Вал винта громко застучал. Харден со стоном разочарованно заглушил мотор.

— Вал погнут. Сукин сын.

Он закрыл глаза и подставил лицо зимнему солнцу. Оно стояло низко на севере, но его лучи все равно, приятно грели кожу. Хардену уже столько времени не удавалось высохнуть и согреться, что он не знал, доведется ли ему когда-нибудь снова почувствовать тепло.

Когда он открыл глаза, «Лебедь» наполовину прошел расстояние до волноломов. Городские здания теперь были хорошо различимы, как и широкая плоская долина Кейптауна, расположенная между водой и основанием Столовой горы. Харден видел склады, построенные на молах, которые ограждали бухту Виктория и огромные доки Дункан к северу от нее.

Он посмотрел на черную массу в передней части доков. Сперва он подумал, что это мол, но на одном его конце возвышалось высокое белое сооружение, наклонившееся под острым углом. Так не может стоять ни одно здание.

— Боже! — выдохнула Ажарату и дала ему. бинокль.

Харден настроил бинокль на резкость. Расплывчатые очертания приобрели четкость.

Это был «Левиафан».

Нос танкера был смят, передняя часть корабля сидела глубоко в воде, корма высоко поднята. Винты висели в воздухе, и их колоссальные лопасти сверкали, как обнаженные мечи. Корабль был окружен буксирами. Белые потоки воды стекали по его черному корпусу, как горные водопады.

Харден подвел яхту ближе к носу танкера, рассматривая его в бинокль. Нос был искорежен от ватерлинии до палуб, и Харден поразился, как корабль вообще не потонул. Рабочие воздвигали вокруг носа танкера леса. Над водой разносился рокот больших помп, и из тех мест, где сварщики отрезали изломанные стальные листы, вырывались каскады красных искр.

Харден провел яхту мимо танкера и направился к берегу. Вскоре он увидел, что из дока Дункан к ним направляется катер.

— Приветственный комитет, — сказал он Ажарату.

Ее глаза вспыхнули, но они знали, что им нелегко придется при встрече с южноафриканской полицией.

— Спустись вниз, — приказал Харден. — Если они просто хотят предложить помощь, я скажу, что мы в ней не нуждаемся.

Ажарату, крепко сжав зубы, спустилась в каюту. Харден спокойно глядел вперед, как будто плыть на тридцативосьмифутовом шлюпе с двадцатифутовой мачтой — обычное дело. Катер подошел ближе и замедлил ход, тихо урча мотором.

— Харден!

На борт поднялся Майлс, обвешанный кинокамерами, коробками с пленкой, объективами и экспонометрами, и с улыбкой приветствовал Хардена. Его люди, коренастые светловолосые юнцы, привязали катер к яхте носовыми и кормовыми швартовами. Катер немного ускорил ход, потащив яхту за собой. Майлс удовлетворенно кивнул.

— Я так и знал, что вы доберетесь до Кейптауна. Мои люди говорили, что вас принесет сюда течение. — Он снова улыбнулся. — Конечно, они также говорили, что вы не сумеете добраться.

— Как видите, сумел, — ответил Харден.

Доннер оглядел потрепанную яхту.

— Да уж, — произнес он.

Он посмотрел на Хардена. Лицо доктора прочертили глубокие морщины. Его глаза покраснели от истощения, заросшие щеки ввалились. Он много потерял в весе, и его жилистая рука, державшая румпель, выглядела сухой, костлявой клешней. Казалось, что Харден находится в шоке и безразличен ко всему окружающему. Глядя прямо перед собой, он заговорил:

— Я хочу, чтобы вы вывезли Ажарату из страны.

— Все уже организовано, — ответил Доннер. — Она внизу?

— Да.

Доннер спустился по трапу. Когда-то красивая каюта превратилась в место побоища. Ажарату, с рукой на перевязи, прислонилась к обеденному столу, вызывающе глядя в сторону люка. Ее удивило появление Майлса — она узнала его, но не могла вспомнить, где раньше его видела.

— Добрый день, доктор Аканке. Меня зовут Майлс. Я отправлю вас домой.

Она тупо глядела в пространство.

Майлс протянул к ней свою тщательно ухоженную руку.

— Мы должны поторопиться. Возможно, власти заметили, как вы входите в залив.

Ажарату протиснулась мимо него, поднялась по трапу и заговорила с Харденом. Доннер быстро осмотрел каюты, оценивая повреждения, затем вернулся в кокпит, где Харден объяснял своей спутнице, что Доннер сделает именно то, что сказал:

— А ты? — спросила она.

— Я позабочусь о нем, — вмешался в разговор Майлс. — Доктор, мы должны поторопиться.

Он взял Ажарату за руку и отвел ее на катер. Люди Майлса уже начинали нервничать. В любой момент Администрация южноафриканских железных дорог и портов могла прислать патрульную лодку, чтобы выяснить, зачем частный катер подошел к лишенной мачты яхте.

Мало кто знает, насколько широко израильтяне действуют как неофициальные посредники между черными и белыми африканскими государствами. Система такого посредничества возникла благодаря израильской сельскохозяйственной и технической помощи, инженерным и торговым проектам, а также военно-учебным программам. Моссад использовал эту возможность, чтобы создать в Южной Африке разветвленную сеть своих агентов. Но самый худший способ налаживать секретные контакты — действовать через усердных функционеров, которые могли применить репрессии, прежде чем будут натянуты необходимые нити.

Один из людей Доннера накинул на плечи Ажарату длинный плащ с капюшоном. Доннер был поражен ее царственной осанкой, и его рука сама собой потянулась к фотоаппарату. Перенесенные испытания оставили на ее лице глубокие морщины, которые подчеркивали ее красоту и прибавляли ей благородства, свойственного только пожилым людям.

Ажарату взглянула на Хардена, и их взгляды встретились. Он поднялся, перегнулся через комингс кокпита и пожал ей руку.

— Спасибо, Ажарату. Я бы не смог ничего сделать без тебя.

Она безмолвно кивнула и бросила взгляд на черную тушу «Левиафана».

Доннеру пришло в голову, что он присутствует при тяжелом расставании — как будто потерпевшие поражение генералы обмениваются рукопожатием.

Харден снова сел за румпель, но Ажарату по-прежнему глядела на него.

— Мы увидимся? — спросила она.

— Да.

— Когда?

— Скоро.

— Пожалуйста, — сказал Доннер. — Нам нужно ехать.