— Кажется, яснее некуда, — сказал Алаизиус Сайн, заканчивая чтение.
— Ничуть, — завелся Артур. — Пусть Юрих исчез, и как же сей факт убеждает нас в смерти рекрута?
— Да, как же сей факт убеждает нас в смерти рекрута? — скакадушничал Аттави Аттавиани, надеющийся, имитируя папку, выглядеть умнее.
Разбирая руины здания (все четыре стены рухнули вмиг), нашли часы, красивую безделушку с геральдическими жемчужными венцами и инкрустацией в сусальных арабских гирляндах на циферблате. Эти часы месяц назад купил Юрих Грибальди.
— А если Иёрик передал эти часы Лили в дар?
— Часы и вправду не убеждают нас в смерти Юриха, — признал Алаизиус Сайн. — У меня есть аргумент куда убедительнее. Предлагаю вам заключение adabsurdum:
Примем смерть Юриха как данный факт; значит, если вычеркнуть Аттави Аттавиани, aliasУльриха Верси-Ярн, за ним вслед — утратив всех детей и представ перед нещадным мщением Клана — будет вынужден умереть и сам Артур Бэллывью Верси-Ярн.
— Макиавеллизм! — хихикнула Сиу.
— Садизм! — рявкнул Артур.
— Нацизм! — выругался Аттави.
— Сейчас увидим, верен ли наш аргумент: сначала убьем Аттави Аттавиани, и так уже примелькался здесь!
— Как?! За какие грехи? — заныл сыщик. — Я ведь еще так юн!
— Аттави, заткнись, — приказал начальник. — Ты так и не врубился, ведь развязка уже близка и мы приближаемся к финалу!
— Какая же тут связь? — разрыдался Аттави.
— Shutupstupid! — выругался Алаизиус Сайн, навешивая ему затрещину. — Читай-ка лучше высланные нам ранее материалы.
Начальник раскрыл сумку, вынул из нее манускрипт и передал Аттавиани.
— Зачем ты даешь читать ему? — удивилась Сиу.
— Сейчас узнаешь, — шепнул ей, ухмыляясь, лукавый Алаизиус.
Аттави Аттавиани надел пенсне, кашлянул, чистя зев, сделал передышку и начал читать:
— Будем крестить дитя, — крикнул сын Убю и Пернель. — Затем будем есть черемшу, вшу в требухе и жире, мясные филеи в кишке и инжире; глинтвейн пить не будем, будем пить пунш.
И ринулся пить винище, виски тянуть, текилу глушить и в спирте чистейшем губы сушить. И у вершины гребня прилег и уснул. Ежесекундный выплеск ручья звуки все притушил.
— Мы спустимся к берегу, где и сумеем в крепкую дрему ввергнуть сынишку сынишки Пернель и Убю.
Гриф улетел. Увидев гиену, львы лезли меж тел. Дикий унесся пес. Скунс улизнул в дыме прерий. Где же все звери? Вывернув шею, медведи скулили. Стебли и листья лилий стену увили: вьюн скрыл здесь приступ в куртину, тут гипс лекифный или кувшинную глину.
Убю же лелеял в себе ну чем не бесценный груз.
— Гм, — хмыкнул удрученный Верси-Ярн, даже не скрывая удручения.
— Как?! Неужели ты не видишь? — взвился Алаизиус. — Ведь в тексте скрыт изумительный трюк!
— Не вижу, — смутился Верси-Ярн.
— Да, взгляни же, Верси-Ярн! Здесь ни разу не встречается буква «а»!
— Черт! И вправду! — вскричал Верси-Ярн, вырывая забавный манускрипт из рук Аттавиани.
— Чудеса! — выдала Сиу.
— Фантастика! Истинная фантастика! — признал Верси-Ярн.
— А еще, — прибавил Алаизиус, — вы не найдете ни «э» ни «ё»!
— Уника! Небывальщина! Мистика!
Аттавиани решил еще раз взглянуть. Верси-Ярн дал ему бумагу. Аттавиани начал читать еще раз, уже не вслух, а как бы для себя. Читая в первый раз, сыщик, кажется, даже не сумел вникнуть в читаемый текст.
— Ну, Аттавиани, — съерничал Сайн, — въехал?
А у Аттавиани был странный, даже страдающий вид. Пульс участился. На лбу выступила испарина. Сыщик задыхался.
— А знаете…, — замямлил Аттави.
— Ну же? — выжимал Алаизиус Сайн.
Теряя силы, Аттави Аттавиани зашевелил трясу щимися губами и умирающе зашептал:
— Ведь здесь нет еще и…
Глава 33
являющаяся, как все уже, разумеется, угадали, заключением рассказа
— И…? — встрепенулись все и устремились к выпавшему из рук Аттавиани листку, дабы увидеть упущенную элиминацию.
Тут раздался резкий звук, типа «плюх» или даже «хлюп»: чуть склизкий, слегка неприятный и все же чересчур слабый, дабы привлечь внимание.
Вдруг Сиу закричала.
Все сгрудились вкруг нее.
— What's happened? Сиу!
— Аттави! Аттави! — не унимаясь, визжала Сиу.
Краснея и даже вишневея, Аттавиани раздувался на глазах. Раздавался вширь — царственный, жирный, как Бык Маллиган, явившийся из бреши лестницы и затрубивший «…ad altare Dei», как гигантский дутый паяц для детишек в сквере Пале-Руаяль или в саду Люксембург.
Затем вдруг — как если бы шар рассекла стрела, и вмиг вырвался бы газ — раздался взрыв: раскатистее, чем реактивный гул истребителя «dassault» при пересечении барьера звука на авиапразднике «Мач-3», страшнейший «бабах», раскалывающий на земле стекла и зеркала.
Затем пелена рассеялась, и все стали переглядываться: Аттави Аттавиани исчез. Ни ресницы, ни тряпицы: лишь невзрачная кучка пепла, как если бы скурили сигару, даже правильнее сказать, кучка талька, так как пепел был белее снега.
Артур Бэллывью Верси-Ярн замер в ужасе. Смерть двух детей — как считали ранее, исчезнувших навсегда, и, как выяснили час назад, выживших, а сейчас истребленных на глазах у всех, — лишила беднягу дара речи. Верси-Ярн зарыдал. Затем, уняв слезы, изрек:
— Если я не заблуждаюсь, тебя нанял Патлатый?
— Скажем, я — не нанятый агент, а правая рука, верный заместитель или представитель…
— Я даже не представлял себе…
— Если бы ты был внимательнее, ты бы задумался: не значат ли данные мне имя и фамилия «белый знак»?
— Раз уж настал финальный час, я бы желал знать, какая смерть ждет меня. Так как фантазия, присущая тебе, наверняка нашептывает уйму самых изысканных решений?
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Алаизиус. — Для умерщвления имеется как минимум десять версий:
Принести тебе — зачитавшемуся книгами метра натурализма, например какими-нибудь «Маккарами» («Деньги» или «Нану» куда интереснее, чем «Западня»), — некий скрывающий взрывчатую начинку фрукт: арбуз, папайю или лучше ананас, эдакий смертельный гранат, имитирующий другие «фрукты», сбрасываемые — в результате указа президента США — день за днем, сутки за сутками на вьетнамские деревни, херя все межграничные права, как сенатские разбирательства выяснили уже при следующем президенте. Едва ты, стремясь унять жажду, разрежешь ананас, тут же включится хитрый механизм и раздастся взрыв.
Или взять и, затягивая петлей леску, нанести тебе увечье: ампутацию, абляцию, кастрацию, вырезание, выдавливание, расщепление или расчленение каких-нибудь частей тела, имеющих важнейшую, если не жизненную функцию: например, удалить генитальный член или — учитывая параллелизм значений и деривацию смысла — вырвать, если не сердце и печень, так как минимум язык, и тем самым вызвать смерть в самые ближайшие месяцы.
Или выбрать путь извилистее: в лесу, где ты любишь гулять, на иве или иглице вывесить дуплянку, а в нее засунуть птенца, птичку-невеличку, зараженную радиацией (например, сильнейшее гамма-излучение дают при распаде ядра радия). А на землю у дерева кинуть леденец или ириску из инжира в имбире, зная, какую неудержимую страсть ты питаешь к этим сластям. Так, фланируя наугад, жуя стебель интины или ириса, ты вдруг натыкаешься на гигантскую привлекательную ириску. Ты, гурман, кидаешься на наживку, ты садишься близ нее, приникаешь к ней, дабы сразу съесть, и тут сверху тебе на темя падает активирующая радием дуплянка, извергает на тебя максимальную ядерную гнусь и усыпляет навеки.
Или, например, пригласить тебя на самурайский праздник.