Что ж, Дитте не возражала против того, чтобы он оставался дома. Лишь бы им мало-мальски хватало на пропитание, и — бог с ним, с этим шатаньем по дорогам.

Да, им необходимо было теснее сбиться в кучу и стараться как можно больше заботиться друг о друге, — иначе жизнь стала бы для них слишком тяжелой. По воскресеньям Ларc Петер запрягал Большого Кляуса, и они ехали кататься — до Фредериксвэрка или на ту сторону озера Арре. Хорошо все-таки было иметь возможность кататься на собственной лошади, в собственной телеге, — одно это уже поддерживало дух, позволяло им не считать себя беднее всех, ниже всех.

Прежние знакомые отвернулись от семьи Живодера. Но благодаря Большому Кляусу она приобрела себе новых, свела дружбу с семьей поденщика Йохансена, нанимавшего хижину на Болоте, — с ними тоже никто не хотел знаться. У Йохансена было десять ребятишек, и, хотя на поденщину ходила и жена, они не могли прокормиться без помощи общины. Ларc Петер частенько помогал им, давая своего коня; но настоящего знакомства у них не завязывалось, пока в Сорочьем Гнезде сидела хозяйкою Сэрине. Теперь же это вышло как-го само собой. Рыбак рыбака видит издалека — как гласит народная пословица.

Детям это знакомство дало товарищей по играм и по несчастью. И для них было настоящим праздником ходить в воскресенье после обеда в гости на Болото, а тем более приглашать семью Йохансенов к себе. Обитателям Сорочьего Гнезда возможность принимать людей у себя и угощать по мере своего достатка давала какое-то особое удовлетворение, как-то возвышала их в собственных глазах. Дитте еще за два-три дня до праздника заботливо снимала с молока сливки к кофе и готовила угощение. В воскресенье она с утра выкладывала приготовленное на блюдо, чтобы поменьше суетиться после обеда, когда придут гости.

Гости пили кофе с ситным хлебом и домашней сладкой булкой. Потом дети играли в пятнашки, в разбойники. Ларc Петер позволял им бегать где угодно, и они шумной ватагой носились по всему Сорочьему Гнезду, распахивая все двери и все люки. Взрослые тем временем ходили в поле, осматривали хозяйство. Дитте тоже была с ними, держась около жены Йохансена и тоже, как и та, прятала руки под передником.

В шесть часов ужинали, запивая закуску водочкой и пивом, беседовали еще немножко и расходились. И у гостей и у хозяев были еще разные дела вечером, и приходилось рано ложиться спать, чтобы пораньше встать.

Йохансены жили еще беднее обитателей Сорочьего Гнезда, в гости приходили в начищенных деревянных башмаках и в синих рабочих платьях, только что выстиранных. Питались они всю зиму только селедкой да картошкой, и Дитте всегда радовалась возможности угостить их хорошенько — хлебом с салом, с копченой и с жареной колбасой и таким крепким домашним пивом, что оно вышибало пробки из бутылок.

V

БРОДЯЖКА

Ларс Петер поил из колоды своего коня. И тот напился так, что бока у него раздулись. Они только что вернулись из поездки, из настоящей поездки, оба усталые и довольные.

Случалось, что Живодера разбирала такая тоска, что он запрягал Большого Кляуса и отправлялся в путь. И бывало, что дорога помогала ему забыть все заботы и горести, она манила его все дальше и дальше, так что ему иногда приходилось заночевать где-нибудь и вернуться домой лишь на другой день. Большой выручки он из такой поездки не привозил, но кое-что все-таки она давала и, главное, унимала его тревогу на долгое время.

Так было и на этот раз, и Ларc Петер стоял у колоды, погруженный в мысли о том, как хорошо все-таки снова очутиться дома и найти все в полном порядке. Надо теперь положить конец этим припадкам бродяжничества, — хозяйство требует, чтобы человек отдавал ему себя всего, без остатка.

Поуль и Эльза, сразу завладев отцом, шмыгали между его широко расставленными ногами, которые в их глазах были массивными столбами, описывали восьмерки, обходя один столб и обвивая руками другой, и распевали. Иногда они продолжали свои упражнения и между передними ногами Большого Кляуса, который тогда осторожно переступал с копыта на копыто, будто опасаясь придавить детишек. «Динь-динь-дон! Колокольный звон!» — пели малыши, радуясь, что могут во весь свой рост проходить меж ногами у Ларса Петера.

Дитте вышла из кухонной двери с корзинкой на руке.

— Опять задумался, отец! — окликнула она его, смеясь. — Берегись, не наступи на ребят!

Ларс Петер встрепенулся и пригладил взъерошенные вихры детей.

— Ты это куда собралась?

— В лавочку кое-что купить.

— Пусть бы Кристиан сбегал. У тебя и без того дел много.

— Он еще из школы не вернулся. Может быть, встретится мне по дороге.

— Как, не пришел еще? Ведь скоро ужин! — И Ларc Петер оторопело глядел на Дитте. — Или опять бродит по дорогам?

Дитте решительно тряхнула головой.

— Нет, я думаю, его оставили отсидеть после уроков.

Но я, наверно, встречу его. И очень кстати. Он поможет мне донести покупки! — И она весело прибавила: — Он такой сильный!

Но не так-то легко было заговорить Ларсу Петеру зубы. А он-то только сейчас благодарил судьбу за то, что, вернувшись домой, нашел все в полном порядке, и обещал себе самому положить конец этой своей тяге к бродяжничеству, — и вдруг! Мальчишка бродяжит, в этом нет сомнения. По глазам девчонки можно было это понять. Вот, значит, какого наследства могли ожидать от него дети, которых он так любит! Они унаследуют его пороки! Он ради детей собирался побороть свою беспокойную натуру, но она уже дает себя знать в них. Словно нож повернули у него в открытой ране, ударили в самое сердце!..

Ларс Петер отвел коня в стойло, не снимая узды, и дал ему овса. Если парнишка скоро не вернется, придется выехать, поискать его — Ларсу Петеру уже случалось колесить со своим конягой в таких поисках целую ночь. А Дитте однажды с ног сбилась, разыскивая мальчишку; тот в это время преспокойно разъезжал в телеге вместе с отцом, которого подкараулил на дороге и уверил, что сегодня у них в школе занятий не было. Ларc Петер и взял его с собой в поездку. Вот какой продувной мальчишка! Настоящий бродяга!

Дитте, добежав до зарослей ивняка, спрятала там свою корзинку, чтобы не таскаться с нею. Про покупки она упомянула нарочно, чтобы отец ничего не заподозрил, она собралась искать Кристиана. Неподалеку, у проезжей дороги, стоял дом, где жили знакомые Дитте школьники. Она зашла туда и узнала, что Кристиан в школе сегодня не был. Она так и предчувствовала, — очень уж трудно было сегодня утром выпроводить его в школу! Пожалуй, лежит теперь где-нибудь в поле под терновым кустом, голодный, измученный. Это похоже на него — лежать до тех пор, пока или не умрет от голода, или его не найдут.

Дитте бегала по полям наугад туда и сюда, всюду расспрашивая, не видал ли кто ее братишку.

— Это мальчишку из Сорочьего Гнезда? — восклицали люди. — Да, у него такая уж беспокойная кровь!

Дитте бежала дальше, сколько хватало сил. Ноги подкашивались, она падала, но вскакивала и снова мчалась дальше. Нечего было и думать вернуться домой без мальчишки. Отец так огорчится!.. Да и мальчугана жалко. Ее детское сердце сжималось от опасения, что ему придется провести ночь под открытым небом.

От одного проезжего Дитте узнала, что какой-то мальчишка лет семи-восьми шатался внизу у Болота. Она кинулась туда и увидала Кристиана около хижины одного из поселенцев. Он ревел благим матом. Хозяин хижины держал его за шиворот, а кругом собрались люди.

— Ты, видно, ищешь преступника? Вот он, пойман, — самодовольно проговорил поселенец. — Ребятишки говорят, что он отлынивает от школы. Ну, думаю себе, лучше сцапать молодчика, чтобы совсем не заблудился или не наделал беды людям.

— Да он же смирный мальчик, хороший, — обиженно сказала Дитте. — И никому зла не сделает.

Она отвела руку хозяина и по-матерински прижала к себе мальчугана.

— Ну, перестань же реветь, — сказала она, обтирая брату мокрое лицо своим передником. — Никто тебе ничего не сделает.