Убедившись в полной готовности самолёта, я подрулил на стоянку к аэровокзалу. Экипаж был занят последними предполётными приготовлениями; я же отправился в отдел перевозок уточнять загрузку.

В этот момент ко мне обратился дежурный начальник смены:

— Командир, загрузка полная: пассажиров всего пять человек, остальное — почта и багаж, правда, багаж необычный. Вот этот господин, — дежурный указал на широкоплечего иностранца, — приволок из Москвы такие чемоданища, что я не знаю, можно ли протащить их в дверь самолёта. Смотри сам — сумеем их разместить?

К нашему разговору, как я успел заметить, внимательно прислушивался один из пассажиров. Это был человек среднего роста, с одутловатым, неприятным лицом, одетый в модное светлое демисезонное пальто в клетку. В плечах чуть ли не косая сажень. Возле пассажира стояли ещё три человека в шляпах — все незнакомые мне иностранцы. Не успел я ответить, сможем ли мы взять чемоданы, как один из иностранцев, сильно нервничая, заспорил:

— Нечего смотреть, наш багаж должен следовать только вместе с пассажирами!

Как раз в это время к самолёту подвезли три огромных кофра. И снова я заметил, как разволновался споривший пассажир.

Через некоторое время он стоял уже возле своего багажа, а я поспешил к самолёту, чтобы на месте выяснить, можно ли этот негабаритный груз взять в полёт.

Рыжеватый господин семенил возле кофра, размахивая руками, как граблями, и мешал носильщикам, суетливо подавая им советы, как протиснуть сундуки в дверь самолёта. Я не обращал внимания на разглагольствования этого «дипломата», а прикидывал в уме, как поступить.

Уже с первого взгляда видно было, что все чемоданы разместить в самолёте не удастся. Я пошел переговорить в отдел перевозок. По моим пятам неотступно следовал владелец багажа. Я нашел начальника смены и сказал, что, несмотря на все настояния иностранцев, взять на борт самолёта три таких сундучища никак нельзя. В крайнем случае, можно поместить один из них с тем, чтобы положить его на два задних пассажирских кресла.

Иностранцы подняли неистовый крик:

— Как это — нельзя? Мы дипломаты! Вы обязаны перевозить наши вещи! Мы требуем отправки! В противном случае мы вынуждены будем звонить в посольство.

— Куда бы вы ни звонили, — заметила на это дежурная отдела перевозок, — а наши порядки вам никто не позволит нарушать. Это вы у себя дома можете командовать. Как сказал командир корабля, так и будет! Желаете лететь с одним чемоданом — пожалуйста. Нет — ваши чемоданы будут доставлены в Прагу на следующем грузовом самолёте.

Иностранцы быстро ухватились за эту мысль.

— Мы оплатим перелёт в Прагу, — заявили они, — но при условии, что вы и нас отправите вместе с чемоданами.

Меня эта канитель начинала волновать: могли опоздать с вылетом. Я понял, что эти «дипломаты», как они себя называют, беспокоятся прежде всего за сохранность своих сундуков.

Довольно резко я заметил:

— Отдел перевозок отвечает за сохранность ваших вещей!

А дежурная добавила:

— Специального самолёта сегодня нет, это можно сделать только завтра.

— Тогда мы не полетим, получайте обратно билеты!

Иностранцы стали запугивать дежурную, всячески угрожать ей и грубить. А время вылета приближалось.

Тут я потерял терпение и громко произнес:

— Я пошёл на вылет!

«Дипломаты» не на шутку переполошились. Но как они ни настаивали на своём, а пришлось им подчиниться нашему требованию.

— Хорошо, я лечу со своим чемоданом, — заявил один из них. — Но секретарь нашего посольства тогда останется с остальными вещами и напишет жалобу на вас, направит протест вашему правительству!

— Пусть пишет, а вы собирайтесь, если думаете лететь! — ответила дежурная отдела перевозок.

Снова около самолёта очутился чёрный мрачный кофр длиной около двух метров и почти по метру в ширину и высоту.

— Берите чемодан, ставьте его на попа и стоймя затаскивайте в машину! — приказал я грузчикам.

Грузчики приготовились взять чемодан за углы, как вдруг, откуда ни возьмись, господин с одутловатым лицом. Снова начал он крутиться возле чемодана.

— Осторожнее, осторожнее!.. Кантовать нельзя! Брать чемодан лучше всего за это место, — указывал он грузчикам на боковые ручки чемодана-сундука.

С трудом и не сразу одним концом удалось чемодан подать во входную дверь пассажирской кабины, но второй конец ещё держали на руках. Наконец кое-как втолкнули груз на площадку самолёта и остановились перевести дух.

Механик предложил:

— Давайте мы его поставим вертикально около буфета.

Суетливый господин опять стал возражать, что в таком положении вещи помнутся, что класть чемодан можно только горизонтально, причем непременно крышкой кверху.

Я подумал и согласился: пусть лежит чемодан — чего доброго, при первой незначительной болтанке упадёт и повредит отделку самолёта. Я даже предложил поднять чемодан с пола и поместить его боком на поручни двух последних кресел возле буфета: так устойчивее будет.

Вместе с бортмехаником мы помогли затолкать чемодан поближе к борту самолёта, а чтобы он не загораживал продольный проход между креслами, поставили его боком. Я ушёл к себе в кабину. «Дипломат» не успокоился и настоял на своём — чемодан был перевёрнут крышкой вверх. Мы готовы были на всё, лишь бы избавиться от бесконечных претензий господ «дипломатов».

Ни разу ещё за всю свою лётную практику не приходилось мне перевозить такой объёмистый груз, не встречались мне и столь назойливые пассажиры среди дипломатов.

Но вот волнения улеглись, и нам пора было отправляться в путь. Все пассажиры находились на своих местах. На двух передних рядах кресел слева сидели советский генерал с женой, работник аппарата ЦК партии и какой-то гражданин Чехословацкой Республики, возвращающийся на родину. По правому борту, двумя креслами дальше переднего, сидел беспокойный владелец кофра, средние ряды кресел были заполнены почтой, предназначенной для Праги, и багажом пассажиров.

Громадный чемодан, причинивший нам всем столько хлопот, лежал за почтой.

Экипаж занял свои рабочие места; бортпроводница Нина сидела, как всегда, в кресле возле буфета.

Беспокойный господин, представитель одной из заокеанских стран — как я успел узнать, — то и дело оглядывался на свой багаж, будто опасался, что в последний момент перед стартом кофр его может исчезнуть.

Царящую на аэродроме в предутренний час тишину нарушил рёв моторов. Самолёт стремительно покатился вперёд, рассекая плотный зимний воздух, и, в последний раз коснувшись шасси бетонной взлётно-посадочной полосы, взмыл вверх. Пунктом нашей первой посадки был намечен город Львов.

Самолёт подвигался вперёд плавно, без единого толчка. Спокойный режим полёта усыпляюще действовал на пассажиров, все дремали. И даже беспокойный господин, закрыв глаза, небрежно развалился в кресле.

Я сидел в левом пилотском кресле, держал перед собой полетную карту, отмечая на ней контрольные ориентиры и местонахождение самолёта. Между делом мы делились впечатлениями о встрече Нового года, рассказывали, кто, как и где веселился в предпраздничную ночь.

В кабину вошла бортпроводница.

— Можно с вами посидеть? — спросила она. — Пассажиры все задремали, убаюкало их, а мне стало скучно одной.

Нина была общительна и любознательна. Чтобы повидать чужие страны, она не побоялась против воли матери устроиться бортпроводницей. Нину, конечно, многое интересовало за рубежом, но была у неё и своя слабость — пристрастие к заграничным модам. Экипаж знал эту слабую струнку девушки и нередко добродушно подшучивал над ней. Но Нина нисколько не обижалась. Она прекрасно знала, что отношение экипажа к ней самое дружелюбное, пассажиры тоже любят и ценят её. Да и было за что: в свои нехитрые обязанности бортпроводницы Нина вкладывала всю душу. Был случай, когда в пражском аэропорту пассажиры, следующие в Москву на другом самолёте, увидев Нину, гурьбой потянулись к диспетчеру и стали просить, чтобы их пересадили на нашу машину.