– Машина? Что же он её после работы не встречает? Жёнушку-то любимую? Вдруг украдут?

– Да полно те. Работает он много, в командировки часто ездит. А когда свободен, всегда приезжает. Да тебе-то что за дело до них?

– Нет мне никакого дела. Интересно просто, с кем ты работаешь, а то сам не рассказываешь ничего, не поделишься ничем. Будто я чужая тебе. Ты-то моих всех знаешь, а я…

Гриша вздохнул облегчённо.

– Да что там у нас интересного? Рассказывать нечего.

– Ну, просто… Если бы мы к вам не приехали, я бы даже не знала, с кем ты работаешь. И друзей у тебя нет. Никто к нам не приходит…

– А чего ходить? Нечего ходить. Нам и твоих подруг хватает. Там у нас так – поработали, разошлись. Ты, кстати, дела-то сделала?

– Сделала. Тебя увидеть хотела, но сказали, ты на дальние делянки ушёл, не скоро будешь.

– Да, я частенько туда наведываюсь. Народу расслабляться нельзя давать, а то на шею сядут, а у меня план. Премия. Не будет премии – сожрут заживо, вот и кручусь.

Ульяна обняла мужа сзади.

– Ты у меня молодец. Заботливый. Не сердись, я от безделья спрашиваю, так, язык почесать.

Гриша похлопал Ульяну по руке.

– Да я и не сержусь. Иди, кровать разбирай, устал я что-то.

Ульяна сняла покрывало, откинула одеяло и взбила подушки. Солонцы, значит. Вот где ты, голубушка, обосновалась. Жди, милая, гостей.

Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, придя утром на работу, Ульяна позвонила в леспромхоз. На всякий случай заготовила отговорку, что мол, бумаги забыла. Неприветливый женский голос равнодушно проговорил в трубку:

– Да. Слушаю.

– Мне бы Марину. Учётчицу.

– Нет Марины. Бюллетень взяла. Со вчерашнего дня отсутствует. А что хотела-то?

– Знакомая. По личному.

– А-а. Ну, тогда дома её ищи, в Солонцах.

Ульяна, обрадованная неожиданной удаче, положила трубку. Вот тебе и везение. Дома, на бюллетене. Она влетела к председателю в кабинет.

– Можно мне уйти пораньше?

Тот посмотрел на Ульяну поверх очков.

– Здравствуйте, во-первых. А во-вторых, куда это тебе вдруг понадобилось?

– Да виделись уже. Или забыли? Приболела я что-то, отлежаться хочу.

– Ну, смотри. Завтра на работу. Некогда болеть. Что-то ты, правда, красная какая-то… Иди, лечись. – Он снова уткнулся в бумажку, потеряв к Ульяне интерес.

– Ладно. Отлежусь сегодня, пройдёт. – Ульяна прикрыла дверь.

Сразу пошла на остановку, села в автобус. Пока ехала, думала, что скажет, но мысли растрясались в автобусной тряске, растекались по голове, и она не могла сосредоточиться. Махнула рукой, будь, что будет. Что скажет, то и скажет. Её-то вины ни в чём нет.

В Солонцах Ульяна зашла в магазин, купила вино и конфеты. Всё-таки не ссориться пришла, а поговорить. С вином легче.

Дом Марины она нашла быстро, успела в кадрах поинтересоваться адресом. Могла бы, конечно, и тут у кого-нибудь спросить, но зачем? Деревенские народ любопытный, им любой чужой человек интересен.

Дом оказался деревянным, но добротным. Забор сверкал свежей краской, на окнах весёленькие занавесочки. Ульяна помешкала прежде, чем постучать, но потом забарабанила кулаком в дверь. Через пару минут дверь распахнулась, и Марина удивлённо уставилась на Ульяну.

– Ты?! Что опять? Подпись не там поставила?

– Я по личному. Можно? Не на пороге же беседовать.

Марина передёрнула плечами.

– Ну, входи, коли по личному. Только болею я, расхворалась совсем.

– Ничего. Я лекарство принесла. – Ульяна достала бутылку вина.

Вслед за Мариной она прошла на кухню, где на столе стояла чашка с чаем, малина на сахаре и мёд.

– Видишь, лечусь. Так что хотела-то? Вроде мы не подруги…

– Не подруги. Только муж мой, Гриша, я слышала, в друзьях у тебя ходит.

– Ах, вот оно что! А я голову ломаю, что это ты на меня так странно смотришь. Донесли, значит? Ладно, садись, поговорим. – Марина сходила в комнату и принесла бокалы, открыла бутылку и налила им с Ульяной. – Выпьем для храбрости?

– Выпьем. – Ульяна вылила содержимое себе в рот, поперхнулась, закусила конфетой. – Так это правда? Про мужа…

– Отпираться не буду, что было, то было. Так вышло, извини… Случайно получилось, не хотела я.

– Не хотела, так и не было бы ничего! – Ульяна начала заводиться. – Если сучка не захочет, сама знаешь… Прошу тебя по-хорошему, оставь мужа в покое! Я всё забуду, ни словом не упрекну, не рушь семью, ребёнок у нас будет… Иначе… иначе я твоему всё расскажу, пусть и тебе плохо, не мне же одной страдать…

– Говорю же, виновата, бес попутал… – Марина налила себе ещё вина. – Сама давно всё закончить хотела, да Гришка не пускает. Хоть с работы уходи…

– Вот и уходи, если тебе твоё счастье дорого. На всех углах уже шепчутся, не боишься, до мужа дойдёт?

– Боюсь. Я мужа люблю. Тебя как зовут?

– Ульяна.

– Ульяна, прости, прости дуру! Я с работы уйду, переведусь. Не хочу я такой грех на себе носить. Давно расстаться с ним хотела, но он настырный. Но теперь всё, хватит, скажу, муж подозревать начал. – Марина вдруг расплакалась. – Уже три года живём, а детей нет. Вот и сорвалась я, может, он виноват, думала. – Она вытерла слёзы полотенцем.

– Ладно, не плачь. Сказала, зла держать не стану. Живи спокойно, но и нас в покое оставь. – Ульяна допила вино. – Пошла я, некогда, домой ещё доехать надо. – Ульяна тяжело поднялась, в голове стучало. – Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Не волнуйся, чай я не глупая, понимаю. Тоже баба. – Марина отвернулась к окну, постояла молча.

Ульяна вышла, не прощаясь, и пошла на остановку. После её ухода Марина выпила уже остывший чай – жалко выливать, только заварила, с мятой и зверобоем, машинально ополоснула чашку и поставила рядом с раковиной. Села за стол, плеснула в бокал вина из бутылки, медленно выпила. Услышав шаги в прихожей, вздрогнула: кто бы это?

Муж Семён стоял в дверном проёме и смотрел на неё в упор. Взгляд злой, даже остервенелый. Губы трясутся, побелели.

– Что, сучка, доигралась?

– О чём ты, Сеня?

– О чём ты, Сеня?! Посмотрите на эту невинность! И о чём это я?! Не догадываешься, тварь? – Семён сделал шаг в сторону жены, угрожающе подняв руку. – И бюллетень мы взяли, чтобы с любовничком вдоволь натешиться, пока муж в командировке. А я-то думал, заболела моя ягодка, пораньше приехал. А она тут с хахалем вино распивает!

– Да что ты, Сеня! С каким хахалем?!

– С таким!!! Откуда это всё?! Вино, конфетки… два бокальчика новых достала. У, стерва!

– Да знакомая одна заходила, поговорить…

– Знакомая?! Знаю я твоих знакомых, слухами земля полнится. Говорили мне мужики, гуляет у тебя баба, Сеня, а я всё не верил! Васька все уши прожужжал, я даже морду ему хотел набить, а теперь, выходит, извиняться должен! Баба-то моя гулящая! – Семён, тяжело дыша, подвинулся ближе, так что Марина могла увидеть налитые кровью бешеные глаза. И ведь знала, что ревнив муж страшно, что с огнём играет, а делала. Вот и черпает теперь полной ложкой, хоть по злой прихоти судьбы и не виновата в этот раз. Но как раз за все другие разы получит сполна. Нет преступления без наказания. Думала, что ушла, ускользнула, как змея, в узенькую щёлку, ан нет, не получилось. Себя не обманешь, Бога не обманешь, людей не обманешь.

– Опомнись, Сеня! – Только и успела произнести, как на неё обрушился удар тяжёлого мужниного кулака. Марина закрыла лицо рукой, но второй удар не заставил себя ждать – он пришёлся точно по голове. Марина охнула и осела на пол, чувствуя, что теряет сознание. Последующий за этим град ударов она уже не чувствовала, лежала, согнувшись, прижав колени к животу. А вошедший в раж Семён не слышал хруста ломающихся костей и разрывов кожи. Он терзал лежащее перед ним бездыханное тело, нанося чудовищные удары точно в цель. От каждого удара тело Марины немного подпрыгивало, как тряпичная кукла, и снова опускалось на прежнее место.

Семён перестал бить жену только когда почувствовал боль в руке. Он удивлённо воззрился на дело своих рук и устало опустился на табуретку. Обвёл мутными глазами помещение, где произошла расправа, и закрыл лицо руками. Марина, скрючившись, лежала в углу, не подавая признаков жизни. Под ней растекалась лужа крови. Брызги крови виднелись на обоях и столе. Семён тронул жену за плечо.