Эльвира согласилась подождать.

И ждала.

Но, чтобы хоть как-то скрасить ожидание, занималась ревностью. Например, под каким-то предлогом пригласила к себе домой бывшую жену Дениса Ивановича Елену и стала говорить следующие слова:

– Скажи прямо, ты, может, мечтаешь его себе вернуть?

– Он мне не нужен, я сама его бросила, – сказала Елена, женщина с античным профилем и античной осанкой. Она не присела даже, она стояла у окна, с усмешкой глядя на смазливую девчонку, развалившуюся пред ней на диване.

– Я тебе не верю! – сказала Эльвира, почти с восхищением чувствуя в себе энергию неприязни и видя боязнь, которая хорошо замаскирована опытным лицом этой пожившей женщины.

– Бери его на здоровье. Навсегда, – сказала Елена, посмотрела на часы и пошла к двери.

Разочарованная Эльвира вскочила.

Это было неправильно. Она заранее представила себе спор и волнение двух любящих женщин, а оказалось… Ничего не оказалось!

– Нет, погоди! – сказала она, преграждая путь Елене. – Нет, постой!

– Какие-то еще вопросы есть? – вежливо осведомилась Елена.

– Есть вопрос! Есть! Да, есть! – повторяла Эльвира, придумывая, – и никак не могла придумать. – Есть вопрос! – засмеялась она от находки. – Вот вопрос: если он тебе не нужен, зачем ты к нему ходишь?

– Я не только к нему хожу. Там много моих друзей. Я люблю гитарную музыку. Я там отдыхаю. Вот и все.

– С мужем! С мужем надо отдыхать! – посоветовала Эльвира. – Муж-то твой новый знает, где ты торчишь по ночам?

– Знает.

– И не ревнует?

– Нет повода.

– Неужели?

Эльвира вдохновилась, видя, что разговор продолжается в необходимом ей русле и скоро может достичь желаемого ею высокого напряжения. Но вдруг мысль пришла ей в голову и она удержалась от дальнейшего разговора, – при этом даже получив от этой неволи сдерживания новое для себя удовольствие.

Мысль, пришедшая ей в голову, была: встретиться с мужем Елены.

Муж Елены был человек коммерческий, деловой, достаточно денежнообильный, чтобы позволить Елене не работать.

Хлопотливая, оживленная, жизнерадостная явилась к нему Эльвира, со вкусом осмотрела его – крепкоплечего и крутошеего, по фамилии Бородыкин, со вкусом – наблюдая свою роль со стороны – сказала голосом неприятного сюрприза:

– Вот вы какой!

– А что? – удивился Бородыкин без всякой, впрочем, тревоги, без всякой даже человеческой живинки и теплоты, желая только, как деловой партнер, сразу вникнуть в суть.

Эльвиру это не устраивало. В комнате Бородыкина, оборудованной на западный манер, хоть офисом ее назови, кажется, не могло возникнуть драм и трагедий. Ничего, сейчас возникнет.

– Я к тому, – пояснила Эльвира, – что вы вполне еще симпатичный и молодой мужчина, и я не понимаю Елену, вашу жену.

– А что? – нетерпеливо подгонял Бородыкин – и опять-таки без живого нерва, а по-деловому.

– А то, что она ходит к бывшему мужу…

– Я знаю! – довольно резко пресек Бородыкин Эльвиру, несмотря на ее красоту и манеры, и даже потянулся к телефону – продолжить свой трудовой ритмизированный день.

– Всё знаете? – улыбнулась Эльвира, счастливо ощущая себя коварной негодяйкой.

Набирая номер, Бородыкин сказал – явственнно думая больше о том, о чем собирался говорить по телефону, а не об этом разговоре, который сейчас:

– Она мне рассказывает. Она не вернется к Печенегину.

– Допустим, хотя и требует проверки. Но кроме Печенегина там есть и другие.

– Я знаю. Федорова дайте, – заговорил Бородыкин по телефону. – Я знаю, что есть и другие. И вполне допускаю…

Тут ему дали Федорова, и он четко, скупо заговорил с Федоровым.

Он говорил не меньше пяти минут, но при этом прежней мысли не позабыл, начал с того же – набирая, однако, уже другой номер:

– И вполне допускаю, что у нее может там возникнуть легкое увлечение. Почему бы нет? Мы оба пожившие люди. Я через две семьи прошел, она через одну. Мы поняли кое-что. В частности, я. Так вот. Если я могу себе нечто позволить… здравствуй, сукин сын, а кто ж ты, если не сукин сын, если… – и Бородыкин переключился на телефон, объясняя собеседнику терпеливо, подробно, но без лишних деталей, конкретно, почему собеседник – сукин сын и что ему нужно сделать, чтобы если не перестать быть сукиным сыном, то хотя бы перестать на время сукиным сыном казаться.

– Если я могу себе позволить, – отключился он от телефона, – то почему не может она? Мы выяснили, что хотим пока жить вместе, несмотря ни на что, а там – как Бог пошлет.

– Но она же спит направо и налево с кем попало! – закричала Эльвира, выведенная из себя, – и тут была ее промашка. Бородыкин, наученный своими деловыми делами практической психологии, разбирался в людях, в том, какая информация и каким образом преподносится. На сей раз ему преподносят явную и голословную утку.

– Такая молодая красивая женщина, – сказал он. – И охота вам время терять? Поедемте лучше-ка пообедаем вместе, а потом, если желаете, отдохнем. Вы в свободе поведения или как? Или вообще наличными берете?

– Хам! – поднялась Эльвира, чтоб дать ему благородную пощечину по его неблагородной, хоть и гладковыбритой щеке. Но тут откуда ни возьмись появилась в воздухе рука, а вслед за рукой материализовался и ее владелец в камуфляжной одежде с армейским ремнем на чреслах – охранник, значит. Осторожно он взял руку Эльвиры и опустил.

– Хам! – не пожалела и его Эльвира и – вышла.

Никого невозможно оскорбить, думала она.

Никаких драм и трагедий.

Я, великая грешница, думала она с мимолетным уважением к своим былым грехам, оказываюсь мерилом морали, а они оказываются – кем? А никем, ибо им главное – спокойствие. Их невозможно раздразнить.

Ничего подобного, думала она! Они прячутся, скрываются! Вот именно, вот именно, каждый научился прятаться и скрываться!

Результат этих поступков и мыслей Эльвиры был тот, что она стала подозревать, что все знают об их совместных с Денисом Ивановичем планах и все исподтишка строят козни, чтобы не допустить воплощения этих планов в жизнь. Каждую ночь она внимательно наблюдала за всеми. Этот смотрит с тайной усмешкой – почему? Эта на Дениса Ивановича уставилась завороженно, она и раньше была такой, но на этот раз просто вызывающе приколдовывает Дениса Ивановича взглядом… ну и так далее.

Она и самого Дениса Ивановича стала подозревать в коварстве, она каждый день, то есть каждую ночь, спрашивала его, не передумал ли он, любит ли он ее по-прежнему? Денис Иванович отвечал, что не передумал, что любит, что ждет не дождется коренного перелома в жизни, потому что слишком долго он живет однообразно. Эльвира то верила ему – и впадала в эйфорию, грезила наяву о близком будущем, то не верила – и всю ночь душа ее наблюдала волчицей из логова, где прячутся мысли, волчьи детеныши, наблюдала, стерегла, щетинилась, готовая и к обороне, и к нападению.

И – была счастлива, как никогда.

Того, что было у них в соседнем заброшенном саду, не пыталась повторить, хотя желала страстно, – но пусть и он желает страстно, пусть и он горит, считает оставшиеся дни.

Она была счастлива и жалела иногда, что никто не знает о ее счастье.

Но – знали.

Знала, в частности, Светлана Сюимбекова, которая могла бы и не появиться на этих страницах, поскольку речь шла – и пойдет далее – только о тех, кто был у Дениса Ивановича в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля, Светлана же встречалась с Денисом Ивановичем только днем, всегда только днем.

За исключением этой самой злополучной ночи.