Приближалось окончание учебы и завершение работы над диссертацией, время сгущалось, его физически становилось все меньше и катастрофически не хватало. Поскольку диссертации писать никто не учит, и человек должен, в течение отпущенных ему трех лет сам этому научиться, то я писала свою работу, как Бог на душу положит. Казалось бы, чего проще, возьми в библиотеке чью-то старую работу, прочти, и увидишь, какова должна быть форма этого вида текстов. И я, конечно, читала другие диссертации, но мне хотелось все сделать по-своему. Обычно филологическая научная работа делится на две-три части — теоретическую часть, обзор литературы, того научного направления, в рамках которого вы собираетесь делать свои изыскания, выработка методики анализа и непосредственно сам анализ, выбранного языкового материала, выводы. За истекшее время, помимо общего ликбеза, я занималась изучением теоретических основ анализа художественного текста, а также языковыми средствами выражения сюжетного времени. Я так увлеклась анализом рассказов Хемингуэя, что моя работа вылилась в последовательное описание каждого отдельного рассказа с точки зрения заключенного в нем времени персонажей и автора. Первой мой опус прочла, конечно, Тамара. Удивившись избранной форме описания, она, тем не менее, подбодрила меня и посоветовала, не меняя содержания, изменить структуру работы, построив ее в традиционном виде, отделив теорию от практики. Проделав это, я сама увидела, какой логически выстроенной стала моя диссертация, какой ясной и понятной не только мне самой, но и тем, кто будет ее читать. Ценные замечания сделала Вера Тарасова, одна из самых талантливых наших аспиранток и молодых преподавателей Герценовского пединститута. К лету 1974 года моя работа была завершена, и ее прочитала моя руководительница, Зинаида Яковлевна Тураева. После этого мы с ней определились с официальными оппонентами, учеными, которые должны были выступить на защите с критикой моей работы. А я должна была им ответить на заседании Ученого совета факультета и в присутствии всех желающих послушать мою защиту и принять в ней участие. Моими оппонентами стали: старший научный сотрудник Института языкознания ЛО Академии наук СССР, доктор филологических наук, профессор В. М. Павлов и кандидат филологических наук, доцент, Л. П. Чахоян. С приближением срока защиты я совершенно разуверилась в том, что моя работа достойна одобрения. Мне стало казаться незначительным и мелким мое исследование, да к тому же и плохо написанным. И как же я благодарна Владимиру Михайловичу Павлову, этому замечательному ученому и редкому по своим душевным качествам человеку, который угадал мое состояние и во время первой же встречи похвалил меня и мой труд! После его слов мне уже ничего не казалось страшным или невозможным. Мы сразу стали друзьями, и все наши последующие встречи в Ленинграде и в Вологде я ценю как одни из самых дорогих в моей жизни. Кстати, в Вологду Владимир Михайлович приезжал несколько раз, в качестве председателя экзаменационной комиссии, для приема выпускных экзаменов на факультете иностранных языков Вологодского пединститута, а также для чтения лекций по общему языкознанию. Приглашала его, обычно, Светлана Михайловна Кибардина, известный ученый, будущий доктор филологических наук, профессор этого же института.
По некоторым причинам моя защита была отложена на два года. Оказалось, что это даже хорошо, потому что у меня появилось время для переосмысления некоторых положений моей диссертации, доработки и написания добротного автореферата. Кроме того, за эти два года я столько раз встречалась со своим научным руководителем и оппонентами, что ко мне полностью вернулась уверенность в своей состоятельности и самодостаточности как молодого ученого. Мои страхи улетучились. Вообще страх и связанный с ним стресс перед каким либо решающим событием в жизни, наверное, всегда сопровождает человека. К чему это может привести, я убедилась несколько раз в своей жизни и особенно в аспирантуре. Все годы учебы мы ходили на защиты диссертаций аспирантов своего факультета. Не буду называть имен двух девушек, о которых я собираюсь рассказать в связи с этим, потому что для них и учеба и защита закончились трагически.
Защиты, обычно, проходили в довольно большой аудитории и при большом скоплении людей, среди которых были сокурсники, друзья, члены кафедры и факультета, студенты и аспиранты своего института и университета, а также любые другие заинтересованные лица. Но главное — это строгий Ученый совет по присуждению ученых степеней по иностранным языкам, тут же на защите голосующий «за» или «против» присуждения искомой научной степени. Что и говорить, событие волнительное, и некоторые не выдерживали напряжения. Так, одна девушка, на своей защите вышла перед аудиторией, глянула в зал и, ни слова не говоря, присев на корточки, спряталась за кафедру. На этом ее защита и закончилась. Приехала скорая помощь, и ее увезли в психиатрическую лечебницу. Другая девушка, хорошо мне знакомая, прикладывала огромные усилия, работая над диссертацией. Она читала и писала буквально днем и ночью, борясь с усталостью с помощью сигарет. Работа давалась ей с трудом, с трудом же она защитилась. После защиты она уехала в родной город, начала работать в своем институте, и в конце года поучила диплом кандидата наук. Вскоре ее нашли в общежитии, повесившейся на дверях своей комнаты. Конечно, кроме страха, здесь сыграл свою роль еще один важный фактор, редко учитываемый людьми, берущимися за трудное дело. Нам всем кажется, особенно в молодости, что нет такого дела, с которым было бы невозможно справиться. Нам кажется, что мы всесильны и будем жить вечно. Но, оказывается, что у каждого человека есть индивидуальный порог возможного, есть потолок выше которого нельзя подниматься, иначе сломаешь шею.
За год до описываемых событий в нашей комнате появилась Лида, тоже филолог. Лида была очень женственной, миловидной, с мягкими линиями полноватой фигуры и длинными, темными волосами, уложенными в высокую прическу. Кроме того, она была умницей и хорошей девушкой, с мягким, уживчивым характером. Валя почему-то ее сразу невзлюбила, может быть из ревности к нам с Тамарой, а может быть, почувствовав в ней соперницу по отношению к своему гражданскому мужу, имевшему неосторожность похвалить Лидину внешность. Валин муж, приезжавший в Ленинград на выходные, жил в Новгороде Великом. Он был моложе Вали, и у нее были все основания подозревать его в неверности, хотя бедная Лида была совершенно ни при чем. В тот раз мы стали свидетельницами, на что способна разъяренная, ревнивая женщина — о, это страшная сила! Тут были слезы, скандалы, обвинения во всех грехах и даже подлоги. Настолько мощным оказался Валин неординарный характер, что мы с Тамарой ничем не смогли помочь Лиде, которой, в конце концов, пришлось переехать в другую комнату. На ее место к нам сразу же поселили Таню Парменову, с которой мы когда-то вместе готовились к экзаменам в аспирантуру. Вслед за ней в Ленинград приехал и ее муж, Дмитрий, который всю их совместную жизнь не желал надолго расставаться с женой. С этой комнаты и этого времени началась наша тесная дружба с семьей Парменовых. Мы не расставались до 1985 года, до того времени, когда я неожиданно для себя самой вышла замуж.
Моя защита состоялась 20 мая 1976 года. Специально для этого события мама сшила мне шерстяной, горчичного цвета костюм, английского покроя. На лацкан костюма крепился искусственный красный цветок, у сестры Лены были взяты напрокат красные лакированные туфли на сверхмодной платформе, привезенные из Чехословакии. Когда меня увидела в этой экипировке Зинаида Яковлевна, она ободрила меня следующими словами: «По крайней мере, аспирантка у меня красивая!» Читай, хоть и не большого ума и таланта. Перед самой защитой мы встречались с ней по два раза в день. Встречи эти были для нас обеих мучительными, потому что мое спокойствие действовало на нее прямо противоположно, она волновалась все больше. Мне же спокойствия придавали положительные отзывы официальных оппонентов и поддержка друзей. Неожиданно на защиту пришли очень многие, Тамара Казакова с сестрой Ольгой, мои друзья и подруги по общежитию, мои бывшие студенты, Майя и Володя Квятковские, Света Кузнецова, вологодские друзья Парменовы, Таня с Димой и Лев Колотилов, а также масса незнакомых мне людей, заполнивших аудиторию до отказа. Ученый совет еще полностью не собрался, но я уже вышла на трибуну, чтобы подготовиться к выступлению. Зинаида Яковлевна сидела за первым столом, и ее прямо трясло от переживаний. В этот момент в аудиторию неожиданно вошел необычайно представительный профессор Б. Ф. Егоров, которого я видела всего один раз на филологическом факультете, где он тогда работал и вел несколько аспирантов. Зинаида Яковлевна изумилась несказанно, когда Б. Ф. Егоров, величина огромная в мире филологии, вдруг подошел ко мне и, пожав руку, пожелал успешной защиты, сказав, что он читал мой автореферат и очень им заинтересовался. Спокойствие спокойствием, но, как все нормальные люди, я, принимая во внимание серьезность события, пребывала в некоторой эйфории и могла при этом изобразить только приятное удивление. Однако такой неожиданный поворот дела придал мне сил и уверенности. Со счастливого появления Б. Ф. Егорова началась моя чудесная защита. Чудесная, потому что она прошла не только без сучка, без задоринки, но в ходе ее выяснилось, что очень похожую тему параллельно мне разрабатывал на филологическом факультете целый коллектив аспирантов-литературоведов, который пришел примерно к тем же выводам, что и я. А что может быть лучше, когда твои выводы подтверждает кто-то еще! Значит, они верные, значит все не зря! Моя защита вылилась в настоящую полемику, в неформальный разговор, в котором участвовали не только оппоненты и я, но и большая часть аудитории. А это бывает крайне редко, только когда работа неординарна, когда она будоражит мысль других ученых. Я ощущала в тот момент небывалую ясность ума и эмоциональный подъем, и это позволило мне с легкостью отвечать на вопросы оппонентов. В этот день мне единогласно присудили ученую степень кандидата филологических наук. Весь день у меня в ушах звенели слова председателя совета: «Позвольте от имени всех присутствующих поздравить вас с замечательной защитой диссертации и пожелать дальнейших творческих успехов!» Такое на защитах говорят не часто. Вернувшись в общежитие, я обнаружила, что вся моя комната заставлена розовыми и красными розами на длинных стеблях. Цветы были везде, на полу, на подоконнике, на полках и на шкафу. Мои милые подруги постарались сделать этот день самым запоминающимся в моей жизни. Он и запомнился, как один из самых счастливых дней, позволивший мне понять, что такое настоящая победа.