— Ужасная мазня, — проворчала Энджи. — Все это, что зовется детским искусством, не причудливо и оригинально, как обычно думают родители, а просто никуда не годится.

Они остановились перед одним рисунком, довольно милым и каким-то неземным, как показалось Клиффорду. Он получил первую премию на конкурсе. На нем были изображены две довольно нечеткие фигуры внутри какой-то раковины, а может быть, летательного аппарата или некоего небесного лифта, который опускался, как на стропах, на цепочках голубей, прямо в ладони ангелов, высунувшимся из пушистых облаков и ласково смотрящих вниз, на спокойную поверхность моря.

— Весьма своеобразно, — заметила Энджи. — Вот на этого ребенка, кем бы он ни был, следует обратить внимание.

— По-моему, просто восхитительно! — сказал Клиффорд и подошел, чтобы разглядеть фамилию художника. Это была некая Нелл Бичи, девяти лет. Он вспомнил свою Нелл и облизнул губы. Горе иногда все еще напоминало о себе, но теперь он уже не приходил в ярость, ему становилось просто грустно. А сколько лет теперь было бы Нелл?

— Почти как Лэлли, — проговорил он. — Похоже на него. Только здесь не страдание, а счастье.

— Что-то я не пойму, о чем ты говоришь, — сказала Энджи. — У меня по-прежнему номер в отеле «Клэриджес». Может быть, поедем, разопьем бутылочку шампанского и отметим предстоящее рождение близнецов?

Мне очень неприятно говорить, что сделал Клиффорд (хотя он мысленно и скрестил пальцы, чтобы не обрушились неприятности), может, лучше притвориться, что ничего не случилось? Но ведь случилось. Ведь было. Энджи улетела, торжествуя победу. Хелен ничего не узнала. Клиффорд не сказал ей. Ведь он никому не причинил никакого вреда! Ох, читатель, таков порядок вещей, что наши добрые и дурные дела кладутся на разные чаши весов, и если даже вы никому не нанесли заметного вреда, то, позвольте вам заметить, вы не принесли и пользы. Так давайте же делать добро!

Мир и покой

Читатель, представьте себе тихую горную долину на границе с Уэльсом, 1977 год. Представьте себе мягкие контуры гор, быстрые потоки, крутой поворот автострады и, примерно в полутора километрах от него, маленькую деревушку Рюэлин, в которой нет ничего особенного, кроме церкви с древнесаксонской башней, посмотреть на которую иногда забредают случайные туристы. Так называемая Дальняя ферма расположена на окраине деревни, и тоненькая, хорошенькая, веселая двенадцатилетняя школьница, первый год обучающаяся в общей средней школе, по утрам садится здесь в автобус, а вечером возвращается обратно. И, конечно, это никто иная, как Нелл Уэксфорд. Я уверена, что читатель будет рад узнать, что она уже несколько лет живет в мире и покое, хотя и среди преступников. Они ей заменили отца и мать. Строго говоря, только такие ортодоксы, как Джон Лэлли могли бы тогда назвать людей, среди которых оказалась Нелл, преступниками. В какой-то мере они тоже принадлежали миру искусства. И вот десять лет спустя, в наше время, когда воображение художника перестало цениться, а искусство попало в полную зависимость от тех, кто имеет деньги и знает, как эксплуатировать творчество, сейчас, когда прошлое расчищается во имя настоящего, вдруг оказалось, что слово, «преступник» по отношению к ним приложимо и уже не звучит так странно и абсурдно.

Читатель, вернемся к миру, спокойствию и ребенку. Я мечтаю, чтобы слово «наказание» навсегда и как можно быстрее исчезло из употребления. Я не встречала ни взрослого, ни ребенка, которые будучи наказаны, стали бы после этого лучше. Наказание — это способ показать свою власть и подавить волю того, кто слабее и бесправнее. Наказание приносит за собой обиду, страх, ненависть, открытое неповиновение, но отнюдь не угрызения совести, исправление или осознание своей вины. Оно всегда приводит к худшему, а не к лучшему. Человек воспринимает его как одно из страданий и не может воспринимать иначе. Во всяком случае, если вы отшлепали ребенка, сунувшего пальцы в электрическую розетку или выбежавшего нечаянно на проезжую часть дороги — чем вы ему помогли? К тому же, это скорее ваша непроизвольная реакция, чем обдуманное наказание, и ребенок немедленно все забудет — но если вы хотите, чтобы ребенок вел себя хорошо, запомните, что нахмуренные брови и окрик матери, которая всегда ласкова и улыбчива, действуют сильнее, чем пронзительные крики и тумаки той матери, которая привыкла шлепать свое чадо по любому поводу.

Я говорю это потому, что к чести таких нарушителей закона, как Клайв и Полли, у которых жила Нелл, они никогда ее не наказывали и всегда гордились ею, и, я думаю, именно поэтому она, несмотря ни на что росла и нормально развивалась под их опекой. По меркам закона они были плохими, очень плохими, но на фоне всех человеческих пороков и жестокости приобретение, сокрытие и продажа краденого имущества мне лично не кажется таким уж жутким занятием. При этом Клайв и Полли были очень беспечны, даже в том, что касалось их бизнеса: они часто оставляли дорогие столы французской работы под дождем, или ставили стулья, сработанные из мягкой древесины, в сырое место, и у них отваливались ножки, или забывали спрятать от солнца гобелены, и они выгорали. Очень часто они забывали потребовать деньги за свою работу и никогда не считали их, когда получали — посмотрим, какое после этого о них сложится мнение! Нелл делала все, что могла: у нее, когда она была еще совсем маленькой девочкой, обнаружился природный вкус к красивым вещам — она не могла равнодушно видеть, как прекрасные вещи разрушаются и гибнут.

— Клайв, — говорила она, — давай затащим этот стол в дом. Смотри, вся его поверхность пошла пузырями от солнца. Я помогу: ты возьмись за один край, я — за другой.

— Потом, дорогая, — беззаботно отвечал тот и иногда добавлял вполне искренне: — Что бы мы делали без тебя, Нелл?

Но как-то так всегда получалось, что он только делал очередную затяжку сигаретой («из травы» — так он объяснял Нелл ее странный запах) и больше ничего не предпринимал. А когда Бино и Рэйди приезжали забрать стол, его поверхность была вся покрыта пузырями и выглядел он хуже, чем кустарно сработанный из грубой древесины — Нелл это очень расстраивало.

Я не извиняю их за совершенные преступления, пойми меня правильно, читатель. Я только говорю, что Клайв и Полли были добры с Нелл, по крайней мере, не так как другие, и следует воздать им должное.

— Хиппи! — называли жители деревни странных, непонятных длинноволосых обитателей Дальней фермы, наблюдая за их неизвестно с чем связанными приездами и отъездами, ночными гостями; видя, как мусорный фургон каждую неделю вывозит с фермы мешки, наполненные пустыми банками из-под консервированных бобов и бутылками из-под вина. Бригадир мусорщиков приходился дядей начальнице почтового отделения, которая, в свою очередь, была кузиной мисс Бартон, работавшей в сельском магазине, и народ в деревне был не настолько глуп, чтобы не соображать, чем занимаются обитатели фермы. Но эти обитатели всегда были готовы прийти на помощь своим соседям: охотно отправлялись на поиски чьей-нибудь заблудившейся коровы, разрешали пасти скот на своей земле, а Полли играла на пианино во время еженедельного диско — поэтому сельчане держали язык за зубами. Кроме того, там жила Нелл. Никто не решился бы огорчить Нелл, вызвав полицию или приняв какие-либо другие радикальные меры. Все гордились Нелл, завоевавшей первое место на конкурсе рисунков детей «До десяти» в 1973 году, и хотя она больше никогда не достигала такой вершины, но неоднократно участвовала в подобных конкурсах и получала поощрительные призы.

Мисс Бартон из магазина вырезала для нее из газет и журналов анкетные бланки на участие в различных конкурсах или выпрашивала их у своей сестры, работавшей библиотекарем в Кардиффе.

— Нелл, — говорила она, — как ты смотришь на участие в конкурсе на лучшее эссе для детей «До пятнадцати» или в конкурсе «Лучший юный журналист года»? А может, «Сохраним нашу планету» — художники до шестнадцати? — Наверное, она забывала, что Нелл всего двенадцать лет, или была уверена, что Нелл все сможет. Нелл рано усвоила, что, когда люди возлагают на тебя большие надежды, это, конечно, приятно, но и довольно тяжело. Недостаточно один раз достичь успеха, надо добиваться его постоянно. Поэтому она допоздна задерживалась в школе, штудируя справочники, или вставала спозаранку дома, на Дальней ферме, и, закутавшись в одеяло и пытаясь согреть дыханием свои коченеющие от холода пальцы, рисовала, чертила, шила. Работающая на мазуте отопительная система была смонтирована на Дальней ферме еще до того, как ее стали арендовать Клайв и Полли, но они либо забывали заказать топливо, либо у них не было денег, чтобы оплатить его, и поэтому зимой в доме было холодно-холодно.