— Хо, этот теперь бесполезен — всю охоту будет сидеть без дела и переваривать. Вот ведь жадное чудовище, заглотало раба целиком! — пожаловался Маликсиан. — Кстати насчет жадных чудовищ. Когда Иллитиан согласился с идеей набега, меня посетила интересная мысль — никто ведь обычно не хочет гоняться за надоедливыми древолюбами, потому как их очень сложно поймать. Никакой прибыли.
Беллатонис с трудом отвлекся от насыщения болью и страданием, которое сеяли вокруг питомцы Маликсиана. Раб с копьем все еще был жив и переваривался в желудке белого рухка. Сийин выглядел испуганным. Беллатонис постарался, чтобы его лицо не выглядело так же.
— Вы подозреваете, что Иллитиан имеет собственные тайные причины для участия в этом набеге, мой архонт? — деликатно спросил Беллатонис. Ему не нравилось, в каком направлении двигаются мысли Маликсиана.
— Обычно девственные миры не стоят того, чтобы вкладывать в них души, но сейчас Иллитиан готов броситься на них со всем своим кабалом и друзьями в придачу? Странно это попахивает. Он, случайно, не говорил вам двоим что-то об этом?
Голос Маликсиана был гладким, как шелк, и полным опасности. Беллатонис внезапно почувствовал, что он один, совсем один на корабле архонта, окруженном воинами Девятой Хищницы. Он бросил взгляд на Сийина и обнаружил, что тот выглядит перепуганным. Очевидно, это не было замыслом Сийина, призванным получить какую-то выгоду от Маликсиана. Он просто неожиданно попал под еще один иррациональный приступ паранойи, какими страдал безумный архонт. Беллатонису нужно было срочно отвлечь Маликсиана хоть чем-то, и он вспомнил кое-что упомянутое Иллитианом — то, что лишь могло свершиться, но предоставляло идеальный ложный след.
— До меня дошли слухи о близящемся Разобщении, мой архонт, — сообщил Беллатонис. — Возможно, заинтересованность Иллитиана как-то связана с этим.
Он бросил на Сийина нетерпеливый взгляд, ожидая, что тот его поддержит. Лицо-луна поднялось при упоминании Разобщения, словно круглая антенна, поймавшая сигнал, и пристально посмотрело на него.
— Мой… э… мой архонт всегда очень внимательно следит за безопасностью своих владений, — наконец проблеял Сийин.
— Разобщение, говоришь? — эхом повторил Маликсиан. Беллатонис почувствовал, что молчаливые, неподвижные воины вокруг прислушиваются к каждому слову архонта.
— Я не хотел пока обсуждать с вами этот вопрос, потому что на данный момент это всего лишь слухи, однако я ищу им подтверждения, — гладко солгал Беллатонис.
— Хо, Разобщение серьезно отразится на моих Вольерах, Беллатонис, очень серьезно, — Маликсиан печально оглядел искусственные горы клеток, как будто те уже были разбиты и лежали в руинах.
Беллатонису отчаянно захотелось воспользоваться этой возможностью, чтобы сообщить, что его верный слуга Ксагор скоро вернется с новостями, которые решат вопрос. Но его остановил всплеск подозрительности. Если Ксагор прибудет после такого откровения, Маликсиан захочет встретиться с ним и поговорить, и тогда придется упомянуть сосуд. Архонт решит узнать, что там было, и может выяснить, кто его прислал. Возможно, именно за этим и прибыл Сийин, за какими-то уликами, говорящими о том, что втайне планирует его собственный архонт.
Он может установить связь между Беллатонисом и подозрительными действиями Иллитиана, и тогда вся схема грозит распасться. Ко всему прочему, Маликсиан был одним из фаворитов тирана, хотя отдаленным и, можно сказать, шуточным, и если он начнет что-то подозревать, то за ним это, возможно, начнет делать и Вект, что принесет лишь гибель. Мысленное уравнение холодной логики снова выдало тот же результат. Ксагору остается надеяться только на себя, а Сийину — продолжать выискивать ответы без помощи Беллатониса.
— Пожалуйста, не давайте таким вещам портить вам наслаждение охотой, мой архонт, — успокаивающе проговорил Беллатонис. — Я вскоре узнаю подробности и тогда смогу сказать наверняка, насколько правдоподобны эти сплетни о грядущем катаклизме. Несомненно, они окажутся совершенно безосновательными.
К облегчению Беллатониса, Маликсиан кивнул.
— Да, сперва одно, потом другое, верно? Я обещал вам демонстрацию, и вы ее получите.
Он сделал жест рулевому, и «Рейдер» понесся прочь, быстро оставив наевшегося белого рухка и все еще охотящихся птеракогтей далеко позади. Они приблизились к открытому пространству, настолько большому, что вездесущие клетки превратились в далекие неровности на горизонте. Посреди огромного парка бежало стадо рабов, гонимое воющими реактивными мотоциклами и геллионами к месту, над которым парил круг бичевателей.
— Сийин, Беллатонис, теперь смотрите внимательно, — возбужденно проговорил Маликсиан и снова запрыгнул на бушприт.
Когда рабы приблизились, на них подобно мстительным ангелам обрушились крылатые фигуры. У многих бичевателей вместо стоп были мощные птичьи когти, поэтому они просто хватали жертв за плечи и взмывали с ними в воздух. Другие использовали сетеметы и снаряды-агонизаторы, чтобы обездвижить рабов, прежде чем подобрать их и унести. Всего через несколько секунд после того, как кружащая вихрем стая начала пикировать вниз, кричащие рабы все до единого оказались в небесах.
Затем бичеватели начали играть с жертвами, выпускать их и устремляться вниз, чтобы снова поймать, хватать за руки и ноги и рвать на куски. Еще больше крови и внутренностей дождем полилось вниз, когда подлетели геллионы и мотоциклисты, чтобы попытаться урвать немного рабов и для себя. Им редко это удавалось: бичеватели были попросту слишком сильными и ловкими, чтобы машины могли с ними сравняться, несмотря на все мастерство пилотов. Беллатонис должен был признать, что это была грубая, но впечатляющая демонстрация. Еще более впечатляющей ее делало то, что присутствующие бичеватели были всего лишь частью всех тех, кого мастер-гемункул создал для Маликсиана на протяжении предшествующих месяцев.
— Великолепно, Беллатонис! — зааплодировал Сийин. Хлопая, тонкие руки хрустели, словно пучки веток. — Я восхищен умением, которое ты продемонстрировал в этой работе. Похоже, ты нашел для себя идеальную нишу.
— Должен сказать, выглядят они отлично, мой архонт, — сухо сказал Беллатонис. — Воистину, никому не спастись от ваших могучих крылатых воинов.
— Проклятые экзодиты, живущие в грязи, могут сбежать от них, если достаточно глубоко зароются, — кисло заметил Маликсиан.
— Я так понимаю, что эти низшие, неотесанные существа предпочитают бежать и прятаться, нежели вступать в открытый бой, поэтому их можно изловить лишь при помощи силы и скрытности?
— Нет. Они непредсказуемые, дикие. Порой, когда их поселениям и святыням грозит опасность, они вступают в бой.
«Рейдер» покинул место побоища, устроенного бичевателями, и снова набрал высоту. Маликсиан уставился на изломанный горизонт, как будто видел вдали другой ландшафт из прошлого, первозданные равнины девственного мира.
— Леса, полные зверей, ловушек и снайперов. Все остальные забаррикадировались в своих норах и ждут, когда соберутся кланы. А когда они соберутся, все ходячие, ползучие и летучие твари планеты будут пытаться вырвать из тебя кусок. Вот поэтому наиболее пригодная с ними тактика — нападать скрытно. Они знают, что наш народ не сможет достаточно долго продержаться, если они начнут обороняться в полную силу.
Маликсиан встрепенулся, скорбно зашуршав пернатой мантией, и погрузился в угрюмое молчание.
Беллатонис кивнул. Экзодиты были отсталыми, но не глупыми, и среди них ходили легенды о Темных Сородичах, которые приходят по ночам, чтобы украсть души неосторожных. Эльдары с искусственных миров также испытывали некое собственническое чувство долга по отношению к девственным мирам. Они могли заявиться из Паутины в самый неподходящий момент, чтобы защитить их. Реальная цель набега для Иллитиана — пленение миропевца, который, несомненно, принадлежал к самой высокой и защищенной касте экзодитов — начинала казаться весьма рискованным предприятием.