-  Ты виноват в папиной смерти, – тихо произнесла Анька, и ее голос выдернул меня из состояния недолгого счастья.

-  Что? – непонимающе переспросил я.

-  Все так считают, даже мама, – продолжила Анька. – Знай, что и я теперь тоже так думаю! – вдруг закричала она.

- Мне плевать на твое мнение! – заорал я в ответ. – Плевать, ясно тебе? Я тебя ненавижу, и всегда ненавидел, и хочу, чтобы ты знала это! – я вскочил с кровати, чтобы включить свет, и на пороге комнаты наткнулся на маму.

-   Прости нас, мы разбудили тебя, – забормотал я.

-  И очень к счастью, – со строгостью в голосе ответила мама. – Не представляю, до чего бы вы дошли, не приди я сейчас. Сергей, пройди со мной на кухню, я дам тебе успокоительных капель.

-  Не надо, – возразил я.

-  Пойдем, – настойчиво повторила мама. Я догадался, что она хочет поговорить со мной вдали от Анькиных ушей. Я обреченно вздохнул, и последовал за мамой на кухню.

-  Что с тобой происходит? – вполголоса заговорила мама после того, как закрыла за нами кухонную дверь.

-  А что со мной происходит? – излишне дерзко спросил я. Мама покачала головой.

-  Ты считаешь свое поведение обычным для тебя? Ты не появляешься дома, прогуливаешь уроки в школе, ты стал агрессивным и раздражительным. Я хочу знать, что с тобой происходит.

-  У меня все замечательно. Как всегда, – упрямо заявил я. Желание открыться маме пропало, но ее голос не был холодным, как последние месяцы, от мамы исходило привычное тепло.

- А я вижу, что это не так, – мягко возразила она.

-  Какая разница? Тебе ведь все равно нет до меня никакого дела. Вам всем нет до меня дела! – я резко дернул головой, снова прогоняя упрямые слезы обиды.

- Что ты говоришь, сынок! Это не так! – испугалась мама.

-  Так! - закричал я. – Вы все считаете меня паразитом, гноящейся язвой, отравляющей вам жизнь, занозой в заднице!

-  Сергей! – одернула меня мама.

-  Мне обидно, понимаешь? Обидно от того, что приходится терпеть несправедливые унижения в то время, когда я ни в чем не виноват! Я не виноват, понимаешь? -  мама кивнула головой. – Моя вина лишь в том, - продолжил я, - что я связался с этой малолетней шлюшкой!

-  Сынок, – снова одернула меня мама.

-  Извини. Я хотел сказать, что я…ну…- я почувствовал, как горят щеки, наверно, я покраснел. – У меня с Викой никогда ничего не было, – наконец, закончил я, и выдохнул облегченно. Мама выпрямилась на стуле, и какое-то время – минуту или даже две молчала, затем обратилась ко мне:

-  Почему ты сразу не сказал правду? Почему молчал? – задала мама вполне резонный вопрос. Я неопределенно пожал плечами. – Ладно, – мама встала, и налила мне холодный чай. – Мы придумаем, что делать дальше, только прошу тебя, держи себя в руках, не срывай свою злость на Ане.

- Она сама виновата, – произнес я сквозь зубы. – Не хватало, чтобы еще и она упрекала меня!

-  Она очень переживает из-за смерти папы.

-  Как будто я не переживаю! Я, по крайней мере, не приблудыш!

-  Прекрати! – прикрикнула мама.

-  А что? Почему я должен терпеть Аньку и любить ее, как сестру, когда она мне совсем не сестра? Я не считаю ее сестрой! Я ненавижу ее! Зачем отец так поступил с нами? Зачем привел ее? Её место в детском приюте, а не в нашей семье!– мама не успела мне ответить, так как за дверью раздался какой-то звук. Мама открыла дверь, и я чуть не закричал – на полу, сжавшись, сидела Нютка. Ее лицо было спрятано в ладонях, а плечи содрогались. Она плакала. Мама бросилась к ней.

-  Что ты здесь делаешь? Я же велела тебе оставаться в комнате, - мама обняла Аньку одной рукой, а второй гладила ее волосы. Анька всхлипнула, но голову не подняла.

-   Я пришла, чтобы попросить тебя не ругать Сережу.

Мама раздраженными жестами дала мне понять, чтобы я ушел. Она утешала Аньку, и не заметила, как я вышел из квартиры.

Я шел быстрыми шагами, и вскоре ощутил легкую усталость. Пришлось замедлить шаг. Прогулка и свежий утренний воздух смогли усмирить бурю эмоций и мыслей, неистовавших во мне. Теперь я просто шагал, ни о чем не думая. Тишина и непривычная безлюдность улиц породили во мне желание раствориться в этом, еще сонном городе, стать его частью. Мы слишком заняты своими повседневными заботами и делами, и вынуждены большей частью времени куда-то спешить. Если посмотреть на нас сверху, наверно, это будет похоже на пчелиный улей, или на муравейник. Нет, наверно, все же, на улей. Тронь пчелу, и она обязательно ужалит. Человек напоминает мне пчелу.

- Эй, парень! Закурить не найдется? – услышал я позади себя. Я обернулся – на скамейке у одного из подъездов дома сидела компания молодых людей. Они были если не ровесниками мне, то не на много старше. Я отрицательно покачал головой, и отвернулся. Я зашагал быстрее, но так, чтобы они не подумали, что я боюсь их и убегаю. Не знаю, что они подумали на самом деле, но я услышал, как они затопали вслед за мной. Они еще и кричали что-то, но я не мог разобрать, что, да и не хотел. Все, чего я хотел, это оторваться от них.

Завернув за угол дома, я попал в еще один жилой двор. Если бы мне удалось выйти на проезжую дорогу, то я мог бы прыгнуть в первый подъехавший автобус, и уехать. Только сейчас я опомнился, что ушел на несколько кварталов от дома, и оказался в не самом безопасном районе города. Здесь часто устраиваются пьяные драки, а пять лет назад даже произошло убийство – двадцатилетнего парня зарезали ножом, предварительно избив и ограбив. Я тогда был еще ребенком, и этот случай помню из рассказов и слухов, долго еще гулявших по нашему небольшому городу. Об этом показывали в новостях, и писали во всех местных газетах.

Пройдя немного, я оглянулся назад, и увидел, что мои преследователи значительно сократили расстояние между нами. Наверно, они перешли на бег, когда я скрылся от них. Бежать мне теперь было некуда, и я не придумал ничего лучше, как забежать в один из подъездов многоэтажки. Почти сразу я осознал, что это было глупейшей ошибкой, но возвращаться было нельзя, так как наверняка эти парни уже совсем близко. Я притаился, стоя на первом этаже, и надеясь на то, что они не станут заходить, а просто отстанут. Я ошибся. Услышав шаги, я поднялся на второй этаж, как будто это могло меня спасти. К слову говоря, для того, чтобы подняться на следующий этаж,  необходимо пройти через балкон, выходящий на улицу, и ведущий к следующей лестнице. Так, оказавшись на балконе второго этажа, я подумал прыгнуть, и очень жалел, что не сделал этого этажом ниже. Меня загнали в угол, словно крысу. В такие моменты страх не самый лучший товарищ – он парализует разум, и не позволяет думать здраво и адекватно. Ты просто мечешься бестолково и бессмысленно, и в итоге попадаешь в ловушку. Я попал в ловушку собственного страха.

Я остался стоять на балконе, и просто ждал того, что будет. Я старался казаться спокойным и равнодушным, но когда они нашли меня, сохранять, пусть и  напускное спокойствие, было трудно. Их было пятеро. Я думал, что избавлюсь от них, если просто отдам им все, что у меня есть с собой – немного денег и не очень дорогой телефон. Правда, куртку отдавать мне не хотелось – я ведь собирался скрыть от мамы свое приключение. Я пытался избежать драки, но видимо, эта компания изначально была настроена на нее. Хотя можно ли назвать дракой ситуацию, когда пятеро бьют одного? Я сдержался, когда меня толкнули первый раз, я стерпел и во второй, но затем меня стали толкать в грудь, в плечи, в спину, и когда я ощутил толчок в затылок, то не вытерпел – развернувшись, я ударил парня кулаком в лицо. Из его носа пошла кровь. А дальше меня стали бить. Я попытался бежать и единственный открытый для меня путь вел на третий этаж. Мне удалось подняться по лестнице. Я чувствовал, как левый глаз на моем лице заплывает, а рот наполняется неприятной солоноватой жидкостью – когда меня лупили, я умудрился прикусить язык. Я сплюнул кровь и повернулся к своим неприятелям. В руке одного из них я заметил нечто, похожее на нож. Возможно, я ошибся, но мне не хотелось проверять свою догадку, мне не хотелось умереть вот так – от рук каких-то недоносков. Я не знаю, что послужило решением прыгнуть с балкона – отчаянье или расчет, но метнувшись назад, я вдруг осознал, что лечу вниз.