Дублирование требует обязательного применения техники интерпретаций. Мы обнаружили, что нередуктивная интерпретация (архетипические смыслы) обычно приносит больше пользы, чем редуктивная интерпретация (отношения в родительской семье).

Нередуктивные интерпретации, в которых используются сюжеты и символические образы из мифов, сказок и легенд, позволяют нам увидеть смысл происходящего, не обвиняя никого из партнеров. Говоря о смысле роли ведьмы или героя, мы говорим скорее о типичных близких связях взрослых людей, а не о специфическом воздействии родительского воспитания в раннем детстве. Так как супруги часто вступают в конфликты из-за влияния родительских семей, мы можем назвать эти конфликты типичными или просто ожидаемыми явлениями в жизни любого человека. Мы должны видеть различие между эмоциональной реальностью чувств, порожденных внутренним состоянием и рациональной реальностью, ответственной за совершение выбора и логическое мышление. Отмечая важность умения слышать и понимать эмоциональную и рациональную составляющую общения, мы обсуждаем личную ответственность каждого из партнеров за его отыгрывание эмоциональной составляющей отношений. Предъявляя к окружающим невыполнимые требования, основанные на наших фантазиях и идеалах, мы не сможем создать с ними удовлетворительные отношения. Наши идеалы и фантазии станут более осознанными и понятными для нас, если мы сами возьмемся претворять их в жизнь.

Применяя такие нередуктивные интерпретации, мы фокусируемся на актуальных сознательных установках и выбираем иллюстрации из того, что происходит в терапевтическом кабинете. Например, один из наших клиентов испытал приступ гнева, когда я дублировала его жену. Он раздраженно заявил, что «я растревожила его и разбередила его чувства», потому что его жена никогда не говорила с ним таким образом. Я ответила, что его гнев напрасен, потому что, как вижу, он боится взять на себя ответственность за боль своей жены. Я также сказала о том, что, отыгрывая роль быка, он будет пугать других людей и отталкивать их от себя. Я предположила также, что после таких взрывов гнева, который произошел сейчас, наверно он испытывает чувства страха и одиночества и видит, что все окружающие от него отвернулись. Вспышка гнева, произошедшая на сеансе терапии, не была очень сильной, но я восприняла эту вспышку как потенциальную внутреннюю энергию, которую мужчина может использовать для достижения привлекательных, но пока не достигнутых им целей. Я сказала, что мой клиент, безусловно, является сильной личностью и способен доминировать; он мог бы использовать эту силу в других ситуациях, но должен осознать ее и необходимость ее применения.

Редуктивная интерпретация, объясняющая поведение человека влиянием его семьи или социального окружения, несомненно, полезна, когда под воздействием каких-то поступков или настроения возникает страх повторения прошлого. И часто вместо использования такой интерпретации мы просто пытаемся получить от клиентов информацию о том, что происходит между ними. Например, один из супругов может заявить другому: «То же самое происходит в семье твоих родителей» или безнадежно отмечает, что между его родителями всегда случаются точно такие же ссоры. Мы исследуем эту область отношений в родительской семье, объясняя жесты или символическое значение момента. Например, если один из партнеров говорит, что его мать всегда заболевала и ложилась в постель, когда дети сводили ее с ума, мы можем сказать: «Вот мы пригласили мать в комнату. Что вы хотите ей сказать?» Как правило, мы пытаемся освободить клиентов от влияния их прошлого двумя способами. Во-первых, мы объясняем, что их родители – люди другого поколения, не такие сознательные и такие свободные личности, как они. (Независимо от того, насколько это утверждение соответствует действительности, оно производит впечатление. Часто я цитирую известное высказывание Джорджа Сантьяны: «Тот, кто не читает историю, вынужден ее повторять», – и говорю своим клиентам, что мы учимся «читать историю», чтобы больше не делать ошибок.) Во-вторых, мы объясняем разницу между буквальным пониманием ситуации, произошедшей в раннем детстве, и ее простым отыгрыванием. Мы поощряем проявление чувства юмора и воображения наших клиентов при обсуждении отношений в их родительских семьях.

В большинстве случаев мы проводим различие между ощущаемой реальностью архетипических комплексов и личностной реальностью того, что «действительно произошло». Интериоризированные отцовский и материнский комплексы, несмотря на их возможное сходство и даже совпадение с отдельными индивидуальными родительскими чертами, ни в коем случае нельзя отождествлять с образами конкретных людей. Повседневные тревоги и проблемы, связанные с проявлением родительских комплексов, следует отделять от поведения реальных родителей. Одним клиентам полезно обратиться с вопросами к своим родителям и получить от них всю необходимую информацию, чтобы отделить комплексы от образов конкретных людей. Для других клиентов такое обращение либо невозможно, либо порождает еще большую путаницу. Нам как юнгианским терапевтам важно помочь людям разграничивать эти две реальности, а не затушевывать сходство и различие между комплексами и людьми. Представители многих подходов к семейной терапии поощряют исследование схем отношений в расширенных семьях, существующих на данный момент, не проводя необходимого различия между родительскими комплексами и конкретными людьми, которые исполняют родительские роли.

Комплексы – это совокупность образов, чувств, эмоциональных переживаний и привычных действий, кристаллизующихся вокруг архетипических образов. Комплекс формируется на основе отношений не с одним-двумя, а со многими людьми. Хотя на женщину действительно может серьезно повлиять депрессия родной матери и потеря собственной мотивации, она будет находить то же самое и у многих других женщин, и у себя самой, если в среднем возрасте она обременена комплексом слабой и депрессивной матери. Разговор с родной матерью не устранит проекцию на мать этого комплекса. Выявление комплекса посредством индивидуальной терапии и исследования отношений женщины с окружающими людьми поможет ей понять его значение и избавиться от проекций на значимых для нее людей. Применяя редуктивные интерпретации, мы должны проявлять бдительность и, говоря о родителях «внутри нас», не связывать их с реальными родителями – например «с отцом, который живет в северной части Нью-Йорка». Прояснив это различие между родительскими комплексами и реальными родителями, мы сможем лучше понимать наблюдаемые нами различия – между реальными женщиной или мужчиной и образами ведьмы или героя.

Преобразование или изменение смысла в терапии семейных пар, таким образом, связано прежде всего с отделением архетипических комплексов матери, отца, анимуса и анимы от реальной личности. Проведение различий между эмоциональными состояниями или бессознательными мотивациями, требующими и побуждающими, и реальной личностью, целеустремленной и ответственной, должно позволить партнерам свободно использовать и то, и другое. Признание значимости обоих этих реальностей подрывает героическую установку, ориентированную на рациональный способ решения проблем и максимальный контроль за своими эмоциями, но подрывает и уверенность ведьмы в том, что человеком всегда управляют подавляющие его и не подконтрольные ему эмоции и с ними ничего нельзя поделать.

Получение новых знаний

Стратегия обучения новому свойственна всем формам терапии и даже самому социальному ритуалу терапии. Так как терапия представляет собой уникальное межличностное общение, участвуя в этом процессе, все мы обучаемся новым способам жизни. Даже отвечая на реплики терапевта, клиент получает новое знание: терапевт говорит: «Приходите и обсуждайте со мной самые откровенные темы, но при этом ведите себя так, словно вы занимаетесь бизнесом: вовремя приходите, вовремя уходите и оплачивайте мою работу». Такое обезличенное поведение в сочетании с откровенным разговором приводит к новому знанию. Обучение особому языку терапии (а каждая разновидность терапии имеет свой язык) для большинства клиентов – это также получение новых знаний.