— Так я жду у входа?
— Машина сейчас будет…
— Вас ничего здесь не задерживает? — осведомился Кирилл у сидящего рядом с ним мужчины.
— Нет, — ответил тот коротко и без видимого напряжения.
— Тогда в порт, Коля. Вы не знаете расписания паромов, отплывающих из этого замечательного города?
— Все зависит от средств и предполагаемых направлений…
— Ну и ладно. Разберемся на месте… И что вы хотели мне сообщить?
Мсье Франс отмахнулся от облачка сигаретного дыма и сдержанно откашлялся:
— Вы могли бы некоторое время не курить?
Кирилл опустил стекло и выбросил сигарету:
— Так мы вас слушаем…
Мсье Франс собирался с мыслями недолго.
— Дело в следующем: у вас, насколько я понимаю, есть нечто, вызывающее острый интерес у моего руководства. И я хотел бы получить это от вас.
— А что вы предлагаете взамен?
— Готов выслушать ваши соображения…
— Весьма дипломатично. Чего нельзя сказать о поведении ваших подручных в Лихтенштейне.
— Таковы правила игры. Вы же сказали, что сами по натуре игрок…
— В определенной степени. Если эти игры не заходят так далеко. Теперь не восемнадцатый век, и сдирать скальп с живого, пусть даже не очень приятного во всех отношениях человека — явный перебор…
— Здесь нет ни моей вины, ни инициативы. Что касается Лихтенштейна — я просто хотел оценить вашу реакцию на подобные методы давления…
— Хорошо, что обошлось без трупов. Что же касается вашей заинтересованности, то мне бы хотелось, чтобы вы выразились поконкретнее… Что именно вам нужно?
— Документы, которые, судя по всему, вам удалось изъять у Крокина.
— Это все?
— Почти…
— Послушайте, я не стоматолог, а вы не пациент — не могу же я извлекать из вас звуки клещами…
— Еще меня, а точнее, нашу организацию волнует судьба переправленных из России камней…
— В каком смысле волнует?
— Способ их реализации… Вы ведь проводили предварительные переговоры с Веттеншапеном?
— Да.
— И к какому пришли соглашению?
— Он не успел озвучить свои пожелания. А вы? — Кирилл мило улыбнулся, хотя в полумраке салона автомобиля эту улыбку можно было счесть за злобный оскал. И тем не менее мсье Франс не выказал и доли сомнения в собственной безопасности:
— Думаю, что мы сможем договориться…
— А ваши мишени?
— Они меня, в случае договоренности с вами по основным вопросам, не беспокоят. Если, разумеется, вы располагаете подлинными документами, а не копиями.
— Документы подлинные, и мне они совершенно не нужны. Но проблема в ином — каким образом распорядится ваша организация этим компроматом? Продолжит стимулировать воровство и мздоимство? В нашей стране от этого уже устали. И возможно, скоро станут просто стрелять.
— Имеете в виду «расстреливать»?
— Нет. Именно стрелять. И теперь не очень-то стесняются, но пока ситуацию можно определить как пристрелка. Дальше — хуже…
— Но вы должны понимать, что это только малая часть документов, с помощью которых можно было бы оказывать давление на определенных лиц.
— Но для «Де Бирс» они стоят немало — вопрос в том, кто, когда и с какой целью их может использовать…
— И как бы вы их предполагали использовать в дальнейшем?
— Не знаю — могу передать их заинтересованным лицам и организациям. Безвозмездно. Отечественным. Пусть знают, какие суки вырастают из юных ленинцев…
— Не думаю, что для вашего народа или для его части это окажется неожиданностью.
— К сожалению, вы правы.
— Так как?
— И не знаю… Продать вам?
— Мы готовы их приобрести. Или…
— Или?
— Или предложить вам, в частном, разумеется, порядке, информацию, которая может вас заинтересовать…
— Меня сложно чем-либо заинтересовать… А вот моего партнера… Ему очень хотелось бы знать, кто организовал покушение на него самого и на его товарища?
— Где это произошло?
— В Москве, не более чем неделю назад.
— Вы получите эту информацию. Взамен документов, принадлежавших Крокину.
— А что мне делать с самим Крокиным?
— Ну, не станете же вы просить меня устранить его?
— Даже и не знаю… От этого человека добра-то никто никогда и не видел…
— Возможно. Но подобных — миллионы…
— А вот поточнее нельзя?
— Не понял?
— Сколько их всего? Этот вопрос меня волнует с детства…
— Это большая и страшная тайна! — впервые улыбнулся мсье Франс. И оказалось, что он умеет это делать довольно непринужденно.
— Ну, хорошо. Что у нас еще на повестке дня?
— Реализация ваших камней. Сколько вы запросили с ювелира?
— Сто пятьдесят.
— Если уступите полторы сотни — считайте, что сделка состоялась.
— Схема?
— Вы предлагайте…
— Выставленный аккредитив на острове Мэн — у меня там имеется несколько счетов… И какое-нибудь плоское, безлюдное пространство…
— Место выберете сами?
— С удовольствием. Схему передачи уточним непосредственно перед самой сделкой.
— Согласен. Но хотел бы вас предупредить…
— О чем?
— О том, что тот тип, убийца Веттеншапена, в прошлом мой сессионный ассистент, вышел из-под контроля и в любой момент может проявиться…
— Кто он?
— Его фамилия Галлахер. Отставной сержант САС. Мне кажется, что у него что-то с психикой. Или кто-то напугал его до смерти.
— Требуется хирургическое вмешательство?
— Не исключено. Но, к сожалению, я могу только предположить, где он сейчас может находиться…
— И где же?
— В Невшателе, совсем рядом с вашей временной резиденцией. И как вы успели убедиться, настроен он достаточно жестко.
— Следует проверить?
Мсье Франс кивнул:
— Позвоните туда — по времени, прошедшем с момента его последнего подвига, он может быть уже на подходе.
— Как он выглядит? — Кирилл достал из портфеля телефон и набрал номер виллы в Невшателе.
— Рыжий, высокий, весьма непривлекательный тип…
Глава 15
«Я тень! — нашептывал про себя Галлахер. — Меня не знает никто, никто не видит. Я быстр, уверен в собственных силах, я все могу!»
Он убеждал себя, проговаривая мысленно подобные фразы на протяжении всего времени преследования обитателей виллы Корф. Он не спал, наблюдая за окнами отеля в Амстердаме, он мерз и питался, чем и где придется. Он перемещался как зверь, как ночной хищник, и ему казалось, что скрытая агрессивность его движений не оставит ни малейшего шанса его потенциальной жертве — от него не спастись, не спрятаться, не скрыть ни желаний, ни животного страха, ни мыслей… Галлахером владела необъяснимая злоба — ему хотелось разрушать, уничтожать, жечь… для того чтобы владеть. Он видел в преследуемых им русских опасных и опытных врагов. Он предполагал, что где-то рядом, в этом городе, по тем же улицам так же вкрадчиво и бесшумно передвигается в поисках жертвы и его смерть, его таинственный господин Никто, возможно, еще более опытный и жестокий. И в эти минуты Галлахеру становилось страшно. Этот страх необходимо на кого-то выплеснуть.
Неразлучная троица русских — они существовали свободно, естественно, как дыхание… Они никого не боялись — бесцельно слонялись по городу, часами просиживали в барах, словно нет у них иной заботы. Они не оглядывались по сторонам. У них все было в порядке. У них, но не у Галлахера — он не мог бесцельным ожиданием оправдать цель своего приезда в Амстердам. У него была цель. Неясная, неконкретная, еще не материализовавшаяся, но Род уже ощущал запах денег. Особенно в тот день, когда русские отправились в путешествие по городу в автомобиле, прихватив с собой достаточно привлекательную на вид, обтянутую черной кожей коробку. И, сверив конечную точку маршрута с имевшимся у него справочником, Галлахер понял — его усилия могут вот-вот увенчаться успехом. Успехом, удачей — какие неправильные слова… Они не нравились Роду. Может быть, гонорар? Плата за унижения? За одиночество? Компенсация галлахеровской неустроенности, неудачливости, тупости? Так далеко в оценке собственных достоинств Род не заходил. Он ощущал себя вполне полноценным подонком, впрочем, называя себя несколько иначе — солдатом. Теперь у него не было генералов, не было подчиненных — никто не козырял ему в ответ и не приветствовал вставая… Все это было у него впереди. И табличка, укрепленная на двери офиса, куда нанесли визит поднадзорные Галлахера, только усилила это ощущение: на ней значилось: «Веттеншапен. Украшения и драгоценности. Лондон — Амстердам — Гонконг». А в справочнике путешествующего по городу был указан еще один адрес — адрес магазина с точно таким же названием. Галлахер не поленился в тот же день заглянуть туда — один вид витрины, застеленной бархатом, за толстым броневым стеклом, с загадочно поблескивающими диадемами и брошами, мог кого угодно свести с ума. И Галлахер уже был близок к подобного рода умопомешательству — не напрасно его таинственный наниматель истратил такую уймищу денег только для того, чтобы отставной сержант не упускал из виду этих странных, беззаботно живущих русских.