Население Винницы накануне войны достигало примерно 70 000, а вместе с областью примерно 1 000 000. Если эти 9000 представляют всех расстрелянных по всей Винницкой области и если тот же процент действителен для всей страны, то общее число всех ликвидированных достигает 1 500 000. Тот же расчет, проведенный на оснозе ликвидации во Фрунзе и Свердловске (документированных слабее), дает на всю страну цифру свыше миллиона только от одной, описанной у Петрова операции.[1065]

3. К расчетам, опирающимся на установленные случаи расстрелов, весьма существенно присоединить и приговоры к принудительным работам «без права переписки». Никто из бывших зэков никогда не встречал людей, отбывающих этот вид репрессий. Больше того, в ходе обследования винницкого захоронения отмечен ряд случаев, когда члены семей расстрелянных опознавали их в числе убитых, в то время как им было сообщено об осуждении на 10 лет (обычная «катушка») «без права переписки». Напрашивается вывод, что эта формулировка — всего лишь прием для сокрытия числа расстрелянных. У нас нет никакой возможности оценить число замаскированных таким образом смертных казней. Но эта хитрость была бы бессмысленна, если бы не употреблялась в широком масштабе; один москвич называет несколько случаев среди своих немногочисленных знакомых, а один бывший сотрудник НКВД утверждает, что это была вполне нормальная процедура.[1066]

Борис Ефимов пишет, что его брат Михаил Кольцов был осужден на 10 лет «без права переписки». Когда в 1955 году его реабилитировали, Ефимову сказали, что он уничтожен. Когда же Ефимов заметил, что этого не может быть, потому что Ульрих лично сообщил ему о приговоре, занимавшийся делом Кольцова служащий только сказал: «Ах, Ульрих…» и с непередаваемой интонацией махнул рукой.[1067] Верно, что дата смерти Кольцова указывается теперь на два года позже суда над ним. Похоже, поэтому, что данная форма репрессии, будучи по сути дела смертным приговором, не означала, что приговор обязательно должен быть немедленно приведен в исполнение.

Академик Сахаров описывает отдельные лагеря как «прообразы фашистских лагерей смерти» (в которых «практиковались, например, массовые расстрелы тысяч заключенных из пулеметов при перенаселенности» лагерей или при получении «специальных указаний»).[1068] А это безусловно означает, по меньшей мере для части случаев, что осуждение «без права переписки» оказывалось отсрочкой.

4. Массовые ликвидации имели места и в лагерях. Почти везде они производились замаскированно и втайне. Заключенных увозили в спеццентры, и они исчезали таким образом из производимых их товарищами оценок смертности.

Отдельные подлинные старые троцкисты, дожившие до 1938 года, обычно формально проводились через ускоренные суды, но они были исключением. Свидетель из центрального изолятора БАМЛАГа (группы лагерей Байкало-Амурской магистрали), в котором расстреливали в полной тайне и без всяких приговоров, считает, что в 1937-38 гг. там было ликвидировано таким образом около 50 000 человек.[1069] В добавление к этому надо отметить, что расстрелы за саботаж, антисоветскую агитацию и, конечно, попытки к побегу были в лагерях обычным делом.[1070]

5. Из этого ясно, что хотя точной оценки числа расстрелянных сделать нельзя, но можно сказать, что это число, по всей вероятности, недалеко от миллиона.

Работник центрального аппарата НКВД считает, что в 1936, 1937 и 1938 годах было ликвидировано около двух миллионов человек.[1071] По югославской оценке число ликвидированных в течение 1936, 1937 и 1938 годов, как мы уже знаем, — три миллиона.[1072] Эта цифра нам представляется завышенной или охватывающей также и гибель людей в лагерях помимо расстрела.

Оценки числа заключенных в лагерях так же неточны, как и предыдущие. Но и здесь есть приемы, верные по своей принципиальной основе и не могущие при правильном их применении привести к слишком большой ошибке. Будучи независимы один от другого, они, тем не менее, поддаются согласованию. Вместе с тем, полученные с их помощью результаты согласуются и с результатами, полученными, если можно так выразиться, «с другого конца», исходя из численности арестованных.

1. В первую очередь в нашем распоряжении ряд цифр, вполне достоверных, но нуждающихся в истолковании: это рабочая сила, которую Главное управление лагерей (ГУЛАГ) НКВД рассчитывало иметь в 1941 году.[1073] Эти цифры даны в секретном разделе государственного плана развития народного хозяйства СССР на 1941 год. Имеющийся документ неполон. Из перечня запланированных видов продукции можно сделать некоторые выводы о применении принудительного труда на лесозаготовках, в добыче угля и в других областях. Не хватает данных для золотодобычи, сельского хозяйства и некоторых других отраслей, а главное — для строительства, которое велось силами ГУЛАГа для других наркоматов и составляло один из главных видов его деятельности. Профессор Сваневич, на основе тщательного и осторожного анализа имеющихся в этом плане данных, приходит к цифре в 7 миллионов заключенных. Следует оговорить, что конец 1940 года был периодом, когда население лагерей было сравнительно невелико; профессор Уайлс, оценивая число заключенных-в 1939 году в 8 миллионов, дает оценку в 6,5 миллионов для 1940 года.

2. Другой метод, тоже принципиально верный, основывается на свидетельствах заключенных. Так, например, автор воспоминаний о лагерях Юлий Марголин побывал, начиная с 1940 года, в ряде лагерей ББК, расположенных в зоне Беломорско-Балтийского канала. Он попал на «48-й квадрат», один из лагпунктов 2-го Онежского отделения ББК, и рассчитал, что если по всей стране имеется 10 000 таких лагпунктов, то число заключенных в Советском Союзе составляет 10 миллионов.[1074] Работавший с лагерной администрации плановиком и статистом заключенный с десятилетним стажем Михаил Розанов на основе знакомства с лагерной документацией дает динамику развития Ухто-Печорских лагерей от 15 000 человек в 1931 году до 750 000 в 1941 году, а для всего несвободного населения СССР (включая один миллион в тюрьмах и 4 миллиона в ссылках) приходит к цифре в 11 миллионов человек.[1075] Разумеется, такого рода личные оценки могут быть только очень приблизительными. Но если собрать их вместе и сопоставить друг с другом, можно сделать довольно уверенные общие выводы. Это и было с достаточным основанием сделано Далиным и Николаевским для всего ГУЛАГа на середину сороковых годов. Ряд свидетелей из числа 440 000 польских граждан, отправленных в 1939-41 гг. в лагеря и освобожденных в 1942-43 годах в связи с войной, дали со своей стороны ценные указания.[1076] Основанные на всех этих данных расчеты показывают, что в 1940-41 годах в лагерях было 8-12 миллионов человек.

3. В опубликованных в конце тридцатых годов советских статистических данных имеется ряд неувязок, дающих, по-видимому некоторые указания на возможное число заключенных. Так, например, существует расхождение между официально опубликованным общим фондом зарплаты по народному хозяйству в целом и общим расчетом зарплаты на основе официальной же статистики труда, причем это расхождение достигает 18,5 процентов всего фонда зарплаты. Часть этого расхождения следует отнести за счет армии, но и после этого 13,5 процентов остается на долю принудительного труда, в который, однако, следует включить и принудработы по месту службы — обычный в те годы, хоть и краткосрочный вид репрессии.