Все некрещеные предполагались одержимыми бесом с момента рождения. Видали, как бес выходил у них из уст в момент, когда их погружали в купель или возливали на них освященную воду. Это весьма наивно увековечено на старинных картинах. Поэтому недоконченное или неправильно совершенное крещение было тяжким преступлением, потому что влекло за собой ужасные последствия для крещаемого, оставляя его во власти дьявола. Так — наша знаменитая, демономанка XVII века Соломония Бесноватая очутилась во власти «чернородных демонов», потому что была крещена попом, который «половины крещения не исполнил». Любопытное народное поверье рассказал Лажечников в «Ледяном доме». Муж трудной роженицы скачет к попу «за молитвою». Поп сам не поехал, а прочитал молитву «в шапку» мужику: поезжай мол и вытряси над женой. На обратном пути мужик встретился с чертями в виде проезжих, которые так раздразнили его, что он в сердцах сорвал с себя шапку и швырнул ее в своих обидчиков. Чертям только того и надо было. Молитва, начитанная попом, из шапки вылетела, а бесы вселились на ее место. Злополучный мужик, не подозревая коварного подмена, добросовестным образом вытряс шапку над женой и сам вселил, таким образом, легион чертей, как в жену, так и в новорожденную дочку… Массилиане, еретики IV века постоянно плевали, чтобы выплевать как можно больше дьявола, которого предполагали внутри себя. В «Откровениях» св, Бригитты говорится, что дьявол сидит в сердце человека, как червь в яблоке, в детородных частях, как кормчий на корабле, между губ, как стрелок с натянутым луком. Таким образом, даже и у крещенных тело давало много приюта, дьяволу. Когда бесноватость поражала человека не сразу, а постепенно, проходя предварительно как бы некоторый инкубационный период, то местом, для последнего, как признался в том папе Льву IX сам дьявол, было тело. Засев в нем, дьявол сперва его одолевал ленью, обжорством, сонливостью, а уже потом бросался в душу. Вероятно, именно поэтому многих бесноватых легко излечивали не только молитвы и заклинания, но и хороший прием слабительного и диета или, напротив, улучшение в пище.

Но истинно благочестивые правоверы принимали эти средства как грубые, материальные и недостойные религиозного, а уж тем более святого человека. Едва ли не в каждом монастыре когда–либо однажды разыгрывались сцены, подобные той, которую Достоевский типически прозорливо поместил, в «Братьях Карамазовых» — у гроба старца Зосимы:

" — Чесо ради пришел еси? Чесо просиши? Како веруеши? — прокричал отец Ферапонт юродствуя, — притек здешних ваших гостей изгонять, чертей поганых. Смотрю, много ль их без меня накопили. Веником их березовым выметать хочу.

— Нечистого изгоняешь, а может сам. ему же и служишь, — безбоязненно продолжал отец Паисий, — и кто про себя сказать может, «свят есмь»? Не ты ли, отче?

— Погань есмь, а не свят. В кресла, не сяду и не восхощу себе аки идолу поклонения! — загремел отец Ферапонт. — Ныне людие верву святую губят. Покойник, святой–то ваш, — обернулся, он к толпе, указывая перстом на гроб, — чертей отвергал. Пурганцу от чертей давал. Вот они и развелись у нас как пауки по углам. А днесь и сам провонял. В сем указание господне великое видим.

А это действительно однажды так случилось при жизни отца Зосимы. Единому от иноков стала сниться, а под конец и наяву представляться нечистая сила. Когда же он, в величайшем страхе, открыл сие старцу, тот посоветовал ему непрерывную молитву и усиленный пост. Но когда и это не помогло, посоветовал, не оставляя поста и молитвы, принять одного лекарства. О сем многие тогда соблазнялись и говорили меж собой покивая главами, — пуще же всех отец Ферапонт, которому тотчас же тогда поспешили передать некоторые хулители о сем «необычайном» в таком особливом случае распоряжение старца».

Вселяться могли бесы как одиночно, так и множеством. О легионе бесов, исшедшем из одержимого в стадо свиное, мы знаем еще из Евангелия. Григорий Великий рассказывал об одной даме, которая, будучи должна присутствовать при освящении храма св. Севастиана, была столь нечестива и неосторожна, что в ночь перед тем, увлекла своего мужа к любовным ласкам. Едва она вошла в храм, как ею овладел бес, перешедший, однако, после заклинаний, в одного священника, неизвестно чем повинного. Больную отвели домой и поручили долечить ее каким–то плохим заклинателям, по неискусству которых в нее вселилось уже 6.666 новых бесов! И отступила эта адская дивизия только перед молитвами некоего святого инока, по имени Фортуната.

Эта причина часто наводит бесноватость. Один из пациентов протопопа Аввакума был наказан бешенством также за то, что соблудил с женой в праздник. Служанка его Анна подверглась мукам от бесов, влюбившись в своего прежнего господина. По Аввакуму, за малейшее «нарушение церковных правил, иногда чисто мелочных внешних предписаний благочестия, за работу в праздник, за лень в молитве и т. д. насылаются на человека бесы. Бесы насылались на самого Аввакума: раз за то, что он променял на лошадь книгу, данную ему Стефаном Вонифатьевым, в другой раз — за никониянскую просвиру».

В одной бесноватой пациентке св. Убальда сидело 400.000 бесов. И, наоборот, один дьявол мог вселиться в несколько человек. Все это узнавалось легко, так как дьявол, на вопросы заклинателей, обыкновенно, называл свое имя и указывал причину и способ, как он вселился в свою жертву.

Одержимость проявлялась сложностью явлений, странно и чудесно наполнявших и изменявших как физический, так и. психологический строй человека. Замечались чудовищные извращения физиологических функций начиная с питания. На одних одержимых нападала сверхъестественная прожорливость. Так историк Феодорит (V век) сообщает о бесноватой женщине, которая ежедневно поедала 30 штук цыплят, Другие страдали извращением аппетита и пожирали мерзости, которые, действительно, разве дьяволу могли быть по вкусу. Таков у Шекспира «бедный» Том, что ест змей и ящериц, пьет стоячую воду, глотает крыс». («Король Лир»). Третьи, наконец, в противоположность первым, выражают глубокое отвращение к какой бы то ни было пище и без малейшего видимого вреда для себя, остаются без всякого питания в течение многих дней.

Любопытный случай бесноватости, так сказать каталептической, сообщает из практики своей протопоп Аввакум. «Была у меня в дому, молодая вдова, — давно уж, и имя ее забыл! помнится, Евфимией звали, — ходит и стряпает — все делает хорошо. Как станет в вечер правило начинать, так бес ее ударит о землю, омертвеет вся и яко камень станет, кажется, и не дышит, — растянет ее на полу и руки и. ноги, — лежит яко мертвая. Я «О всепетую» проговори, кадилом покажу, потом крест ей положу на голову и молитвы Великого Василия в то время говорю: так голова под крестом свободна станет, баба и заговорит: а руки, и ноги, и тело еще каменно. Я по руке поглажу крестом: так и рука свободна станет; я также по другой: и другая освободится так же; и я по животу: так баба и сядет. Ноги еще каменны. Не смею туды гладить. Думаю, думаю, да и ноги поглажу: баба и вся свободна станет. Восставше, богу помолясь, да и мне челом. Прокуда таки не бес ништо в ней был, много время так в ней играл».

Вместе с тем дьявол играет больным, как своей куклой. То увеличивает его силы во сто раз, то наводит на него обмороки и каталепсию, то поднимает его над, землей и качает в воздухе, то швыряет на землю; перегибает пополам, ставит вверх ногами, скручивает клубком, заставляет вертеться волчком, кататься обручем, кувыркаться, извиваться, проделывать тысячи странных, диких, смешных и страшных движений, которые XIX век объясняет истеро–эпилепсией и болезненным состоянием нервных центров. «И по мале времени, — рассказывает автор повести о Соломонии Бесноватой, — они окаяннии демони пришедше; бывши ей единой в дому отца своего, и начата ее бросати ов демон во един угол храмины, ин такоже во иный угол, ов на палати, ин же на печь, и тако мучаху ее многи часы, и взяша некое уже и привязавше за шию ея, и взяша камень жерновый, и воздевше на уже и положиша на лице, и на перси ея, и на столе прорезаша диру, и тут же воздевше, и повесивше ее совсем к стропу храмины. Слышавше же соседи над нею бывшее, и поведаша отцу ея; он же пришед, и не виде никого же во храмине, токмо ея едину лежащу, и уже на выи ея, и. камень, и стол, и не веде она, како отрешися от верху храмины, бывши ей аки мертве на многи часы от того мучения, и едва прочнуся». И тут повествователь дает замечательную подробность — о постигшей Соломонию истерической анестезии: «видеша тело ея все избито, посине, а болезни она никако же чюяше». Заставляет жертву свою лаять собакой, мычать быком, каркать вороном, шипеть змеею, как душа, в аду, и часто выбрасывает через рот одержимого знаки своего присутствия: огонь и зловонный дым. Все эти симптомы, за исключением последнего, угасшего вместе со средними веками, можно и сейчас слышать на сельских храмовых праздниках от кликуш, а в клиниках — от истеричек, и эпилептиков. Так маялась Соломония Бесноватая, когда повезли ее в Устюг Великий, и увеличила она, собой там число мечущихся по церквам, прерывая богослужение, по–звериному вопящих кликуш: «и стояще во церкви во время божественный литоргии, и на святем евангелии, и на великом сходе, и на приношении, и на спрошении, и они, окаяннии демоны, в ней живуще, пометаху ея о помост церковный. Людем же зрящим, мнеша ей от метания мертве быти, окаяннии же они демони яко свинии, вижаще, и стонуще, и иными, многими гласы в слух слыщати; утроба же ея в то время велми надымаяся и зле мучима; едва во ум прихождаше».