«Вы хотите повергнуть Шант в круговорот бедствий и междоусобиц!» — неожиданно звенящим голосом воскликнул Саджарано.
«Я хочу защитить страну от неминуемой гибели! Подчиняйтесь мне — или я убью вас, сию минуту!»
Саджарано обмяк, почти отвернулся, но продолжал искоса поглядывать на Этцвейна. В этой позе его нос пуговкой и скошенный подбородок напоминали черты хитрого безвольного ребенка. «Я подчиняюсь», — сказал он.
Джурджина не находила места — лицо ее дергалось и кривилось гримасами, в других обстоятельствах показавшихся бы забавными. Она вскочила, подошла к столу.
Этцвейн спросил: «Дискриминаторы ищут лектора-путешественника?»
«Да».
«Им приказано убить его?»
«Если потребуется».
Этцвейн передал правителю приемопередатчик: «Как вы пользуетесь этим устройством?»
Джурджина, заинтересованная незнакомым устройством, придвинулась ближе. В руке за ее спиной блеснул стеклянный нож. Этцвейн, следивший за эстеткой краем глаза, с силой оттолкнул ее — так, что она упала, налетев на свою кушетку. Саджарано вскочил, пнул Этцвейна, схватил его сзади за шею. Этцвейн нагнулся, рванулся вперед. Металлическая петля на шее Саджарано натянулась — сопротивление поводка, пристегнутого к перекладине потолка, отбросило его назад на кушетку.
«Ваши заверения ничего не стоят, — сдержанно произнес Этцвейн. — Я надеялся, что смогу доверять вам обоим».
«Мы вправе драться за свои убеждения!» — провозгласила Джурджина.
«Я обещал вам подчиняться, — сказал Саджарано. — Я не обещал не пытаться вас убить, когда представится такая возможность».
Этцвейн язвительно усмехнулся: «В таком случае я приказываю вам не пытаться меня убить или нанести мне какой-либо вред. Вы выполните приказ?»
Саджарано тяжело, тревожно вздохнул: «Выполню. Что еще я могу сказать?»
Этцвейн взглянул на Джурджину: «А вы?»
«Ничего не обещаю!» — высокомерно заявила эстетка.
Этцвейн схватил ее за руку, потащил к заднему ходу.
«Что вы делаете? — упиралась она. — Куда? Зачем?»
«Я убью вас на заднем дворе. Не хочу прибирать в доме», — сказал Этцвейн.
«Нет, пожалуйста, не надо! — она заплакала. — Я буду вас слушаться, буду!»
«И вредить мне тоже не будете?»
«Не буду!»
Этцвейн отпустил ее. Девушка побежала к уже привычной, безопасной кушетке.
Вернувшись к Саджарано, Этцвейн потребовал: «Объясните, как работает радио».
«Я нажимаю белую кнопку, — принужденно отвечал правитель. — Сигнал принимается ретранслятором, выбранным с помощью циферблата. Я говорю — мои приказы передаются ретранслятором».
«Передайте дискриминаторам приказ прекратить поиски лектора-путешественника. Передайте также, что человеку по имени Гастель Этцвейн следует оказывать безусловное, повсеместное и немедленное содействие в той же степени, в какой оно оказывается самому Аноме».
Саджарано включил передатчик, произнес требуемые фразы бесцветным размеренным тоном и поднял голову: «Что еще от меня требуется?»
Этцвейн встал посреди комнаты, глядя на Джурджину Ксиаллинен, на Человека Без Лица. Он хорошо понимал, что оба обманут его, как только подвернется случай. Мертвые, они не создавали бы никакой угрозы. Глаза Джурджины широко открылись — она угадала ход его мыслей. Да, так было бы лучше всего. Все же, если он убьет Человека Без Лица, кто будет править Шантом? Кто организует военный аппарат, необходимый для достижения цели? Человек Без Лица должен жить. В таком случае не имело смысла убивать и Джурджину Ксиаллинен.
Пленники напряженно ждали — чем закончится долгое размышление смуглого музыканта? Наконец Этцвейн произнес судьбоносный приговор: «Уходите. Отправляйтесь домой, но не покидайте Ушкадель!»
Он расстегнул петлю на шее Саджарано: «Предупреждаю: если меня убьют, мои сообщники все равно оторвут вам головы!»
Без церемоний, даже с какой-то недостойной торопливостью пленники привели себя в порядок и вышли из коттеджа. Обернувшись в проеме живой изгороди, Джурджина бросила долгий взгляд на стоявшего у входа Этцвейна. В сумерках Этцвейн различал только смутные очертания ее лица, но что-то неприятно подсказало ему — Ифнесс Иллинет поступил бы иначе, руководствуясь другими соображениями. В какой-то критический момент он, Гастель Этцвейн, выбрал неправильный путь, ведущий в неизвестность.
Этцвейн сложил в одну из сумок Ифнесса инструменты и оружие — их опасно было оставлять в коттедже — и ушел.
В «Закоренелом язычнике» он плотно поужинал, заказывая самые лучшие блюда и внутренне насмехаясь над преследовавшими его уколами инстинктивной скупости. Забот было достаточно, но о деньгах беспокоиться больше не приходилось.
Прогулявшись по набережной к «Фонтенею», он нашел в таверне Фролитца и его бродячих оркестрантов, бодро орошавших глотки пивом. Фролитц встретил Этцвейна гневными упреками, но с явным облегчением: «Где ты пропадал? Какими безобразиями занимаешься? Нас допрашивали дискриминаторы! Сказали, что ты похитил и изнасиловал какую-то эстетку».
«Чепуха! — отмахнулся Этцвейн. — Глупое недоразумение. Я об этом и говорить не хочу».
«Не желаешь нас просветить? Это можно понять, — подмигнул Фролитц. — Что ж, делу время, потехе час. За дело! У меня болячка на губе. Я сегодня играю на хитане — Этцвейн возьмет древорог. Начнем с чего-нибудь попроще. Помните пьесу «Птицы в прибое»? Она имела большой успех на Утреннем берегу».
Книга 2. Бравая вольница.
Глава 1
Высоко на мансарде гостиницы «Фонтеней» Этцвейн вертелся с боку на бок — сегодня он плохо спал. В конце концов пришлось встать и подойти к окну. Звезды уже бледнели в фиолетовом зареве рассвета. Кое-где на далеких склонах Ушкаделя искрились редкие зеленые уличные фонари, в дворцах эстетов было темно.
«В одном из темных дворцов, — думал Этцвейн, — Человеку Без Лица тоже не спится».
Отвернувшись, он направился к рукомойнику. Перед ним явился призрак — незнакомый в рассветных сумерках, порожденный тенями в закопченном стекле зеркала. Этцвейн присмотрелся. Фантастическое, даже пугающее видение вполне могло отражать его истинную натуру — сардонически кривящийся рот, впалые щеки, свинцовый налет на землистой коже, глаза: черные провалы с тусклыми блестками в глубине. Вот он, во всей красе, Гастель Этцвейн — сначала чистый отрок в храме хилитов, потом нищий оркестрант «Розово-черно-лазурно-глубокозеленой банды», а ныне — обладатель чудовищной власти! Этцвейн назидательно обратился к призраку: «Сегодня произойдут знаменательные события — сегодня Гастель Этцвейн может поплатиться жизнью». Двойник в зазеркалье не внушал уверенности в обратном.
Этцвейн оделся, спустился по лестнице и вышел на улицу. У ларька на набережной он закусил жареной рыбой с хлебом, размышляя о перспективах предстоящего дня.
В принципе задача была предельно проста. Следовало явиться во дворец Сершанов и заставить Саджарано — Аноме, верховного правителя Шанта — выполнить определенные требования. При первых признаках неповиновения Этцвейну достаточно было нажать кнопку, чтобы оторвать Саджарано голову — ибо теперь Саджарано носил ошейник, тогда как Этцвейн ошейника не носил. Желаемый результат достигался грубым принуждением — если Саджарано не догадается, что Этцвейн действует в одиночку, без друзей и сообщников, в каковом случае положение Этцвейна становилось опасным.
После завтрака Этцвейна ничто не задерживало. Он отправился вверх по проспекту Галиаса. «Саджарано, — думал Этцвейн, — отчаянно пытается найти выход из невыносимой ситуации. Что, например, я мог бы сделать на его месте? Бежать?» Этцвейн сразу остановился. Об этой возможности он не подумал. Из поясной сумки он вынул кодирующий передатчик, в свое время служивший Человеку Без Лица основным средством наказания преступников, и набрал цветовой код ошейника Саджарано. Теперь достаточно было прикоснуться к желтой кнопке, чтобы голова правителя слетела с плеч. Этцвейн нажал красную кнопку поиска. Передатчик тихо загудел — громкость звука изменялась в зависимости от направления. Громче всего металлическая коробка гудела, когда Этцвейн направлял ее в сторону дворца Сершанов. Опустив голову, Этцвейн пошел дальше. Саджарано не сбежал. Следовательно, он мог устроить западню.