Я встал.

— Фрэнк, я скажу Гарриэт лишь одно: чтобы она оставила в покое этого Дж. Л. М. и чтобы вообще забыла о моей просьбе. Ни она, ни я не имеем никаких обязательств по отношению к мистеру Даллесу, к ЦРУ, к вашей комиссии. Если ты встретишь мистера Даллеса…

— Майк, ты же знаешь, что я вовсе не работаю в ЦРУ.

— …то передай ему от меня, что я присоединяюсь к той части прессы, которая не очень-то доверяет и обвиняет его в компрометировании Штатов… Не имеет значения, Фрэнк, работаешь ты в ЦРУ или в «Юнайтед Фрут Компани». Они тебе платят, а не мне, да если б они мне и платили, я вовсе не собираюсь подвергать опасности Гарриэт. Если вам не хватает своих детективов, наймите их в агентстве Бернса, Пинкертона или еще в каком-нибудь…

— Послушай, Майк…

— Фрэнк, я сделал для тебя все, что мог. Оставь Гарриэт в покое!

Бисли преградил мне дорогу к двери.

— Майк, ну дай мне слово сказать! Ничего я не хочу, ни от тебя, ни от Гарриэт: она сделала больше, чем я рассчитывал. Я хотел только сказать, что если бы она еще как-нибудь случайно…

— Фрэнк, таких случаев не будет, не рассчитывай на эти случая, выбей все их из головы и оставь Гарриэт в покое.

— Ну, ладно, Майк, — сказал он, — все в порядке.

— Все в порядке, Фрэнк, — поддакнул я.

Поглощенный собственными делами, я почти забыл о де Галиндесе и Лоретте и в свободные минуты думал лишь о Гарриэт. Через месяц после того, как я получил письмо из Буэнос-Айреса, Гарриэт вдруг позвонила мне.

Я отозвался так, будто ничего между нами не произошло, будто не было тех двух разговоров в баре. Но Гарриэт никак не реагировала на мой сердечный тон, она была необычно сдержанна. Спросила, пригодилось ли мне ее сообщение. Я сказал, что мы уже поймали похитителя драгоценностей тут, в Штатах, но что я ее очень благодарю и прошу прощения за то, что зря беспокоил.

— Это ничего, Майк.

— Мы увидимся, Гарриэт?

— Нет, Майк, я правда не могу, мы вылетаем в шесть утра.

— В Сьюдад-Трухильо?

— Да.

— Ты встречаешься с Мерфи?

— А ты что-нибудь имеешь против этого?

— Нет, Гарриэт. Ты можешь встречаться с кем тебе угодно.

— Ты тоже.

— Знаю… Может, ты влюбилась в этого сопляка?

Она засмеялась, смех получился довольно искусственный.

— Ты говоришь глупости. Так быстрей, в два счета, я влюбиться не смогу. Майк, ты говоришь ужасные глупости.

— Но он в тебя влюбился, правда?

— Не знаю… Пожалуй, что так. Впрочем, ты меня знаешь, я не легковерная и не легкомысленная.

— Почему ты так долго не звонила мне?

— А ты?

— Но ведь ты в письме пообещала, что позвонишь, когда будешь в Нью-Йорке. Так ты написала, Гарриэт.

— Если б тебе хотелось меня видеть, ты не стал бы вспоминать об этом обещании. Сам позвонил бы.

— Ты долго пробудешь в Сьюдад-Трухильо?

— Представь себе, нашу машину предназначили для экскурсии, организованной на наших линиях. Экскурсанты посещают и Сьюдад-Трухильо, и наша «Дакота» пробудет там несколько дней. Ну, так же, как и на всех других аэродромах: понимаешь, эта экскурсия в том и состоит, чтобы они посетили все эти…

— Гарриэт, эти дни в Трухильо ты проведешь с Мерфи?

— Право, не знаю… Но там ужасная скука, и я пожалуй, буду с ним встречаться… Майк, скажи мне что-нибудь приятное.

— Я могу сейчас же приехать к тебе, Гарриэт.

— Я бы рада, Майк, но утром я чувствовала бы себя плохо…

— До отлета у тебя еще десять часов.

— Я знаю, но мне хотелось бы как следует выспаться. Майк, скажи мне что-нибудь на прощание.

— Спокойной ночи, Гарриэт, — сказал я и повесил трубку.

Она опять позвонила.

— Ты на меня сердишься?

— Нет. Мне с тобой было очень хорошо, лучше быть не может, и я не могу на тебя сердиться.

— Я просила, чтобы ты сказал мне что-нибудь приятное.

— Завтра или послезавтра Мерфи скажет тебе массу приятного.

— Ты злой, Майк. Он очень порядочный парень. Он меня даже не поцеловал. Надеюсь, ты мне веришь?

— Раз мы не можем встретиться, это не имеет значения.

— Ты мне веришь или нет?.

— Гарриэт, давай кончать разговор. Тебе надо выспаться.

Тогда она сказала:

— Майк, Джеральд хочет на мне жениться.

— Все складывается как нельзя лучше. Я вам пошлю какой-нибудь красивый подарок.

— Ты так равнодушно это принял?

— Ох, Гарриэт, иди уж спать. А вообще — выходи замуж за этого порядочного парня. Получится очень порядочная пара.

— Ты серьезно говоришь?

— О чем?

— Ну, Майк, ведь ты же сказал, что я должна выйти за Джеральда.

— Посоветуйся с матерью, она в этих делах разбирается. Гарриэт, прошу тебя, ложись спать. И не рассказывай мне об этом порядочном Джеральде, я не переношу таких порядочных типов. Купи себе тетрадь, заведи дневник и пиши туда все, что хочешь рассказать мне о Мерфи.

— Майк, ты ревнуешь и сердишься.

— Я всегда говорил, что тебе нужен кто-то получше, чем я. Спокойной ночи, Гарриэт, спи покрепче.

Я повесил трубку. Телефон снова зазвонил. Я понимал, что это звонит Гарриэт. Если она говорила неправду насчет Мерфи, это означало бы, что она шантажирует меня своим «порядочным парнем». Но это неудачный ход, меня на такое не подденешь.

Телефон все звонил, но я не снимал трубку.

На следующий день я прочитал в «Ньюс Уик», что Конгресс Доминиканской Республики утвердил резолюцию, призывающую президента Трухильо аннулировать соглашения с США, — между прочим, соглашение о военной взаимопомощи и о предоставлении США территории в Доминиканской Республике для испытания ракет дальнего действия.

«Утвержденная резолюция гласит, — читал я, — что Доминиканская Республика не нуждается в 600 миллионах долларов, предложенных ей правительством США в форме поставок военного снаряжения.

В отделе комментариев «Дейли Ньюс» была напечатана статья «Месть диктатора», где объяснялось, что Резолюция является личной местью Трухильо за критику, которой подвергся в Соединенных Штатах его сын Рафаэль Трухильо.

«Он находится в Соединенных Штатах, — сообщал комментатор, — учится в военной академии. Предметом критики нашей прессы является возмутительный стиль жизни молодого Рафаэля Трухильо, который чуть ли не Все время проводит в Голливуде, в обществе красивейших звезд экрана и наиболее привлекательных статисток. Он дарит им дорогие туалеты, шикарные машины, драгоценности. Круги, близкие к Конгрессу, упрекают Рафаэля Трухильо в том, что он транжирит на свои развлечения сотни тысяч долларов, черпая эти громадные суммы без всяких ограничений в правительственной кассе Республики, подкрепляемой Соединенными Штатами».

«Нью-Йорк Джорнэл-Америкэн» напоминал, что Рафаэль Трухильо девяти лет от роду был произведен в полковники, а двумя годами поздней — в генералы. «Рафаэль Трухильо имеет титул доктора юриспруденции, является начальником штаба авиации, генеральным инспектором всех дипломатических пунктов Республики и имеет еще несколько должностей, приносящих ему громадные доходы».

«Белый Дом, — читал я в «Дейли Уоркер», — не выиграет битвы против этого молодого человека. Белый Дом забыл, что семейство Трухильо — неприкосновенная святыня и что «правительство» Республики не потерпит ни малейшей критики в адрес кого-либо из этой святой семейки…»

Я вырезал эти статьи и спрятал в ту же разбухшую папку.

Полковник Гарсиа Аббес расстегнул верхнюю пуговицу мундира.

— Слушай, де ла Маса, — грубовато сказал он, — я сегодня говорил с генералиссимусом.

— Слушаю, господин полковник. Как себя чувствует генералиссимус?

— Это человек поразительного здоровья. Я усматриваю в этом нечто сверхъестественное, подчиненное иным законам, нежели те, которые касаются всех нас. Феноменальный человек.

— И я так думаю, господин полковник, — сказал де ла Маса.

— Слушай. Генералиссимус был настолько любезен, что объяснил мне подробности распрей Республики с Белым Домом. Речь идет о том, что генералиссимус отказался предоставить территорию для испытаний американских ракет с атомными боеголовками.