Изменить стиль страницы

Разумеется, эти двое, которым, казалось, сама природа предназначила быть вместе, не смогли устоять перед искушением изучить друг друга до самых потаенных уголков тел и душ. Мастерская стала приютом их тайной любви и местом, где зародились новые работы Родена, передававшие квинтэссенцию их страсти: «Поцелуй», «Аврора», «Данаида», «Вечный идол»…

Да, Камилла стала его возлюбленной, но… она хотела быть больше чем любовницей, хотя однажды гордо сказала: «Я не хочу разбивать тебе жизнь…» Роден по-прежнему жил в гражданском браке с Розой, и та по-прежнему терпела его непростой характер и то, что Огюст стал проводить в мастерской чуть не все ночи. Роза смирилась с существованием Камиллы, а Роден… Он принимал жертвы обеих женщин как должное! Скульптор работал на износ, брал множество заказов, чтобы содержать дом, семью, мастерскую, а любовь… Да, он воплощал ее в камне так, что у видевших его работы захватывало дух и на глаза наворачивались слезы – но умел ли так же любить сам мастер? Или его гений был весь, без остатка отдан волшебству оживления холодного камня?

Однажды у Камиллы вырвалось горькое: «Ты ни разу в жизни не сказал мне, что любишь!» – на что ее возлюбленный ответил: «Я леплю тебя. Ты – самое совершенное существо на свете и все, что у меня есть». Однако ей нужно было больше. Ее страсть, ее разум разбивались о его нежелание назвать ее своей законной женой, как о те самые гранитные скалы, которые тысячелетиями противостоят яростному натиску волн…

Десять лет они просуществовали бок о бок в его мастерской. И все эти годы Камилла боролась за него – и не победила. Нервные припадки следовали один за другим. Роден увез любимую отдыхать, но как только они вернулись в Париж, ей снова стало хуже. Камиллу грызло то, что она – никто. Ей уже тридцать, но не прошло ни одной выставки ее работ. Все ее силы ушли лишь на то, чтобы завладеть шестидесятилетним Роденом, но все было напрасно!

Он чувствовал себя виноватым лишь в том, что ее здоровье расстроилось. Роден делал все, чтобы продвинуть работы самой талантливой своей ученицы: выдвигал их на конкурсы, выставлял рядом со своими, знакомил ее с именитыми сынами богемы – Моне, Ренуаром, братьями Гонкурами… Камилле просто не хватает терпения, решил он, который также выдвинулся не сразу, а лишь спустя десятилетия каторжного труда.

Она возненавидела его так же безгранично, как недавно любила. Когда Огюст, видя, что положение с ее разумом становится критическим, предлагал свою помощь, Камилла впадала в истерику. Она ушла от него, поселилась в маленькой квартирке и поначалу пробовала работать, но безумие уже затягивало ее в свою липкую паутину… Она разбивала начатые работы, и весь пол ее каморки был усеян осколками, когда родные приехали, чтобы определить Камиллу в приют для умалишенных…

Камилла пережила всех: и Розу, на которой Роден все-таки женился за две недели до того, как та умерла, и самого Огюста, пережившего жену меньше чем на год. Однако ее тридцатилетнее затворничество в стенах психиатрической клиники было совершенно безрадостным, лишенным какого-либо творчества. О прежней Камилле напоминали только немногочисленные, но полные страсти и очарования работы, оставшиеся после нее, и – скульптуры того, кто внес такую боль и смятение в ее жизнь…

Любовь Менделеева и Александр Блок

Отношения великого русского поэта Александра Блока, в стихах которого женщина, как правило, являлась существом высшим, поднятой на недосягаемый пьедестал Прекрасной Дамой, с женщинами земными, из плоти и крови, всегда были более чем странными.

100 историй великой любви i_064.jpg

Александр Блок

С Любашей Менделеевой Блок был знаком с самого детства: имение его деда Шахматово находилось всего в восьми километрах от имения Дмитрия Менделеева, знаменитого русского химика. Домашний театр, посиделки на веранде под пение самовара, «живые картины», совместное разгадывание ребусов… Все это разом вспомнилось Александру, когда он снова встретил ту, которую не видел долгие годы.

Люба Менделеева играла Офелию в «Гамлете», и Блок был очарован как исполнением, так и самой девушкой, выросшей из пухлощекой молчуньи в статную красавицу. В свои восемнадцать Александр Блок уже пережил острое разочарование первой любви. Ксения Садовская, с которой у него случился захватывающий курортный роман и которая вдохновила его на многочисленные поэтические строки, была скучающей светской львицей. Они встретились на курорте в Южной Германии. Блоку было шестнадцать, Ксении – тридцать семь. Пылкий мальчик забавлял томящуюся даму, и та, не слишком задумываясь о последствиях, легко пустила его в свою постель.

Мать Блока, с которой он приехал на курорт, устроила пошлый скандал, ворвавшись к «гнусной совратительнице» в номер. Садовская была старше матери Саши на год – и та неистовствовала, грозя распутнице всеми карами небесными и даже каторгой… Садовская выставила мадам Блок за дверь, и та сорвала досаду на сыне: «Куда деться, Сашурочка, возрастная физика, и, может, так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни?»

В тот же день Блоки уехали домой. Александр не успел попрощаться со своей первой любовью, лишь положил под ее дверь красную розу… Однако они еще не раз свидятся – в Петербурге, где их сладкие тайные свидания будут разбавлять рутину ее скучной семейной жизни.

С появлением в его жизни Любы Менделеевой Блок совершенно остывает к Садовской: он наконец-то нашел свой идеал, чистую, прекрасную девушку, жизнь с которой можно начать с нового листа! Они встречались год, а затем Блок, совершенно уверенный в своих чувствах, сделал Менделеевой предложение. Была сыграна свадьба, и все предрекали паре долгую и счастливую семейную жизнь. Из этого сбылось только первое – их семейная жизнь была действительно долгой. Но счастливой, увы, назвать ее было невозможно…

Разумеется, поэты отчасти существа не от мира сего, но чтобы в первую брачную ночь объяснить трепещущей от любви и страсти невесте, что физической близости между ними быть никак не может, потому что это… помешает их духовному родству?! Люба плакала от стыда и унижения, но она как-никак была его Прекрасной Дамой, Таинственной Девой и Вечной Женой, и, возможно, это на время примирило ее с происходящим.

Блок не мог проделывать со своей женой в постели то, что позволял себе с уличными девками в публичных домах, куда он шел, чтобы выпустить пар и… снова писать о чистоте, женственности и белых одеждах! Однако если он, презирая все плотское, вовсю пользовался услугами доступных женщин, то бедная Люба даже помыслить себе не могла, что их брак, освященный церковью, превратится в такой балаган… Ее созревшее тело также требовало любви земной, настоящей, а не той условной близости, которую предлагал ей муж.

Между тем внимания Любы стало открыто добиваться другое литературное дарование – Андрей Белый. Красавец Белый настойчиво ухаживал за женой Блока, а она, бедняжка, не знала, что делать со всеми этими свалившимися на нее высокими чувствами: мистикой собственного мужа, который желал видеть ее как Неизреченную, и поклонением Белого, который также хотел от нее пламенного горения и полного слияния душ…

Люба была чудо как хороша: пытаясь совратить собственного мужа, она выписывала наряды из Парижа, пользовалась модными духами, но лучше всего был ее истомленный неразделенной страстью взгляд. Их физическая близость все же состоялась – через два года жене удалось затащить собственного мужа в постель, но… он заявил, что это была ошибка и больше такого не повторится! Правда, время от времени они с Блоком все же бывали близки, но особой радости в этом для бедной Любы не было.

Наконец она решилась принять навязываемые ей правила чужой игры и стать «свободной, как птица», допустив к своему телу других, раз уж мужу оно было совсем без надобности. Гастролируя с театром Мейерхольда по России, Люба честно писала Блоку о каждом новом любовнике, неизменно приписывая в конце: «Люблю тебя одного в целом мире».