В Вене было известно, что наследник престола стоит за великодержавную политику и лелеет грандиозные планы, веря в будущее габсбургского дома. Рудольф любил повторять слова Наполеона: «Я Франции нужнее, чем Франция мне» — и относил эти слова к Габсбургам: «Мы нужнее Европе, чем Европа нам». Не берусь сказать, оправдалось ли его суждение. «Европа» свергла Габсбургов, но в самом деле выиграла от этого что-то не очень много. Как бы то ни было, не только в отдельных кабинетах Захера, но и на больших собраниях австрийских офицеров не раз поднимались тосты в честь Рудольфа, «будущего императора Германии».

Бисмарк, конечно, об этом хорошо знал, как и о мыслях и планах австрийского престолонаследника вообще: германская агентура в Вене была поставлена хорошо. Но большого значения этим планам он не придавал: считал кронпринца поэтом, фантазером, эпикурейцем и прожигателем жизни, занимающимся политикой по-дилетантски, между любовными победами и кутежами у Захера. Может быть, в этом канцлер и не так уж сильно ошибался. Личные отношения у них были очень хорошие. «Бисмарк самый очаровательный человек Европы, когда он хочет таким быть. Но в политике это ярчайший представитель взгляда: человек человеку волк», — говорил Рудольф. Канцлер же, когда к нему приезжали люди из Вены, с улыбкой справлялся о новых романах кронпринца: кто она? какой национальности? куда он с ней поскакал? «Ваш Рудольф, — сказал однажды Бисмарк, — напоминает мне одного русского барина, которого я знал в Петербурге (назвал известную русскую княжескую фамилию). Он был несметно богат и жил в свое удовольствие, все разъезжая по Европе. У него чуть не в каждом европейском городе был свой дворец, и было их так много, что князь сам больше не помнил, где у него есть дворец, где нет. Поэтому, приезжая в новую столицу, он первым делом поручал секретарю-немцу навести справку. Секретарь радостно приносил добрую весть: — «Господин, этот дом к вашим услугам!» Тогда князь облегченно вздыхал и говорил: «Ну так зайдем, перекусим, разопьем бутылочку, переспим с женщиной и отправимся в Россию».

Молва преувеличивала, должно быть, увлечения и развлечения Рудольфа. Молве помогала жена его, отличавшаяся крайней ревностью. Их спокойная семейная жизнь продолжалась недолго. Добрые люди, как водится, заботились о том, чтобы кронпринцессе Стефании «все» становилось тотчас известным, — вероятно, ко «всему» немало и присочинялось.

Жизнь Рудольфа стала тяжелой: вечные ссоры с женой, разлад с отцом, сложные политические интриги, крайнее раздражение против министров Франца Иосифа, — в особенно мрачные минуты он их называл «сволочь». Вдобавок у него не хватало денег, — «ни с чем не сравнимая боль», — говорит французский классик. Наследник престола жил очень расточительно и оставил после себя долгов и неоплаченных счетов на сумму, составляющую около девяноста миллионов нынешних франков. В последние годы жизни этот даровитый человек начинал считать себя неудачником: мыслей и планов сколько угодно, дело же сводится к парадам, представительству и критике политики отца, который на его критику не обращал никакого внимания. Все это вместе, по-видимому, составило благоприятную основу для острой неврастении. Может быть, случилось и что-либо еще, — мы знаем далеко не все. Но я не сомневаюсь, что причина самоубийства Рудольфа была не только в несчастном любовном романе с Марией Вечера, — таких романов у него было достаточно и в прошлом.

VI

Тут начинается кинематографический сценарий, и, как в добром кинематографическом сценарии, появляется «вамп», «роковая женщина» графиня Мария Лариш. Разница с экраном в том, что на экране обычно объясняется, чем руководится роковая женщина. Здесь же это до конца остается непонятным (по крайней мере, мне).

В 1859 году герцог Людвиг Баварский, брат императрицы Елизаветы, женился морганатическим браком на артистке-красавице Генриетте Мендель. Жена герцога получила титул баронессы фон Вальдерзее. Имя это перешло к их единственной дочери Марии. Она, следовательно, приходилась двоюродной сестрой кронпринцу Рудольфу. Императрица Елизавета либо полюбила племянницу, либо желала лишний раз выразить пренебрежение к условностям, — не все ли равно, «настоящий» ли брак или морганатический! — она приблизила девочку к себе, всячески ей покровительствовала и чуть только не воспитывала ее со своими детьми. Мария фон Вальдерзее была хороша собой. Сватался к ней граф Герберт Бисмарк, сын канцлера, но получил отказ. Так, по крайней мере, рассказывает она в своих воспоминаниях{172}, в которых правды, по-видимому, не очень много. Позднее императрица выдала ее замуж за офицера из знатной австрийской семьи, графа Георгия Лариша.

Благодаря покровительству императрицы «роковая женщина» с ранних лет и до кончины Рудольфа была принята в самом высшем обществе Вены, Парижа, Лондона. Она сообщает, например, что на обеде в австрийском посольстве в Англии ей отвели наиболее почетное место, рядом с первым министром Дизраэли (который, по ее словам, говорил исключительно о своих книгах — как известно, он писал романы). В Вене графиня постоянно посещала Бург. Кронпринца Рудольфа она знала с детских лет и, по собственным ее словам, всегда очень его не любила. В своих воспоминаниях она его изобразила холодным себялюбцем и циником.

После кончины кронпринца графиня Лариш по приказу императора покинула Австро-Венгрию. Она поселилась в Соединенных Штатах, вышла вторым браком замуж за оперного певца Брука; затем третьим браком за кого-то еще. Если не ошибаюсь, она жила в большой нужде и не так давно умерла. Сын ее застрелился, «узнав о роли своей матери в мейерлингской драме». Но, правду сказать, самую роль эту понять довольно трудно. Все лишь сходятся на том, что эта женщина была «злым гением» кронпринца Рудольфа.

Обвинения против «роковой женщины», графини Лариш, рожденной Вальдерзее, сводились в основном к тому, что она «покровительствовала» так трагически закончившемуся роману кронпринца Рудольфа с Марией Вечера. Но почему, собственно, она занималась этим делом «покровительства», имеющим и менее благозвучное название, понять очень мудрено.

Фельдмаршал-лейтенант Латур, бывший в свое время воспитателем Рудольфа, вскользь говорит, что графиня Лариш была сама в ранней молодости влюблена в кронпринца и надеялась выйти за него замуж. Когда наследник престола женился на бельгийской принцессе, графиня из ревности «сделала все, чтобы разбить их союз, и тотчас нашла в нем слабое место». Таким образом, действиям графини дается хоть какое-нибудь объяснение; однако в психологическом отношении это объяснение нельзя назвать удачным. Рудольф к своей жене всегда относился равнодушно. Напротив, Марией Вечера он был страстно увлечен. Следовательно, роковая графиня из ревности мстила женщине, которую Рудольф не любил, и сводила его с женщиной, которую он любил. Это совершенно непонятно.

К тому же графиня Лариш никак не могла рассчитывать стать женой наследника австрийского престола. Ее мать была артистка Генриетта Мендель — дочь лакея великого герцога Гессенского. Император Франц Иосиф, вероятно, скорее провозгласил бы Австрию социалистической республикой, чем согласился бы на брак кронпринца с внучкой лакея. Графиня Лариш, выросшая при дворе, не могла, разумеется, этого не знать.

После смерти Рудольфа было установлено, что он давал графине деньги. Это тоже могло бы быть объяснением; но уж очень небольшие назывались суммы: «несколько раз от 500 до 3000 гульденов». Едва ли «роковая женщина» могла тогда в таких деньгах нуждаться. Сама она не отрицала получения денег от Рудольфа, но уверяла, что все отдавала баронессе Вечера! Графиня Лариш была фантазеркой и с истиной вообще не церемонилась. Во второй и последней своей книге «Секреты королевского дома» (в значительной степени опровергающей первую: «Мое прошлое») она без особых церемоний рассказала и о том, что австрийский двор, узнав о ее намерении издать мемуары с «разоблачениями», откупил у нее рукопись; деньги она взяла, но мемуары все-таки издала, так как «ее не защитили от клеветы». Воспоминания графини и по происхождению, и по содержанию относятся к очень определенному разряду тайн мадридского двора. Сама она объявила себя мученицей какого-то непонятного политического заговора. Сообщая в своей книге, что императрица Елизавета хотела выдать ее замуж за герцога Норфолькского, которому принадлежало ожерелье Марии Стюарт, графиня добавляет: «Вместо ожерелья шотландской королевы на мою долю выпал терновый венец...»