– Что? – спросила она, елозя под ним.

– Ты... – Было только одно подходящее слово. – Моя. Ты моя. – С требовательным звоном в ушах он подарил ей еще один поцелуй.

Она приветствовала его напор. Ее руки исследовали его грудь, плечи, спину, ее ногти оставляли царапины.

– Прости. Прости, – произнесла она, задыхаясь. – Тебе больно, а я...

– Не останавливайся.

Она продолжительно поцеловала его шею:

– Хорошо.

– Эта футболка тебе сильно дорога?

– Нет.

Он разорвал материал посередине, открывая взору белый кружевной бюстгальтер и мягкий, плоский живот самого лучшего оттенка. Небольшое количество веснушек усеивали ее кожу.

Он всегда ненавидел веснушки. Но здесь? Ему казалось, что он... любит их. На Николе они словно дорожная карта, по которой он жаждал следовать, облизывая путь от одной к другой.

– Бюстгальтер? – проскрипел он.

– У тебя есть пунктик по уничтожению одежды?

– Бюстгальтер? – настаивал он.

– Избавься от него.

Он так и сделал. Раздевая Николу, он пристально за ней наблюдал. И, ох, новый водоворот желания накрыл его, практически смыв. Его мышцы содрогались. Кости дрожали. Душа кричала: "Да". Да, ради обладания этой женщиной я был создан. Единственная, кто окрыляет его, и никогда не даст упасть.

Он мог только упиваться ею, каждый из его органов чувств пел колыбельную. Раньше такого не было. Опьяняющая песня окружила его, ласкала, захватила. Его соблазняли, не ради оцепенения, а ради сокрушительных изменений.

Он никогда не станет прежним.

Корица и ваниль, которые были частью Николы, окутали его, проникая через поры. Она клеймила его собственной эссенцией... он принадлежал ей. Половинка целого.

Эти неистовые глаза смотрели на него, в них отражалось сильнейшее желание. Свет окутал ее. Наслаждение добавляло её коже сияние.

– Ты пялишься на меня, – прошептала она.

– Мне жаль, – затем, – нет, мне не жаль. Мне это нравится.

– Ну, тогда я рада.

Он не мог удержаться, чтобы не сказать следующие слова:

– Я хочу быть с тобой, Никола.

– Я тоже.

Он двигал пальцами вдоль ее шеи, мягко, легко:

– Я буду осторожен.

Никола покачала головой, ее волосы на подушке задвигались в огненном танце:

– Не хочу осторожности.

– Но ты ее получишь. – И он убедится, чтобы ей понравилось. Неважно, что для этого придется сделать.

Он исследовал ее, и каждая новая точка соприкосновения отправляла его глубже и глубже в океан желания, пока безжалостно не накрыл Колдо с головой. Но он знал, в глубине души, что каждым своим действием заявляет о своих чувствах к Николе.

Она была ценна. И ее стоило спасать. Ему хотелось видеть Николу на своей стороне. Все, в чем он раньше нуждался, теперь ничего не значило.

Он снял с нее остальную одежду, удивляясь и вновь открывая эту женщину, которая так пленяла его, и распространил свою эссенцию по ней, не оставляя нетронутым ни дюйма, в результате покрасневшая кожа светилась все ярче.

– Колдо, – выдохнула она. – Мне жарко... горю.

– Это эссенция, моя сладкая Никола.

Она посмотрела на него, сказав:

– Безупречный, – прежде чем закрыть глаза и простонать. – Эссенция?

– Порошок, который мое тело производит специально для тебя, – напряжение внутри него нарастало. И он понял, что теперь она ему просто необходима. Каждый мускул, который сжимался вокруг кости, требовал Николу. Его кровь кипела.

– О. Это мило.

– Мило?

Она задыхалась, извивалась на матрасе, а он выдыхал одно слово наслаждения и похвалы за другим, водоворот держал его в ловушке слишком долго. Они ухватились друг за друга и смешались, и он мог чувствовать, как бешено колотится ее сердце, пока они отчаянно целовались. Удары становились сильнее с каждой проходящей минутой, подводя их к краю пропасти.

– Колдо, – простонала она.

Такая пьянящая просьба. Почти сверх того, что он мог вынести:

– Да?

– Мне нужно...

– Мне тоже, – но его забота о ее благополучии вдруг затмила все остальное. Он не возьмет ее, неважно что она сказала и неважно что он чувствует. До тех пор, пока она не готова.

Неважно каким отчаянным он был, ее здоровье важнее, и ничто это не изменит. Потому что он понял, что не хотел ничего забирать. Только отдавать ей.

Будет трудно придерживаться этого пути, он знал. Всю его жизнь ему отказывали в таких вещах, который многие считали само собой разумеющемся.

Одобрение, мягкость. Привязанность. Наконец-то он обрел их.

И когда все это ему так открыто предлагают, ему необходимо ждать?

– Никола, – сказал он.

– Колдо, – простонала она.

– Однажды мы будем вместе.

– Да. Сегодня. Сейчас. Мы уже говорили об этом.

Боже Милостивый.

– Нет. Планы поменялись.

Ее руки обхватили его, ногти вонзились в спину.

– Я смогу выдержать это. Смогу!

Возможно. Возможно нет. Но он не мог. Мысль о том, чтобы причинить ей боль, даже такую незначительную, его убивала. Если даже он когда-нибудь даст ей повод оглянуться назад и подумать о нем с разочарованием, сожалением или гневом, он охотно бросится на собственный меч.

– Не можешь... продолжать словно... это, – сказала она. – Пожалуйста.

"Никогда не умоляй", – хотел он сказать. Но ему нравилось слишком сильно, чтобы останавливать ее от повторного действия.

– Пожалуйста.

– Я помогу тебе с этими чувствами. – Как-нибудь. Каким-то способом. Хотя ему не хватало опыта: он касался ее здесь, там, казалось везде и сразу, но этого недостаточно для него, но она начала кричать, тяжело задыхаться, напрягаясь под ним, прося, умоляя, прося больше.

Давление внутри него усилилось. Это напоминало ему о тех временах, когда он зашел в свою пещеру и взорвался, гнев слишком сильный для тела, чтобы сдерживать. Но это была не ярость. Это неприкрытый, животный голод. Никола так чудесно выглядела – ее глаза закрыты, ресницы отбрасывали неровные тени на щеки, губы красные и пухлые, а запах усилился, она благоухала медом, затмевая корицу и ваниль. Его рот наполнился слюной, а его внутренности... его внутренности... раскололись.

И затем она закричала его имя. И Колдо заревел от сильнейшей агонии, которая поглощала. Совершенно ошеломленный, задыхающийся, потеющий… бормочущий.

Да, бормочущий.

– Что случилось? Это было... Я не могу описать... Я никогда... Что мы только что сделали... Ты почувствовала это... как можно... – Понимание прорвалось к нему сквозь замешательство, и появилось желание сбежать, но он остался на месте.

Никола обнимала его.

Колдо рухнул на матрас. Его трясло, но он... улыбался, несмотря на свои эмоции.

– Ты испытала тоже что и я? – наконец-то. Связное предложение.

– Да, и я не в обмороке, – сказала она с улыбкой.

– Как и я, – он не потерял контроль, не взял, что мог. Он не свернул с пути и сделал еще один шаг к ее завоеванию. Он подарил ей удовольствие и, очевидно, сам его получил.

"Скоро", – сказал он себе. Очень скоро он сделает следующий шаг... возьмет ее полностью. И они упадут в пропасть вместе.

Переводчик : Shottik

Редактор : Marusy_Vlasova

Глава 26

Когда Тэйн вырвал ему рога, демон закричал от боли.

Когда Тэйн вырвал ему глаза, демон рыдал и плакал.

Когда Тэйн срезал огромные куски плоти с его тела, демон хныкал.

Черная кровь стекала по рукам Тэйна крошечными ручейками, обжигая, оставляя шрамы. Запах серы наполнил воздух. Рядом, по стенам пещеры текли телесные жидкости других жертв. У ног Тэйна лежала куча вырванных органов.

– Если ты откажешься говорить, – сказал он. – Я, прежде чем убить, вырву тебе язык.

Существо забормотало, но все, что слышал Тэйн это:

– Бла, бла, бла, пожалуйста. Бла, бла, бла лучше меня.

– Думаешь, ты лучше меня? – набросился Тэйн. – Или что я не лучше, чем ты? – В любом случае...