- Шурик, мальчик, - оборвал его откровения адвокат, предупредительно давая понять, что трепаться при мне об этом не стоит. - Обойдемся без подробностей.

Я же вся обратилась в слух, едва дышала. Но Саня внял доводам, и развивать тему не стал, вовремя спохватившись. Не тут-то было. Я уцепилась за его последнюю фразу бульдожьей хваткой.

- Чего они с ним сделают? - в отчаянье заглянула в выцветшие, окруженные лучистыми морщинками глаза старика. - Дядя Зир? Скажите. Я должна знать, чего ожидать.

- Леля, доченька, не нужно. Не поможет это, - впервые за все время нашего знакомства мне удалось увидеть его смущение и растерянность, - сейчас лучше думать о том, как его оттуда вытащить. Я все разузнаю. Посмотрим, что можно сделать.

- Дядя Зир! - хрипло, настойчиво я не позволила ему увильнуть.- Если я буду домысливать про себя, то только хуже будет. Накручиваться я умею.

Зерах бросил злобный взгляд на Шурика, который весь пошел пятнами и притаился в уголке дивана.

- Послушай, девочка, - старик потупил взор. - Тебе нужно быть ко всему готовой. Шурик правду сказал: способы допросов у них особенные, своеобразные. В общем, ломают они людей. Даже если я смогу Риза оттуда вытащить, это уже будет не тот Риз, которого ты знала. Люди оттуда если и выходят, то с искалеченной психикой, с настолько подорванным здоровьем, что… Ризван не будет прежним - ты должна это знать.

- Не правда, - закричала я. - Риз сильный. Он выдержит. Не сломается. Я верю в него. Нужно только как можно скорее его оттуда вызволить. Ну что вы сидите? Давайте что-то делать. Тут дорога каждая минута, а мы сидим с вами, лясы точим.

Но проблема была не в минутах. Мучительно тягостно тянулись часы, дни, недели. Прошло больше месяца, а воз был и поныне там. Дела не двигались с мертвой точки. Никакие. Я реально боялась сойти с ума. Эмоциональные взрывы сменялись тихим помешательством и жесточайшей депрессией. Потом следовало отрезвление и желание бороться. Затем снова отчаянье, нервный срыв и все по кругу.

И как тут было не обезуметь? Куда не ткнись - везде тупик. Виктор Шадоров находился заграницей, путешествовал по своей любимой Японии, перенимал опыт, искал идеи. А я с его помощью хотела разжиться значительным капиталом, на случай, если нужно будет пойти на подкуп.

Арсен с Азаром напакостили и затихарились. Зерах целыми сутками пропадал где-то, работая над делом Ризвана. Шурик и Славик мотались по его поручениям. Только вот ничего у них не выходило. Все было безрезультатно. Не получалось добиться даже самого коротенького свидания для меня, да и адвокат виделся с Ризом всего один раз. После этого стал еще более мрачным и задумчивым. Татьяна занималась детьми, не помня себя от счастья, вновь обретя своего любимца. Но ее полные боли взгляды, которые она невзначай бросала на меня, добивали. Я целиком погрузилась в дела фирмы, чтобы чем-то забить голову и просто не спятить от безысходности и отчаянья, а также старалась выжать из нее побольше доходов перед предстоящей продажей. Что-то подсказывало мне, что деньги нам скоро понадобятся, причем много денег.

Однажды ближе к вечеру в мой кабинет зашел Зерах.

- Плохо выглядишь, голубушка, - отметил он.

А я и не спорила, и не обиделась. Знала, что это так. Сильно похудевшая, осунувшаяся и с роскошными синяками под глазами, воспаленными и вечно красными от постоянно проливаемых слез, взлохмаченная и взъерошенная, как больной воробей, выглядела, конечно, не лучшим образом.

- Теперь все равно. Какое это имеет значение? - отмахнулась я от старика.

- Имеет, - устало ответил Зерах, присаживаясь на стул напротив меня. - Ризу и так не легко. А ты еще своим видом ему переживаний добавишь.

- Я смогу его увидеть? - встрепенулась и засияла, как медный таз.

Адвокат достал пачку каких-то бумажек и протянул мне:

- Это приглашения на очную ставку и пропуск. Назначено на завтра. Смущает одна небольшая деталь. Семь вечера. Почему так поздно? Вероятно, у них какие-то свои расчеты, нам не доступные. Но так даже лучше. Нам нужно успеть как следует согласовать и проработать твои показания. Я должен подготовить тебя к тому, что ты увидишь и услышишь. Возможно, от твоего поведения, от того, что ты сделаешь или скажешь, зависит дальнейшая судьба Ризвана. Я думаю, это не будет для тебя сложно. У каждой женщины есть талант комедиантки, пусть даже очень скромный.

Мне было страшно и в то же время радостно от того, что, наконец-то, увижу Риза. Одно было несомненно: лед тронулся. Это была точка отсчета. Начиналась битва. Битва жестокая и беспощадная. Не будет поверженных, не будет побежденных. Это будет жесткий тест на выживание.

Глава 15.

Насильно мил не будешь.

Но многих захлебнувшихся любовью,

Не докричишься, сколько не зови…

Им счет ведут молва и пустословье,

Но этот счет замешан на крови.

А мы поставим свечи в изголовье

Погибших от невиданной любви…

песня

Это не было похоже на мрачные застенки Освенцима. С виду - обычное СИЗо. Хотя, откуда мне знать, как выглядят обычные тюрьмы? Впрочем, в необычных мне тоже бывать не доводилось. Женщина-надзирательница бегло обыскала меня, особо не утруждаясь, скорее для проформы. Почему она так халатно отнеслась к своим обязанностям, я поняла позднее.

У меня не было бы просто никакой возможности передать что-то заключенному. У меня не было возможности даже дотронуться до него. Я могла только смотреть. Смотреть и плакать. Не тогда. Потом.

Меня провели в помещение прямоугольной формы. С двумя дверями в каждом из его торцов. Голые серые стены, яркое освещение, сырой затхлый воздух. Посередине стоял длинный стол с четырьмя стульями: по одному на каждой его стороне. В комнате сидели двое мужчин: один кругленький, лысый с маленькими хитрыми, постоянно бегающими глазками. Губы настолько узкие, что казались одной жесткой линией. У второго сухопарого с короткой стрижкой физиономия была куда серьезней, типо весь такой загадочный. Его жесткое, сухое лицо выражало презрение и злость. Они оба, с жухлыми глазами и душами, опутанными подозрительностью, вызвали сразу острую неприязнь. Одеты были в гражданское: толстенький - в сером мышиного цвета безвкусного покроя костюме, тощий - в брюках темного цвета и черном джемпере. Последний сделал мне приглашающий жест в сторону стула, стоящего как раз перед дверью, в которую я вошла.

Свободное место, как я поняла, предназначалось для Ризвана. Мужчины молчали, я тоже, грозно сдвинув бровки, заранее заняв воинственную позицию. Они - мои враги, и ежу понятно.

Через несколько минут, показавшихся мне вечностью, дверь с противоположной стороны открылась. Ввели Риза. Он сильно хромал. Сердце болезненно сжалось. Застыло. Но я, как и учил Зерах, не повела и бровью. Честно старалась не показать ни одной эмоции, сделать лицо каменным, как у индейца.

Зaросшее лицо землистого цвета, под изможденными глaзaми чернели стрaшные круги, щеки ввaлились, рaзмaшистые плечи бессильно свесились… В ярком свете ламп, он кaзaлся стaрше лет нa двaдцaть. Передо мной словно вообще был совершенно другой человек.

На его измученном, посеревшем лице жили лишь, горели мрачным огнем огромные темные глаза, пустые и безжизненные. Под одним из них расплылся кровоподтек, переносица перебита, скула рассечена… В уголках рта пролегли сиреневые тени…

Я прикрыла веки, по щекам непроизвольно стекали крупными каплями и падали на стол слезы. На руки в наручниках, которые он положил пред собой, я смотреть не могла. Да что же это такое? Что за беспредел? Несмотря на все внушения Зераха, из глубины моей души поднималась черная волна ненависти. Предприняв колоссальное усилие, мне удалось сидеть смирно, больше ничем не выявляя бушевавшую внутри меня бурю.