— Вот как… — задумался Федорцов. — Ты полагаешь, что нам придется и дальше заниматься объектом?

   — Не просто «дальше», а исключительно им!

Коровин схватил Федорцова за плечо и прошептал ему

на ухо:

   — Если мы захватим объект, то нам простят Цанаву. Это наш единственный шанс. Мы должны найти и захватить объект любой ценой!

«И найти Марту Редлих», — подумал Федорцов. Но в глубине души он понимал: если удастся найти объект и за

хватить установленное на ней уникальное оборудование, го про Цанаву и уж тем более Торопца можно смело забыть.

Глава 9

От первого лица: Генрих Герлиак, 22 октября 1942 года,

Вайсрутения, база-500

Чем дольше я размышлял, тем больше во мне крепло убеждение, что Вахман совсем не случайно появился в моем подразделении. Кто–то пристально следит за мной. Если бы был жив Гейдрих, то я бы не сомневался: это его неусыпное око. Теперь Гейдриха нет. Кому же нужен торчащий на Востоке с самого начала войны офицер СД, занимающийся рутинной боевой практикой? Ответ напрашивается один: кто–то получил доступ к данным по операции «Марьяж» и пытается либо ликвидировать всех значимых участников и организаторов операции, либо взять их до поры до времени под контроль.

Укрепили меня в столь невеселом убеждении довольно частые поездки Вахмана в Минск. Примерно раз в неделю он отправлялся по вызову Штрауха в штаб минского СД. Когда я пожаловался Баху на это и напомнил, что СД Вайсрутении не имеет права использовать в своих интересах офицеров подразделений, непосредственно подчиненных полицайфюреру «Руссланд—Митте», Бах возмутился и потребовал объяснений от Штрауха. Однако Штраух сообщил, что он вызывает Вахмана по приказам из Берлина, из аппарата РСХА. Вахман после каждого телефонного разговора с Берлином составляет какие–то отчеты и отправляет их секретной почтой в IV управление РСХА. На вопрос Баха, кто конкретно вызывает Вахмана для докладов, Штраух с плохо скрываемым злорадством посоветовал «господину генералу» задать этот вопрос главе РСХА рейхсфюреру СС Гиммлеру.

   — Понимаю ваше беспокойство, Герлиак, — посочувствовал Бах. — Несомненно, Вахмана прислали к вам не просто так: кто–то счел необходимым держать вас и ваше подразделение под колпаком. Хотя я думаю, что таким образом мои недоброжелатели стремятся скомпрометировать моих офицеров, чтобы насолить мне. Вы же знаете о моих напряженных отношениях с руководителями СД и полиции «Остланда»? Я неоднократно ставил перед рейхсфюрером вопрос о необходимости сосредоточения всех полицейских сил и СД Вайсрутении, — от границ с Рейхом, генерал–губернаторством и Украиной и до самой линии фронта, — в одних руках с целью повышения эффективности контрпартизанских мероприятий. А то что же получается? Мы ценой неимоверных усилий и жертв закрываем Витебские ворота, а тем временем в нашем тылу нарастает активность и численность партизанских формирований! Все это — прямое следствие отсутствия координации действий полицейских подразделений и команд СД. Многим в руководстве «Остланда» моя позиция не нравится: эти господа больше поглощены подковерной борьбой, а не борьбой с партизанами. Думаете, зачем Йеккельн прислал в Минск неуемного карьериста Штрауха? Он думает, что если Штраух успешно очистил Латвию от евреев, то то же самое он сможет сделать с партизанами Вайсрутении. Какая самонадеянность! И все для того, чтобы выставить меня в неприглядном свете! Потому я уверен, что и в данном конкретном случае Штраух выбран связующим звеном между Вахманом и высокопоставленным берлинским чином отнюдь не случайно. Не сомневаюсь, что среди подчиненных мне офицеров имеется не один такой Вахман, строчащий доносы в Берлин.

Я был несколько изумлен тем, как Бах на основе моей жалобы выстроил целую теорию заговора против его персоны. Однако получается, что я не одинок в своих подозрениях, временами напоминающими манию преследования.

Если объект интереса действительно сам Бах, то мне следует перестать беспокоиться, но бдительность терять не следует. Кому может в Берлин доносить Вахман? Если вызовы идут с самого верха РСХА, то вариантов мало. После гибели Гейдри- ха Гиммлер лично возглавил РСХА и до сих пор не выбрал преемника Гейдриха. И дело не в том, что заменить человека масштаба Гейдриха просто невозможно: скорее всего, Гиммлер не хочет упускать контроль над РСХА и упорно подбирает человека, который на посту начальника РСХА в любом случае не сможет вести самостоятельной политики. Если бы в рапортах Вахмана был заинтересован лично Гиммлер или его ближайшее окружение, то вызовы Вахмана исходили бы из Главного штаба СС. РСХА сейчас руководит не Гиммлер, а начальники управлений. А кто самая значимая фигура среди начальников управлений РСХА? До того как попасть в мое подразделение, Вахман работал в кадровом отделе гестапо. А если нити уходят дальше? Вахман до прихода в IV управление (гестапо) работал во II управлении (внутреннее СД) РСХА, то есть под руководством Олендорфа. Но Олендорф не имеет реальной власти: внутреннее СД есть внутреннее СД, они собирают информацию на всех, вплоть до высших партийных руководителей, но не могут ее использовать, ибо СД лишено исполнительной власти. А вот Мюллер… В рейхе гестапо всесильно: любого можно отправить в концлагерь под «охранный арест», о любом можно собирать информацию, ибо государственная тайная полиция, по определению, должна быть всемогуща; ее сила — в страхе, а страх только тогда становится эффективным и универсальным оружием, когда он является всеохватывающим и всепроникающим. Страх должен быть инфернален, иначе это не страх, а испуг. Испуг может преодолеть любой мужественный человек, но страх преодолеть практически невозможно. Лишь единицы способны преодолеть страх. Преодолевающий испуг становится героем, преодолевающий страх — мучеником.

Я не хочу быть мучеником. Но это к слову. А практически…

Если за всем этим стоит Мюллер, то есть шанс выжить: у меня были неплохие личные отношения с Мюллером, он в большой дружбе с моим братом. Но все это верно при условии, что за всем этим не стоит Большое Дело. А стать таким Большим Делом вполне может моя роль в операции «Марьяж».

Грустно! Очень грустно. Если со мной что–то случится, то что будет с Мартой? Даже представить страшно.

Я взглянул на часы: приближалось время ужина. За ужином надо будет прощупать Вахмана.

   — Послушайте, Вахман! А зачем вы так часто ездите в Минск? — небрежно осведомился я в промежутке между свиной отбивной и кофе. — Ведь не штаб генерала Баха вы посещаете?

   — Нет, штандартенфюрер, — невозмутимо ответил Вахман. — Я езжу в штаб минского СД на переговоры с Берлином. Это, кстати, отмечено в тех вызовах, которые мне присылает оберштурмбаннфюрер Штраух. Переговоры связаны с тем, что Берлину нужны мои консультации по делам, которыми я занимался до прибытия на службу в батальон «Люблин-500». Вы понимаете, штандартенфюрер, что большего я сказать не могу?

   — Понимаю, Вахман, — сдержанно отозвался я. Я сделал паузу, ожидая продолжения. И оно последовало.

   — Кстати, штандартенфюрер, завтра я снова должен ехать в Минск на очередной разговор, — небрежно сообщил Вахман. — Прошу вас понять, что это не моя инициатива. В книге телефонограмм у дежурного есть запись о вызове от имени оберштурмбаннфюрера Штрауха.

Тогда все нормально, — широко улыбнулся я. — Езжайте, Вахман!

Езжай, сволочь! Завтра я ознакомлюсь с содержимым потайного отделения твоего сейфа.

* * *

Поздно вечером я вызвал к себе Рудакова и Клембовского.

   — Когда в здании штаба не бывает абсолютно никого? — спросил я Рудакова.

   — В каком смысле? — удивился Рудаков.

   — В том смысле, что коридор, в который выходят двери кабинетов, гарантированно пуст, — пояснил я.

   — Во время перерыва на обед, плюс–минус пятнадцать минут, — ответил Рудаков. — Есть еще дежурный, но если он отправится на проверку караула, то останется лишь один помощник дежурного. А если он в дежурном помещении остается один, то не имеет права даже выйти в туалет.