Высшего Аватара. Самый любопытный их представитель — так называемый Солитер. Изгой, которого обычно избегает вся остальная труппа, Солитер нечасто появляется в представлениях. Только он может исполнить роль сущности, что вызвала легендарное крушение эльдарской цивилизации, бога Хаоса Слаанеша, создания, которое эльдары называют «Та, что Жаждет».
Отрывок из «Де Либратии Ксеностиус Максима», том XXII, приложение 95.0349.378 — «Дополнительные апокрифы»
Глава первая
Мертвецы в пустоте
Они собрались по безмолвному зову. Они шли, легко проходя сквозь пряжу реальности, к темному месту, к спутанному клубку негативности и разложения в многомерном кружеве Паутины. Они скользили по ее нитям, словно пауки, почуявшие гудение диссонанса, что расходится по их дому. Их целью был корабль длиной во много километров, который падал сквозь пустоту, будто умирающая туша громадного левиафана.
Первым прибыл Ашантурус, как и подобало предводителю труппы, Высшему Аватару и Королю-Солнцу. Немногие из живущих могли сравниться с ним в знании Паутины. Несмотря на ее плачевное состояние в сравнении с временами древности, Ашантурус столь хорошо понимал бесконечное множество маршрутов, перекрестков и сквозных путей Паутины, что мог добраться до своей цели быстро и легко.
Ашантурус переместился в это темное место через портал и немедленно подвергся атаке. Отовсюду из теней вокруг, пошатываясь, выбрались сломанные автоматы и бросились, чтобы смять и выдавить из него жизнь. Он сразу же понял, что эти существа на длинных конечностях когда-то были благородными мертвецами этого мира, что их вместилища взломаны, а души необратимо осквернены Той, что Жаждет. Эта перемена уже отметила их некогда гладкие панцири шипами и чешуей, словно неживая психокость, из которой состояли их тела, жаждала возродиться в облике исчадия Хаоса. Все они были заражены безумием.
Ашантурус танцевал гибельную павану с искаженными мертвецами, отскакивая и уворачиваясь от их хлещущих лезвий и сокрушающих конечностей. Он не поднимал на них оружия и, с неизменной ухмылкой маски на лице, постепенно обращал их ужасающую мощь против них самих. Небрежными шагами он миновал клинок за клинком, сцепив руки за спиной, и с легкостью избегал сжимающихся когтей, заходя за спины своим шатающимся врагам. Одна за другой совращенные оболочки начали разбивать друг друга на части в неуклюжих попытках уничтожить врага.
Через несколько мгновений прибыл Ло'тос и застал Ашантуруса в разгар его упражнений. Будучи Мастером-мимом и фокусником труппы, Ло'тос знал свое место и без промедления начал собственное представление, основываясь на игре Ашантуруса. Начал он с того, что стал по-обезьяньи подражать движениям Короля-Солнце, шагая след в след с лидером труппы. Следуя за ним клоунской тенью, Ло'тос едва избегал стремительных конечностей-клинков, от которых Ашантурус уходил без всяких усилий. Ло'тос с притворным ужасом прыгал от одной мертвой машины к другой, прежде чем метнуться обратно и снова идти по стопам Ашантуруса. Вскоре он порхал вокруг своего предводителя и короля, словно в беспомощной мольбе, пока тот не заставил последний из автоматов напороться на обломки его сородичей.
Ло'тос выпрямился и замысловато поклонился Ашантурусу, который ответил тем же жестом, хотя его поклон и не был столь глубок. Двое на миг замерли в этой позе, чтобы обозначить конец представления. Ашантурус выглядел блистательно, облаченный в великолепный алый костюм и отделанную золотом маску. Он резко контрастировал с Ло'тосом, лицо которого постоянно изменялось, а сухощавое тело казалось скрытым в тени.