Мы с Марией Ильиничной, после моей учебы, многие годы переписывались и обменивались поздравлениями с праздниками, почти до самого ее ухода из жизни. Об одном я очень жалею, что не настояла на ее приезде ко мне в гости. Когда я приезжала в Ленинград после защиты диссертации и приходила к своей научной руководительнице, мы всегда звонили Марии Ильиничне, и она присоединялась к нам. В последнюю нашу встречу, кода мы сидели за столом, пили белое сухое вино и вспоминали смешные истории из аспирантской жизни, она с улыбкой сказала: «Танечка, если угадаешь, кто для ленинградцев самый главный человек, я тебе кое-что подарю». — «Пушкин», не задумываясь, ответила я, и она подарила мне памятную медаль с изображением Пушкина. И надо сказать, что этот подарок дорогого стоил.

Ждать так тяжело! Целых две недели после окончания экзаменов я прожила в общежитии с девочками-студентками. Наряду с русскими здесь жили многие иностранные студенты из всех стран мира.

Место мне все же выделили и я, счастливая, отправилась домой. На учебу я должна была явиться в сентябре. Но в сентябре вместо занятий меня направили со студентами первого курса факультета иностранных языков в колхоз, который находился в Вырицах, Ленинградской области. Почти весь месяц мне пришлось работать на уборке картофеля с милыми ленинградскими мальчиками и девочками, которые не желали заниматься тяжелым трудом и, как могли, отлынивали от работы. Заставить их подбирать за уборочной машиной картошку, можно было, только встав на полосу впереди всех и лично показывая чудеса трудолюбия. Но зато я снискала таким образом всеобщее уважение и любовь. Наша дружба с этими студентами продолжалась все годы моей учебы. Высокий и полный мальчик Боря, которого было видно за версту по красному платку на голове, всегда вставал на полосу рядом со мной, и мы, сокращая время за работой, разговаривали о балете и театре. Девочки, памятуя почти одноименный рассказ Чингиза Айтматова, иронично называли его «тополек наш в красной косынке». Он был страстный балетоман, и даже ездил с друзьями на все премьеры Большого театра в Москву. Весь мой первый год в Ленинграде Боря водил меня и моих подруг на лучшие балетные представления. А поскольку в балетных кругах его хорошо знали, то мы на многие спектакли ходили по контрамаркам, что при наших скромных средствах было немаловажно. Только благодаря Боре мы попали на американский балет, впервые приехавший в Ленинград осенью 1971 года. Однако меня этот балет разочаровал, потому что спектакль был больше похож на групповые, спортивные упражнения. Мы же привыкли видеть танец полный чувства, мысли и значения, красоту, близкую к идеалу. Поэтому больше всего мне понравился тогда антракт. На «американцев» собрались все балетные и театральные артисты города, а также весь ленинградский «бомонд». Мы стояли в холле у стеночки, а мимо проходила, опустив глаза, скромная и прекрасная Алиса Фрейндлих. В толпе мелькал молоденький Костя Райкин с друзьями. Отдельно стояла группа знаменитых артистов из БДТ. Мы узнали Сергея Юрского и Наталью Тенякову.

«Мои дети», так я называла своих студентов, приходили ко мне в общежитие поговорить, попить чаю и послушать новую музыку, которую они приносили с собой. Это были записи новых рок-групп, в Вологде пока мало известных, таких как «Лэд Зэпелин» и «Дип Пепл». Два последних года моей жизни в Ленинграде мы почти не встречались, обе стороны были заняты учебой. Тем более мне было приятно, когда мои верные друзья пришли на защиту моей диссертации в 1976 году.

После колхоза я отправилась устраиваться в одно из аспирантских общежитий, на Первой линии Васильевского острова. Это был старый трехэтажный доходный дом длиною почти в квартал. Комната, в которой мне предстояло жить, находилась на втором этаже и окнами выходила на трамвайную линию, в конце поворачивающую на Тучков мост. Трамваи начинали ходить в пять часов утра, и заканчивали работу в два часа ночи. С перерывом всего в три часа они с завидной регулярностью, каждые пятнадцать-двадцать минут, с воем и грохотом пролетали мимо наших окон. Сначала это было похоже на изощренную пытку, тем более что в первые месяцы мы много занимались «дома». Но оказалось, что фраза «человек ко всему привыкает» — не пустой звук. Мы привыкли к шуму и грохоту, приноровились следить за временем по движению трамваев. А когда на втором году обучения переехали в тихий дворик института по адресу Мойка, 48, то первое время нам этого шума даже не доставало. Однако трамваем «удобства» этого общежития не заканчивались. Огромная комната, в которую меня прописали, была рассчитана на восемь человек, а жило нас там двенадцать девушек. Я даже не помню тех, кто располагался у противоположной стенки.

Как-то так получилось, что я пришла в общежитие днем, раньше всех. Набегавшись предварительно по инстанциям, за разными справками и разрешениями, я так устала, что без сил рухнула на стул рядом с большим столом у дверей и сидела так некоторое время в полной прострации, потихоньку осматриваясь и пытаясь сосчитать голые койки, рядами стоявшие вдоль комнаты. В какой-то момент открылась дверь и в нее вошла девушка среднего роста, крепкого телосложения, без каких-либо следов косметики на лице, с волосами, заплетенными в косу, и в очень короткой юбке. В руке у нее был небольшой чемодан. Она молча и не очень приветливо принялась рассматривать меня. С первого взгляда мы друг другу не понравились. Вдруг в лице девушки что-то переменилось, она улыбнулась и сказала: «Я варенье домашнее привезла, давайте чай пить». Так, в мою жизнь с порога шагнула Тамара Казакова из Нижнего Тагила, не подозревая, как много она будет значить для меня и как тесно переплетутся наши жизни, став более значительными и интересными.

Я всегда удивлялась тому, что самые важные встречи в жизни людей происходят обыденно, как-то неинтересно, что ли. С простой, вежливой фразы началась наша настоящая, большая дружба, которая продолжается до сих пор, хотя по большей части мы жили и живем в разных городах и довольно далеко друг от друга. Но это ничего не меняет, мы остаемся близкими людьми. В аспирантские годы мы были неразлучны, переезжая из общежития в общежитие, из комнаты в комнату, но всегда оставаясь вместе. Мы делили один стол, вместе ходили на лекции и семинары, вместе увлекались переводом художественной литературы, (правда, Тамара переводом поэзии, а я прозы), вместе ходили в библиотеки, книжные магазины, в театры, музеи и в филармонию. У нас были общие друзья и подруги, и наши научные руководительницы работали на одной кафедре. В этот первый день нашего знакомства, еще не подозревая о том, как сложатся наши отношения, мы сделали выбор в пользу друг друга и заняли две койки в углу у круглой старой печки, покрашенной в тон стенам зеленой масляной краской и имевшей чисто декоративное назначение. К вечеру в комнате собрались почти все новые постоялицы. Ближе к нам с Тамарой устроились русистка Таня из Иванова и преподаватель педагогики из Вильнюса, литовка Люда Каукенайте. Уму непостижимо, как мы умудрялись уживаться в одной комнате. Мы разнились возрастом, научными направлениями, интересами, отношением к людям и к жизни вообще, одеждой, пристрастиями, наконец, национальностью. Среди нас были русские, одна российская немка, литовка, латышка и татарка. Мы вставали по утрам в разное время, собирались и уходили на занятия и в библиотеки, возвращались и ложились спать тоже в разное время. Однако как интеллигентные люди мы пытались хотя бы не мешать друг другу и старались подружиться. Мы готовили на кухне национальные блюда, угощали ближайших соседей по койкам, учились друг у друга готовить и жить. Мы с Тамарой всегда приглашали ближайших соседок попить с нами чаю с чем Бог послал. Благодарная Люда Каукенайте, статью похожая на литовскую крестьянку, специально для нас приготовила однажды картофельные цепеллины с салом. Это было ее любимое национальное блюдо, настолько специфическое, что я его ела с трудом. Но нельзя было обидеть Люду, потому что она совершала в тот момент акт небывалой щедрости, указывающий на ее доброе отношение к нам. Люда мечтала по возвращении из Ленинграда купить себе квартиру, поэтому экономила на всем, включая еду. Уехав в аспирантуру, она сдала свою комнату в Вильнюсе в аренду, а плата шла на счет в банке. Даже от стипендии она умудрялась откладывать деньги на будущую квартиру, питаясь в основном хлебом и кефиром. Это был настоящий подвиг во имя будущего, на который я, например, не была способна.