Изменить стиль страницы

В последующем афганские войска захватили еще и перевалочную базу Льмархауза, расположенную восточнее Джавары.

После подрыва базовых сооружений и спецминирования к исходу 22 апреля они были выведены из района боевых действий и сосредоточились в районе Хоста.

Это был первый случай, когда правительственным силам удалось захватить Джавару. До этого все попытки афганских ВС самостоятельно захватить базу оканчивались безрезультатно, поэтому она считалась неприступной.

Из Джавары афганцы вывезли в Хост 3 танка, 4 БТР, 23 орудия и миномета, 60 ДШК и ЗГУ, 45 ПЗРК, большое количество различных боеприпасов, продовольствия и медикаментов, а также из-за невозможности вывоза взорвали вместе со складами несколько миллионов патронов к стрелковому оружию, тысячи артиллерийских снарядов и мин, инженерных боеприпасов. После окончательного разрушения базы остатки ее были заминированы советскими саперами.

В связи с тем, что моджахеды планировали напасть на возвращающиеся после операции войска, по приказу генерала армии В. Варенникова они были переброшены по воздуху силами советской и афганской транспортной авиации.

По возвращении в гарнизоны их базирования воинским частям ВС ДРА участвовавшим в операции, была устроена торжественная встреча. В Кабуле провели также военный парад «победителей». В целом, несмотря на недостатки, операция по захвату Джавары показала, что и афганские части при соответствующей организации и желании могут успешно решать боевые задачи. Она также оказала положительное влияние на морально-боевой дух войск.

На этом можно было бы поставить точку, но надо добавить, что спустя полгода мятежники снова восстановили Джавару.

К сожалению, так оканчивалось немало операций. Люди проявляли мужество и героизм, терпели лишения, гибли, а в конечном итоге результаты их действий оказывались ничтожными или даже бессмысленными. Правительство ДРА не могло воспользоваться этими победами и установить контроль над более или менее значительной частью территории Афганистана, поэтому после ухода войск мятежники возвращались вновь и продолжали хозяйничать в «освобожденных» районах, как и прежде.

Руководитель этой операции с советской стороны генерал-майор Ю. Греков, вспоминая Джавару, рассказывал мне, как они попали под минометный обстрел мятежников и, как говорится, еле унесли ноги: «Когда мы садились на вертолете на площадку подскока, то заметили, что на ней то тут, то там отмечаются разрывы снарядов. Я увидел начальника штаба 56-й одшбр майора В. Евневича, который сидел под одиноким деревом и махал нам рукою, чтобы мы бежали к нему. На краю поляны в яме сидел солдат и тоже подавал знаки, пытаясь привлечь к себе наше внимание. Когда вертолет приземлился, люди из него стали разбегаться кто куда. Я сначала хотел бежать к Евневичу, но увидел, что генерал армии В. Варенников побежал к солдату, и кинулся за ним. Спрыгнув в яму, мы долго не могли отдышаться — сказывалось высокогорье. Когда обстрел закончился, Варенников, поблагодарив солдата, сказал, что он выбрал самое лучшее место для укрытия.

Пару дней спустя при штурме Джавары я вдруг заметил, что одно орудие стреляет в сторону и разрывы снарядов ложатся в месте расположения афганской дивизии, куда уехал генерал армии Варенников. Я тут же принял меры, чтобы остановить стрельбу. И вовремя. Как потом выяснилось, ошибся наводчик орудия, установив прицел на одно деление левее. Проверяющие тоже не заметили ошибки. Из наших никто не пострадал, а у афганцев погибло 11 чел. Варенников, выйдя из-под обстрела и разобравшись в чем дело, только и сказал: «Прискорбный случай».

Полковник С. Коренной, бывший в то время военным советником в 25-й пехотной дивизии, которая дислоцировалась в Хосте, тоже немало пережил во время этой операции. Ведь советникам приходилось в Афганистане, пожалуй, труднее всего, так как они жили и работали среди афганцев. Именно они часто становились первыми жертвами предательства афганских солдат и офицеров: «Март 1986 г. в Афганистане выдался снежным и слякотным.

В иную зиму, наверно, не выпадало столько снега, сколько выпало его за этот весенний месяц. И как раз в это время решили провести операцию по захвату расположенной в округе Хост, недалеко от пакистанской границы, перевалочной базы мятежников Джавары. Мне, конечно, трудно судить, чем руководствовались, выбирая время проведения этой операции, но то, что оно было выбрано неудачно, стало ясно, как только начались боевые действия.

25-я пехотная дивизия, где я тогда был военным советником начальника разведки, тоже участвовала в этой операции. Она действовала совместно с 666-м полком «командос», частями 2-й пограничной брцгады, царандоя и ХАД. Начав выдвижение из Хоста, мы к исходу 9 марта подошли к ущелью Шинканайруд, где были остановлены огневым сопротивлением мятежников. Полки дивизии насчитывали всего по 150–170 чел. личного состава, 10–12 бронетранспортеров и примерно столько же автомобилей. Основную ударную силу дивизии составляли отдельный танковый батальон (6 танков Т-55) и артиллерийский полк (6 реактивных установок и 14 артиллерийских орудий).

Командир дивизии приказал развернуть артиллерию, выдвинуть танки для стрельбы прямой наводкой и, последовательно блокируя господствующие высоты, организовал захват высоты, на которой мятежниками была оборудована позиция для крупнокалиберного пулемета и миномета. Моджахеды оборонялись отчаянно. Особенно отмечалась стойкость их минометного расчета. Даже когда в строю остался только один из четырех членов расчета, он не прекратил огонь, пока не были израсходованы все боеприпасы. А пулемет ДШК замолчал лишь после прямого попадания из танка по амбразуре. Как стало в последующем известно, здесь бой вели группы самообороны кишлаков Секандара, Коткалей, Чинекалей и Ситукалай, которые год назад были безжалостно и по-варварски разграблены правительственными войсками. На этот раз, несмотря на предупреждения наших советников, прошлогодняя история повторилась, но более скромно, так как жители заблаговременно со своим домашним скарбом и живностью покинули эти кишлаки. Отважные «сарбозы» (афганские солдаты. — Примеч. авт.) лихо выламывали из всех строений деревянные детали, грузили их на машины и вывозили. Поражало то, что делалось все это в открытую на глазах у офицеров, которые не предпринимали даже малейших попыток прекратить мародерство, а на наши замечания никто из них не обращал внимания. Еще бы, ведь за такую возможность уже было заплачено: погибло 8 чел. (из них 2 офицера), ранено — 7, взорвана БМ-14, выведена из строя 76-мм пушка. В этом плане правительственные войска мало чем отличались от моджахедов, действуя иногда как самые настоящие мародеры и грабители.

Разграбив все, что еще оставалось в кишлаках, дивизия подошла к подножью перевала Нарай. Здесь развернули основной лагерь, а частью сил выставили на перевале блоки охранения. Первые сутки на высоте 2,5 тыс. м были самые тяжелые. Во-первых, надо было приспособиться, а во-вторых, неблагоприятные погодные условия (мокрый снег вперемежку с дождем, сильный ветер), нехватка воды и продовольствия, близость пакистанской границы (300 м) оказывали неблагоприятное воздействие. Однако афганские солдаты держались стойко. Честно говоря, мы, северные люди, привыкшие к холоду, поражались их выносливости и терпению. Потом стало немного полегче, но угнетающе действовала на всех неясность обстановки. Мы застряли на перевале и дальше не шли. Никаких команд не поступало, и командование дивизии не знало, что делать.

Помню, 11 марта на «пятачок» чуть ниже перевала опустился вертолет Ми-8 40-й армии, а две пары боевых Ми-24 начали прикрывать пассажиров, которые бегом устремились к нашему командному пункту. Это прибыл заместитель главного военного советника по боевым действиям генерал-майор В. Г. Трофименко, по прозвищу «пешеход». Никто не знал, почему у него такой «титул», но среди советников слыл он недалеким человеком, матерщинником и невеждой, в чем, впрочем, мы и сами скоро смогли убедиться. Сопровождавших его в поездках офицеров, за исключением политработников, он по нескольку раз в день словесно «расстреливал, отдавал под трибунал или награждал». Все зависело от ситуации и его боевого настроения. В это утро настроение у генерала, видимо, было бодрое, и он, несмотря на свой возраст (уже за 60), довольно лихой трусцой бежал от вертолетной площадки. За ним следовала непременная группа сопровождающих.