— О Кадди! — вскричала она, входя в комнату. — Боюсь, что мы погибли!

— В чем дело? Что с тобой? — отозвался невозмутимый Кадди, принадлежавший к числу тех, кого нелегко взволновать.

— Как ты думаешь, кто этот джентльмен? И зачем только ты его зазвал! — воскликнула Дженни.

— А на кой черт мне знать, кто он такой? Теперь нет больше закона, чтобы не давать убежища и не общаться, — сказал Кадди, — и поэтому виг ли он или тори, какое нам до этого дело?

— Да он расстроит свадьбу лорда Эвендела, если только не случится что-нибудь и того хуже! — сказала Дженни. — Ведь он — первая любовь мисс Эдит, ведь это твой старый хозяин, Кадди.

— Черт побери, жена! — воскликнул Кадди, вскакивая со своего места. — Что же, по-твоему, я слепой, что ли? Да я среди сотни узнаю мистера Гарри Мортона!

— Кадди, дружок, — ответила Дженни, — хоть ты не слепой, да не так приметлив, как я.

— Может быть. Но чего ради ты сейчас тычешь мне этим в глаза? И чем, по-твоему, этот человек похож на нашего мистера Гарри?

— Хорошо, я тебе скажу, — ответила Дженни. — Мне показалось, что он прячет от нас лицо и говорит не своим голосом. Вот я решила испытать его разговорами о старине, и когда я сказала тебе о горячей похлебке, он, правда, не рассмеялся — он теперь для этого слишком важный, — но так лукаво взглянул на тебя, что мне стало ясно: он понимает, в чем дело. И все его огорчения — из-за замужества мисс Эдит, и я никогда в жизни не видала мужчины, который бы так любил — я могла бы сказать: мужчины и женщины. Помню, как плохо стало Эдит, когда она услыхала, что он и ты (безобразник ты этакий! ) идете с мятежниками на Тиллитудлем. Что же нам теперь делать?

— Что же мне делать? — сказал Кадди, торопливо натягивая одежду, от которой уже успел частично освободиться. — Пойти, что ли, сейчас же повидать моего господина?

— Ну нет, Кадди, ты никуда не пойдешь, — спокойно и решительно заявила Дженни.

— То есть как это так? Что за черт сидит в этой женщине, — сказал Кадди. — Неужто ты думаешь, что я такой муж, как Джон Томсон, и что мною до самой смерти будут помыкать бабы?

— А каким же мужем тебе хочется быть? И кому же еще тобою командовать, муженек, как не мне? — ответила Дженни. — Погоди, я растолкую тебе все по порядку. Никто, кроме нас с тобою, не знает, что молодой Милнвуд жив, — и так как он упорно скрывается от всех, я думаю, что он приехал сюда, чтобы тотчас уехать обратно, если мисс Эдит вышла замуж или собирается замуж; тогда он не станет больше их беспокоить. Но если мисс Эдит узнает, что он жив, то, даже стоя под венцом с лордом Эвенделом, она ответит священнику «нет», когда нужно будет ответить «да».

— Ну и что же, — проговорил Кадди, — какое мне до этого дело? Если мисс Эдит ее прежний жених нравится больше, чем нынешний, почему она не может переменить решение, как это порою проделывают другие? Ты знаешь, Дженни, Хеллидей и посейчас продолжает твердить, что ты когда-то обещала ему выйти за него замуж.

— Хеллидей — лгун, а ты, Кадди, просто дурень, что слушаешь его враки. А что до молодой леди, то не дай Бог сделать такой выбор! Можешь не сомневаться, что все золото мистера Мортона — в галунах на его кафтане. Как бы смог он содержать леди Маргарет и еще молодую леди?

— А разве не существует Милнвуда? — возразил Кадди. — Правда, старик отказал доход с него домоправительнице до конца ее дней, потому что не знал ничего про племянника, но стоит только поговорить со старой Уилсон как следует, и они с леди Маргарет могли бы отлично прожить.

— Как бы не так, дружок, — ответила Дженни, — ты их совсем не знаешь, раз думаешь, что такие знатные леди станут жить одним домом с Эли Уилсон, когда они из гордости не принимают помощи даже от самого лорда Эвендела. Нет, нет, если она выберет Мортона, им придется жить походною жизнью.

— Ну, это, конечно, не для старой леди, — заметил Кадди, — ей и одного дня не протянуть в дорожном фургоне.

— И тогда между ними пойдут споры о вигах и тори, — продолжала хитрая Дженни.

— Тут и говорить нечего, — согласился Кадди, — старая леди в некоторых вещах ужасно упрямая.

— А потом, Кадди, — продолжала его супруга, которая предусмотрительно приберегала под конец свой наиболее сильный довод, — если расстроится эта свадьба с лордом Эвенделом, не видать нам ни отдельного дома, ни огорода, ни выгона для коровы. И тогда и мне, и тебе, и нашим дорогим деткам только и останется, что пойти по миру.

Тут Дженни принялась всхлипывать. Кадди не находил себе места, не зная, на что решиться. Наконец он сказал:

— Ладно, жена, не можешь ли ты спокойно, без этого плача, сказать, что же нам в таком случае делать?

— То-то и оно, что ничего, — ответила Дженни. — Делай вид, будто про этого джентльмена тебе ничего не известно, и никогда никому, умоляю тебя, ни словом не обмолвись о том, что он побывал у нас или в господском доме — там, наверху. Знай я, кто он, уступила бы я ему нашу собственную постель, а мы с тобой спали бы в хлеву, пока он не уедет. Но теперь ничего не поделаешь. Нужно пораскинуть умом, как бы завтра утром выпроводить его отсюда, да половчее. Надеюсь, что больше ему не захочется сюда возвращаться.

— Бедный мой хозяин! — воскликнул горестно Кадди. — Значит, мне и поговорить с ним нельзя?

— Ни за что, — ответила Дженни, — ты не обязан его узнавать, и я бы не сказала тебе, кто он такой, если бы не боялась, что при утреннем свете ты его, может быть, и узнаешь.

— Ну, раз так, — сказал Кадди, тяжко вздыхая, — раз так, я лучше пораньше уйду на пахоту; если мне с ним нельзя и поговорить, так лучше уж не быть дома.

— Правильно, дорогой! — ответила Дженни. — Нет никого умнее тебя, если ты чуточку посоветуешься со мной; только никогда не делай ничего по своему разумению.

— Кажется, и впрямь так, — пробормотал Кадди. — Уж всегда-то какая-нибудь старуха, или хозяйка, или еще какая другая женщина, заставляла меня делать все по-своему, а не по-моему, — продолжал он, раздеваясь и укладываясь в постель. — Сначала то была матушка, потом леди Маргарет не давала мне свободно вздохнуть, и они ссорились между собой, и толкали меня сразу на две дороги, и каждая тянула к себе, точно Панч и дьявол, что дерутся за булочника на ярмарке; а теперь я женат, — продолжал он бормотать, заворачиваясь в одеяло, — и моя жена, сдается, совсем уж ведет меня за собой на поводу.

— А разве я веду тебя не лучше, чем все остальные? — сказала Дженни и, заняв место рядом с супругом и погасив свечу, закончила на этом беседу.

Оставив эту чету в объятиях сна, сообщим читателю, что на следующий день рано утром к Фери-ноу в сопровождении слуг подъехали две амазонки, в которых Дженни, к величайшему своему ужасу, тотчас узнала мисс Белленден и леди Эмили Гамильтон, сестру лорда Эвендела.

— Не сбегать ли мне наверх, чтобы немного прибрать? — сказала Дженни, испуганная этим неожиданным приездом обеих молодых леди.

— Дайте нам ключ от входной двери, и больше ничего нам не нужно: Гьюдьил откроет окна в малой гостиной.

— Малая гостиная на запоре, а замок, как на грех, испортился, — ответила Дженни, сообразив, что эта комната находится рядом со спальней, в которой она поместила вчерашнего гостя.

— Тогда он откроет окна в красной гостиной, — сказала мисс Белленден и направила лошадь к дому, однако не той дорогой, которой Дженни провела Мортона.

«Все пропало, — подумала Дженни, — если мне не удастся выпустить его с черного хода».

И она стала подниматься по склону холма, волнуясь и ломая голову, как бы выпутаться из неприятного положения.

«Уж лучше было сразу сказать, что я пустила туда на ночлег приезжего путешественника, — продолжала она размышлять по дороге. — Но тогда они позвали бы его к завтраку. Господи, спаси и помилуй нас! Что же мне делать? А вон и Гьюдьил разгуливает в саду! — воскликнула она про себя, приближаясь к калитке. — И я не посмею войти с черного входа, пока он отсюда не уберется. О, Господи! Что теперь с нами станется! »