#ПОПУТЧИК

Диана Килина

Представьте себе двух людей, едущих из пункта А в пункт Б. Они не были знакомы друг с другом раньше, никогда не встречались и не видели друг друга до этого момента – тёмная трасса, мелькающие вдоль дороги фонари, шум ветра за закрытыми окнами машины, запах свежего кофе из бумажного стаканчика.

Что они будут делать?

Может быть, решат воплотить в жизнь фантазии друг друга – те самые, сокровенные, которые обычно так и остаются спрятанными за закрытыми дверьми где–то очень, очень глубоко…

ПРОЛОГ

никогда не бери попутчиков.

не разговаривай с незнакомцами.

это правило. только сучий

день сегодня.

семь лет нет солнца.

на восьмой год оно появится,

за собой приведёт Господа.

под стопой его мир развалится,

затрещит мир вязанкой хвороста.

 

не возьму с собой луну–доченьку,

да и сына оставлю, месяца.

я возьму с собой нож заточенный,

зашагаю один, весело.

пока мир слаб – война не кончится.

брат на брата пойдёт с ножиком.

мать несчастная взвоет, скорчится:

''защити их обоих, Боженька.

сбереги, Отец, человеческих,

неразумных своих деточек''.

 

...а Бог выйдет курить на крылечко,

огонёк в руках станет светочем.

и поднимут люди свои головы,

скажут: ''гляньте, звезда рассветная''.

а Господь усмехнётся в бороду:

''ищешь Бога? да только нет меня''.

 

никогда не бери попутчиков.

не разговаривай с незнакомцами.

тут ты прав. только дело случая.

да и сказка моя не кончена.

 

до чего хорошо ты слушаешь –

всё молчишь, и глядишь внимательно.

а на свет фар слетаются души.

вот, смотри, одна в белом платьице.

этой было всего четырнадцать,

когда небо над домом дрогнуло.

и посыпались, шурша крыльями,

на дорогу стервятники–бомбы.

я ведь был там. свинцом обвешанный,

кровью ржавой смачивал горлышко.

я стрелял не жалея, не мешкая,

в человечьих детей–оборвышей.

 

но в глазах её.

но глаза её...

 

/мне ни водкой, ни сном не вытравить/

 

в них не бился страх. только тихий лёд,

безмятежный лёд.

 

''дай дурман–травы'' –

Бога я просил. приносил вино,

агнца приносил, приносил руно.

''я же худший сын из твоих сынов,

успокой меня, дай мне сон без снов''.

 

только Бог папиросу выбросил,

повернулся лицом обветренным.

усмехнулся, да вопросил:

''ищешь Бога?

да только нет меня''.

 

...и с тех пор я слегка помешанный.

не пугайся, с тобой я – вежливо.

стало много на свете нежити.

Бог устал. кто накажет грешников?

 

дождь рассыпался мелкой моросью,

по машине бьёт, что на обочине.

тридцать шесть километров до города.

мы остались здесь в одиночестве.

 

посмотри – взгляд мой злой, измученный

и в зрачках пляшет лунное солнце.

 

никогда не бери попутчиков.

 

да и сам не садись к незнакомцам.

 

Джио Россо (Виктор Тищенко)

Судья явно был не в восторге сидеть несколько часов в душном маленьком зале заседания, да ещё и в чёрной мантии. Я тоже была не в восторге, но не по причине жары или дискомфорта, хотя, последний преследовал меня с той минуты, как я вошла в помещение.

С огромным трудом выступив с обвинительной речью, я всё остальное время смотрела то на подсудимого, то на человека, сидящего в первом ряду за адвокатом. Раньше я никогда не видела вживую близнецов, и даже не подозревала насколько они похожи.

Как две капли воды. Действительно. Абсолютно одинаковы. Даже в манере держать себя – твёрдая осанка, сосредоточенное лицо. Как будто кто–то решил пошутить, а быть может и совершенно случайно, нажал на copy – paste. Говорят, что у них разные отпечатки пальцев и узоры радужек, а также форма ушной раковины, но подойти и посмотреть я, естественно, не могу, поэтому мне остаётся только догадываться.

Их сходство не уменьшало моей боли. Моего отчаяния.

Пока адвокат говорил речь защиты, я переводила взгляд с одного лица на второе – полностью идентичное первому. У обоих – короткий ёжик светлых волос, те же чистые серо–голубые глаза, та же гладковыбритая кожа на щеках. Длинные пальцы на длинных руках – они ко мне прикасались. Я должна чувствовать себя грязной, но я, почему–то не чувствую.

Судья объявляет перерыв перед оглашением приговора; я даже не заметила, как говорю свою финальную речь. Подсудимого выводят в коридор, а по нему ведут в комнату отдыха двое охранников, и я не думая иду за конвоем.

– Мне нужно две минуты с ним, – тихо говорю тому, который остался снаружи, – Попробую разговорить в последний раз, – вялая улыбка трогает мои губы.

Дверь раскрывается, меня пропускают внутрь.

– Наедине, – я бросаю многозначительный взгляд на подсудимого, – Две минуты.

– Хорошо.

Нас оставляют одних в тесной комнатушке, и я прикладываю палец к губам.

– Прослушка, – шепчу еле слышно и ловлю кривую усмешку.

– Госпожа прокурор, – подсудимый сдержано кивает.

– Вы осознаёте то, что вы делаете, Ильмар? – мой голос дрожит, я не в силах шагнуть дальше – так и стою в дверях.

– Да. Полностью.

– Вы понимаете, какой срок вам дадут? – я душу в себе подступающие слёзы и обхватываю живот руками, в надежде удержать свой завтрак в желудке.

– Восемь лет, – тот в ответ пожимает плечами, – Я знаю, какое меня ждёт наказание.

– И вы осознаёте, что вы восемь лет можете не увидеть своих… Любимых людей?

– Осознаю, – он виновато опускает глаза, а потом смотрит на меня, отзеркалив мою боль, – Мне очень жаль, Соня, – говорит неслышно, просто шевелит губами, но я его понимаю.

Я изо всех сил держусь, чтобы не разреветься в голос.

Это неправильно.

Это несправедливо.

Это нечестно.

– Но вы можете прийти ко мне на свидание, – добавляет он с фальшиво–шутливой интонацией, но я распознаю за ней кое–что иное.

Надежду.

– Это было бы неуместно, Ильмар. Мы очень долго не увидимся, – тихо добавляю я, – Может быть, никогда.

Пытаюсь скрыть печаль в моём голосе, но вряд ли мне это удаётся. Видеть его здесь и сейчас… Это больно.

Знать, что я не увижу его долгих восемь лет ещё больнее.

Он кивнул, быстро сморгнув. Я заметила влагу на его глазах, но от этого мимолётного движения век она исчезла и передо мной снова было то же сосредоточенное лицо, что и несколько минут назад в зале суда.

Стучу в дверь, она открывается, и я медленно иду по коридору. Так же медленно я возвращаюсь на своё место, когда перерыв закончился. Практически не слышу приговор, смотря только вперёд, теперь уже на осуждённого.

Терплю изо всех сил, до крови кусая щёку изнутри.

Я не заплачу. Не–зап–ла–чу.

Его уводят те же два охранника, а я пытаюсь отвести взгляд. Последний раз вижу его лицо – жадно впитываю глазами каждую чёрточку, ставшую такой знакомой. Потом профиль и затылок с короткими волосками. Мысленно прошу его обернуться в последний раз, и чувствую, что моей выдержке приходит конец – глаза начали наливаться слезами. Ничего не слышу, не замечаю вокруг – только его светлые глаза, когда он оборачивается.

В последний раз.

Он уходит, а я остаюсь в зале заседания. Сжимаю кулаки так сильно, что чувствую боль в ладонях – ногти впились в кожу. Ухожу только тогда, когда замечаю, что почти все разошлись и на меня косятся. Иду на слабых ногах по коридору; стены давят, давят, невыносимо давят на меня. Наваливаются тяжёлым грузом, так сильно, что дышать становиться больно.