— Конечно, конечно, не беспокойтесь, — Нейман ласково поглядел на две, ещё не початые бутылки с коньяком. — Я тут посижу, вас подожду. Всего хорошего вам. Командуйте на здоровье. А можно ещё сыра, лимончика и рыбки копчёной? Давненько я осетров не пробовал. Распорядитесь? Благодарю вас.

Пельмени всегда хорошо

После окончания утреннего осмотра сорока лошадей и пяти коров, помощник ветеринара Манжура пришёл в гости к Якову Седых. Старшина позвал поесть пельменей, налепленных собственноручно.

Лошадиный медик немного запутался в двухэтажных одинаковых купейных вагонах «Спальников», стоявших посреди конвоя. Подсказал ему дорогу к пельменям куривший на улице стрелок.

— Ты чего тут бродишь, ветеринар? — поинтересовался он. — Кобыла убежала?

— Да нет, — усмехнулся Манжура. — Седых ищу. Что‑то запамятовал, где он проживает.

— Так он во втором «Спальнике», — стрелок махнул рукой направо. — Там весь ваш эскадрон обитает.

— Спасибо, — Манжура пошагал, куда указали.

В купе старшины сидели неразлучные пистолетчики и Сабиров. Хозяина не было.

— Пельмени свои варит, — пояснил Саня Орлов. — Садись, что стоишь. Чего это у тебя в сумке?

— Подарочек, — Никола вытащил из брезентовой авоськи литровую флягу и аккуратно положил её на столик. Осмотрелся: — Неплохо живёт пехота. Это у вас у каждого по купе?

Юсеф кивнул.

На двух верхних полках у Седых было свалено всё имущество — спальник, куртка, пакеты с чистым бельём, РПГ, два «Шмеля», какие‑то фанерные коробки. На стенках купе висели бинокль, разгрузка, серо — зелёная кепка.

— Удобно, когда места много, — Манжура присел. — У меня меньше места, да мне и не надо.

— Мы тут вспоминали, кто где был, когда катастрофа случилась, — прогудел Сабиров. — Ты‑то помнишь, Никола?

Тот вздохнул.

— У меня всё как отрезало, — он провёл рукой по голове. — Ничего нет в памяти. А ты где был?

— Мне тогда шестнадцать лет исполнилось, — Сабиров вздохнул, откинулся на стенку купе и прикрыл глаза. — В школе на уроке отпросился в туалет. Руки стал мыть, и тут качнуло меня, в голове что‑то как проскребло. Думаю, что это такое? Грохот какой‑то вдруг пошёл, звон стекольный. Выбежал в коридор. Дверь в класс, что рядом, открыта. Я туда глянул и остолбенел. Все лежат, кто на полу, кто на столах. Кровь везде. Стекло в окне выбито. Кругом осколки, обломки мелкие какие‑то. Думал, война началась, бомбят нас. Потом уж понял, что не война, а хуже…

— Это от телефонов переносных, — Юсеф потёр подбородок. — Я сам их не видал, мне в детском саде и школе говорили.

— Мобильные, точнее, сотовые телефоны, — поправил его Сабиров. — Они взорвались все одновременно. Вообще всё взорвалось — компьютеры, телевизоры, печки микроволновые. Вся электроника бабахнула в один миг.

— А почему? — Манжура перевёл взгляд с висевших на стенке карманных часов на Сабирова. — Почему вся техника эта взорвалась?

— Никто не знает, — улыбнулся Саня Орлов. — Нам вот с Юсефом объясняли, что может буря космическая пронеслась над Землёй, может ещё что.

— Да, наверно, — задумался Сабиров. — Не зря ведь магнитные полюса сдвинулись. Как мне говорили учёные наши, сейчас Северный полюс магнитный где‑то в Америке, а Южный в морях далёких. Компасы пришлось по — новому делать. Так проще, чем карты перерисовывать, ведь от катастрофы меридианы всякие сдвинулись, перепутались.

— Нам говорили, что только в детских садах мало кто пострадал, — Юсеф снова потёр подбородок. — Но выжили всё равно не все. Пока уцелевшие в чём‑то разобрались, пока до детских садов дошли. Саня вон, говорили, от обезвоживания погибал, когда его нашли. А кто наши родители, как они нас звали, так неизвестно и осталось.

— Открыть дверь, пистолетчики — разведчики! — проорал, появляясь в дверях, Седых. В руках он держал большущий эмалированный тазик, с горкой заваленный парящими пельменями.

— Не ори, а заходи скорей, — Сабиров принял у него таз и поставил на столик. — Доставай кружки, Никола что‑то там принёс.

— Коктейль ветеринара «Мечта старого мерина»? — весело посмотрел на Манжуру Седых.

— Нет, — засмеялся тот. — Просто разведённый спирт.

— Ах, как жалко, — старшина, привстав, вытащил с верхней полки кожаный несессер. В нём хранились изящные серебряные рюмочки и великолепные серебряные же ножи, вилки и ложечки. — Неужели этот старинный питьевой набор познакомится сегодня с пойлом простолюдинов вместо изысканных вин и коньяков?

— А куда он денется? — Сабиров вручил каждому по вилке. — По три пельменя скушаем, рюмочку выпьем. Приступим, господа. Вкусно.

Выпили, поморщились от горьковатого привкуса спирта, ударившего в нос, заели горячими пельменями.

— Будет время, я вас башкирскими котлетами угощу или казанским жарким, — здоровенный Сабиров расстегнул пуговицы на рубашке, стало жарко богатырю.

— Ну‑ка, расскажи, — Седых никогда не пропускал случая узнать новости кулинарии, считая её самой важной в мире наукой. — Случай подвернётся, сделаем.

Сабиров постукал вилкой по пустой рюмочке, как бы намекая, что рецепты посуху не ходят. Опрокинув свои пятьдесят грамм и дождавшись того же от друзей, он заговорил: «Берешь поровну баранину, конину, говядину, только мякоть, и через мясорубку их пропускаешь. Соль, перец, и подкинуть жареного лука. Всё это перемешать хорошенько. Из фарша котлеты делаешь, только не круглые, а такие, как магазин у пистолета, вытянутые. В муке их валяешь, потом в бараньем сале жаришь немного. Поджарились, в духовочку их на две — три минуты. Достал, маслом полил, лучком зелёным, укропом посыпал и с гречневой кашей их. Вкуснотища! А казанское жаркое ещё проще. Баранину порезал, немного обжарил, в горшочек положил. Картошку почистил, пополам разрезал, поджарил чуть, на баранину уложил. Чернослив знаете? Его помыть холодной водой и сверху на картошку. Жареным луком засыпать, помидоры сверху, маслица топлёного чуток. Ну там соль, перец, лаврушку, бульоном мясным залить и в духовку на часик. Два таких горшочка съешь, весь день сытый ходишь».

Приятно вести разговоры про еду за богатым столом. Друзья внимательно выслушали рецепты Сабирова и начали вспоминать, что, когда и где ели они.

Но тут в коридоре зашлёпали чьи‑то шаги. В купе заглянул заспанный стрелок, мадьяр Тибор в одних трусах и розовых тапочках.

— Э, ничего себе, — он зевнул. — Думаю, кто героям мешает после ночного патруля отдыхать? А это старшина молодец. Налейте‑ка отличнику погранслужбы, а пельмени можно совсем не давать.

— Давай, заходи, — Седых кивнул. — Только не ори, остальных разбудишь, а тут самим мало. Будешь должен.

— Я тебе ещё раз жизнь спасу, — стрелок почесал встрёпанную голову. — Наливай скорее, а то Васю разбужу.

Старшина ткнул в бок Манжуру.

— Наливай, Никола, этому бандиту. Васю нам не надо. Он один тут всё сожрёт и выпьет.

Спирт плескался в рюмках с почерневшими вензелями, высветляя донышки. Пельмени макали в тёртый хрён со сметаной и тарелку с уксусом — кому что нравилось. Говорили о новых союзниках из Екатеринбурга. Сошлись на том, что если они смогут выставить бойцов триста — четыреста, уже будет хорошо. Потом захмелевшего Манжуру уложили спать, а бойцы ушли на обед, где им полагались ежедневные сто грамм походных. Николаю опять приснились странные сны. Негр в синем халате что‑то кричал ему и бил палкой по ногам. Вокруг стояли хмурые смуглые люди и дёргали его за нос, за уши, за кожу на плечах и груди. Застонав, Манжура проснулся. В купе было темно, но в коридоре горели лампы. Там кто‑то разговаривал. Николай встал с дивана и вышел из купе. Увидевшие его стрелки приветственно кивнули и продолжили что‑то обсуждать.

Манжура помотал головой и двинулся к себе. Он решил больше никогда не пить.

Из распоряжения службы тыла Евразии

«Для представительских нужд конвоя выделить водки различной 1500 (полторы тысячи) бутылок, коньяку различного 4000 (четыре тысячи) бутылок, вина различного 1000 (тысячу) бутылок, приборов столовых серебряных — 60 (шестьдесят) штук, хрустальных столовых наборов — 200 (двести) штук, сувениры, флаги, золотую и серебряную канитель, подарочные наборы …»