Изменить стиль страницы

<1874>

ИЗ ГАФИЗА

Встрепенись, взмахни крылами,
Торжествуй, о сердце, пой,
Что опутано сетями
Ты у розы огневой,
Что ты в сети к ней попалось,
А не в сети к мудрецам,
Что не им внимать досталось
Дивным песням и слезам;
И хоть слез, с твоей любовью,
Ты моря у ней прольешь
И из ран горячей кровью
Все по капле изойдешь,-
Но зато умрешь мгновенно
Вместе с песнею своей
В самый пыл – как вдохновенный
Умирает соловей.

<1875>

ВЕСНА

Посвящается Коле Трескину

Уходи, Зима седая!
Уж красавицы Весны
Колесница золотая
Мчится с горной вышины!
Старой спорить ли, тщедушной,
С ней – царицею цветов,
С целой армией воздушной
Благовонных ветерков!
А что шума, что гуденья,
Теплых ливней и лучей,
И чиликанья, и пенья!…
Уходи себе скорей!
У нее не лук, не стрелы,
Улыбнулась лишь – и ты,
Подобрав свой саван белый,
Поползла в овраг, в кусты!…
Да найдут и по оврагам!
Вон уж пчел рои шумят,
И летит победным флагом
Пестрых бабочек отряд!

<1881>

ПЕРЕЧИТЫВАЯ ПУШКИНА

Его стихи читая – точно я
Переживаю некий миг чудесный -
Как будто надо мной гармонии небесной
Вдруг понеслась нежданная струя…
Нездешними мне кажутся их звуки:
Как бы влиясь в его бессмертный стих,
Земное все – восторги, страсти, муки -
В небесное преобразилось в них!

<1887>

* * *

Мысль поэтическая,- нет! -
В душе мелькнув, не угасает!
Ждет вдохновенья много лет
И – вспыхнув вдруг – как бы в ответ
Призыву свыше – воскресает…
Дать надо времени протечь,
Нужна, быть может, в сердце рана -
И не одна,- чтобы облечь
Мысль эту в образ и извлечь
Из первобытного тумана…

<1887>

ГРОЗА

Кругом царила жизнь и радость,
И ветер нес ржаных полей
Благоухание и сладость
Волною мягкою своей.
Но вот, как бы в испуге, тени
Бегут по золотым хлебам -
Промчался вихрь – пять-шесть мгновений -
И, в встречу солнечным лучам,
Встают с серебряным карнизом
Чрез все полнеба ворота,
И там, за занавесом сизым,
Сквозят и блеск и темнота.
Вдруг словно скатерть парчевую
Поспешно сдернул кто с полей,
И тьма за ней в погоню злую,
И все свирепей и быстрей.
Уж расплылись давно колонны,
Исчез серебряный карниз,
И гул пошел неугомонный,
И огнь и воды полились…
Где царство солнца и лазури!
Где блеск полей, где мир долин!
Но прелесть есть и в шуме бури,
И в пляске ледяных градин!
Их нахватать – нужна отвага!
И – вон как дети в удальце
Ее честят! как вся ватага
Визжит и скачет на крыльце!

<1887>

* * *

Уж побелели неба своды…
Промчался резвый ветерок…
Передрассветный сон природы
Уже стал чуток и легок.
Блеснуло солнце: гонит ночи
С нее последнюю дрему -
Она, вздрогнув, открыла очи
И улыбается ему.

<1887>

ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ

Все готово. Мусикийский
Дан сигнал… сердца дрожат…
По арене олимпийской
Колесниц помчался ряд…
Трепеща, народ и боги
Смотрят, сдерживая крик…
Шибче, кони быстроноги!
Шибче!.. близко… страшный миг!
Главк… Евмолп… опережают…
Не смотри на отсталых!
Эти… близко… подъезжают…
Ну – который же из них?
«Главк!» – кричат… и вон он, гордый,
Шагом едет взять трофей,
И в пыли чуть видны морды
Разозлившихся коней.

<1887>

СТАРЫЙ ДОЖ

«Ночь светла; в небесном поле
Ходит Веспер золотой;
Старый дож плывет в гондоле
С догарессой молодой…»[74]
Занимает догарессу
Умной речью дож седой…
Слово каждое по весу -
Что червонец дорогой…
Тешит он ее картиной,
Как Венеция, тишком,
Весь, как тонкой паутиной,
Мир опутала кругом:
«Кто сказал бы в дни Аттилы,
Чтоб из хижин рыбарей
Всплыл на отмели унылой
Этот чудный перл морей!
Чтоб укрывшийся в лагуне
Лев святого Марка стал
Выше всех владык – и втуне
Рев его не пропадал!
Чтоб его тяжелой лапы
Мощь почувствовать могли
Императоры, и папы,
И султан, и короли?
Подал знак – гремят перуны,
Всюду смута настает,
А к нему – в его лагуны -
Только золото плывет!…»
Кончил он, полусмеяся,
Ждет улыбки, но – глядит -
На плечо его склоняся,
Догаресса – мирно спит!…
«Все дитя еще!» – с укором,
Полным ласки, молвил он -
Только слышит – вскинул взором -
Чье-то пенье… цитры звон…
И все ближе это пенье
К ним несется над водой,
Рассыпаясь в отдаленье
В голубой простор морской…
Дожу вспомнилось былое…
Море зыбилось едва…
Тот же Веспер… «Что такое?
Что за глупые слова!»
Вздрогнул он, как от укола
Прямо в сердце… Глядь: плывет,
Обгоняя их, гондола,
Кто-то в маске там поет:
«С старым дожем плыть в гондоле…
Быть – его и – не любить…
И к другому, в злой неволе,
Тайный помысел стремить…
Тот «другой» – о догаресса!…-
Самый ад не сладит с ним!
Он безумец, он повеса,-
Но он – любит и – любим!…»
Дож рванул усы седые…
Мысль за мыслью, целый ад,
Словно молний стрелы злые,
Душу мрачную браздят…
А она – так ровно дышит,
На плече его лежит…
«Что же?… Слышит иль не слышит?
Спит она – или не спит?!»
вернуться

74

Эти четыре строчки найдены в бумагах Пушкина как начало чего-то. Да простит мне тень великого поэта попытку угадать: что же было дальше?