Лихорадило не только СМУ, в прорыве оказывался весь трест. Но у СМУ — среди пусковых — была поликлиника, а с нею висел в воздухе весь план области по социально-культурным объектам. Кое-как перебивались за счет блоков, добытых на стороне, но этот чахлый резерв быстро истощился, монтаж стал. Немченко ездил на завод, пытался добиться стеновых панелей у пароходства, в тресте всем уже проел плешь, до того же Вотякова добивался по три раза на дню. А теперь сам же и оказался виноватым. Другому представителю треста с такими речами Аркадий врезал бы — и все. Но ни за что ни про что костил Немченко именно Вотяков — тот самый, что еще три недели назад намекал ему и на перевод в трест, и на возможное в будущем году назначение начальником СМУ.

И вот разнос — глупый и оскорбительный.

Сам по себе этот разнос был бы обидной ерундой, но вот сошлось же — одно к одному. Уже в конце планерки вошла секретарша, толстая Лидочка, шепнула начальнику несколько слов, тот, нахмурившись, стал что-то тихонько объяснять Вотякову.

А когда выходили с быстро свернутой планерки, в приемной сидели двое. И хоть были они в штатском, но не нужно слыть “всевышним”, чтобы понять — эти двое из милиции, и, конечно, по поводу того ограбления. Полгода прошло, все думали, что закрыто дело, но, видно, все еще копают. И докопаются того гляди!

На блок поликлиники отправился Немченко по окружной дороге, и тут уж его доконало: на перекрестке пришлось объезжать недавнюю еще автокатастрофу — санитары “скорой” в кровяных халатах, автоинспекция с суровыми лицами, толпа зевак, гнутое железо, раскрошенное, шуршащее под колесами стекло… Проехал еще квартал, остановил машину и минут пять сидел за рулем — успокаивался. Вот когда пожалел, что не курит.

Все сошлось — одно к одному.

Дрогнул и снова залился звоном телефон. На этот раз Аркадий медленно поднял трубку, сказал негромко:

— Немченко.

Звонил, конечно, Василий Кондратьевич, сочувственно предложил увидеться вечерком. Аркадий спокойно ответил: занят вечерочком. И аккуратно опустил трубку. Не хотел он с Василием Кондратьевичем сидеть целый вечер и обсуждать расклад ситуации в тресте. Не до того.

Как ни обиден раздолб этот, как ни погано, что Вотяков, судя по всему, нашел кого-то вместо Немченко, вторая история была гораздо опаснее, а значит, и важнее.

Конечно, это они. Тут уж у Немченко не было сомнений. После этих дурацких именин никаких сомнений не было. Они. Слишком уж все сходится. Вот иди знай. Ушков всегда казался Аркадию разумным и симпатичным парнем. Конечно, хитрым. Конечно, непростым, но простых Валя Портнов к себе в бригаду не брал.

Аркадий с грустью вспомнил, как он удивился, увидев в бригаде Портнова этого щеголеватого интеллигентного парня. Немченко тогда еще был прорабом, а Валю Портнова не то что управление — весь трест знал. Огромный мужчина, здоровенный, краснорожий, матерщинник и демагог высшего класса. Но — мастер. Бригада у Портнова была универсальная, все могла — и монтаж, и отделку, и фасадные работы. А главное — могла все быстро, успевай только оглядываться. Пользуясь этим, Валечка своего никогда и нигде не упускал, в любом “аврале”, который был неминуем при сдаче объектов, Портнов свой рубль вырывал из горла, такие номера закатывал — прорабы, железные мужики, потихоньку плакали от него. И на халтурах, по разговорам, спускал шкуру с клиентов. А отбоя от заказчиков все равно не было. Рвал, но делал, давал качество.

Бригада у Портнова была один к одному, здоровенные парни, злые, беспардонные, циничные. Но бригадира слушали. Не любили портновских в других бригадах, не любило их и начальство, хотя ценило. Потому что там, где пахло заработком, равных Портнову не было.

И вдруг вот такой — Игорь Ушков. Веселый, обходительный, спокойный. Но взял его Портнов в бригаду, да не просто взял, а пригрел, через пару месяцев стал он у бригадира правой рукой — если Портнова не было, само собой разговор вели с Ушковым. В бригаде звали его Гошей.

Сошлись Немченко с Ушковым на шахматах. В перекурах стали вдруг возникать на площадке шахматы; удивительное дело — особенно для портновских, которые и в домино-то не играли… Как-то зазвал Аркадий Гошу в вагончик-прорабскую, проиграли до позднего вечера. Так познакомились поближе, а потом и сошлись понемногу — Аркадию был симпатичен неглупый этот, непонятно как попавший на стройку парень. Поинтересовался, навел справки. Узнал, что был Гоша студентом, полтора года учился в инженерно-строительном, потом бросил, призвали в армию. Но в армии пробыл всего полгода — комиссовали.

Одевался Гоша хорошо, работал нормально, разговаривал тихо, почти никогда не ругался, хоть в портновской бригаде без мата никто слова не говорил…

Пару раз встречался Аркадий с Гошей в городе, потом к себе позвал. Потом у Гоши дома побывал, познакомился с Мариной, убедился — приличные ребята. Так и сошлись постепенно.

Только когда Аркадий начальником участка стал, Ушков у Вали Портнова не то что высшее образование получил — докторскую защитил. Четыреста в месяц вышибал для него Валя только по нарядам, а с халтурками, на которые ходил Ушков, по немченковским догадкам, у Игоря все восемьсот выходило.

Ну, спрашивается, чего же ему, идиоту, не хватало?

Вот этого Немченко понять никак уже не мог. Не мог — хоть убейте! Загадкой был для него этот Гоша — вроде бы неглупый, вроде бы своего круга. И вдруг вот такое…

Никогда Аркадий на рожон не лез, никогда еще не чувствовал себя таким дураком. Всю жизнь был сдержан, обстоятелен, нетороплив. На встречах выпускников в инженерно-строительном преподаватели уже на третий год узнавали его с трудом: они помнили ярких, способных, наконец, нерадивых. А Немченко учился тихо и закончил тихо. Блеска не было, а стипендия всегда была. После института хотели его засунуть в техотдел, но Аркадий рассудил по-своему: прораб, конечно, — хлопотное дело, но начальниками управлений, трестов, комбинатов становятся не те, кто на бумажках сидит, а те, кто объекты сдает.

Ладить с людьми Немченко не учился — само собой получалось. В школе у него никогда не было прозвища — звали Аркадием или Аркашей. Только вот на стройке и обзавелся прозвищем — оно нравилось Аркадию, льстило ему. В прорабах — невозможное дело — обходился Немченко 6e. i врагов, старался не доводить дело до скандалов, хоть хватало на участке и пьяниц, и горлопанов, и врунов. Управлялся все же, и тихо, без липшего шума.

Неспешностью своей, основательностью добивался Немченко того, чего не удавалось рьяным и горячим коллегам. Это заметили не сразу, но когда заметили, оценили все. Кривицкий — начальник СМУ — уже через год позвал в производственный отдел, должность предложил с перспективой. И снова подумал Немченко и отказался. И Аллочка поддержала, и тесть сказал: правильно. Еще через год стал Немченко начальником участка. Прежнего бросили на строительство контейнерного терминала в пароходстве, а кого назначать взамен — вопросов не было, первенство Аркадия признавали даже те, кто раньше его в прорабах ходил. С поста начальника участка дорога была видна уже хорошо: или в трест на крупную должность, или в начальники СМУ. А там видно будет… И так все и получилось бы, если бы не эта пара идиотов — жадных и глупых. Вот кто, сам того не зная, подрезал сейчас Аркадию крылышки.

Немченко представил себе, какой поднимется шухер! Дело будет громкое, и тут — как бы косвенно к нему ни прилипать — дешево не отделаешься…

А шло-то как… Сам уже прилично зарабатывал, Аллочка неплохо устроена в архитектурном отделе крупного проектного института. Особых трат не было — Тесть, известный в Приморске архитектор, большая квартира, обставленная, на всех всего хватает. Жили вместе — дружно, спокойно. Библиотека, аппаратуру первоклассную купил Аркадий по случаю. Приятели любили к ним заходить — достаток, уют, порядок. И все это — в тартарары?

И ведь всю жизнь презирал Аркадий тех, кто, едва дорвавшись до тепленького местечка, начинает хватать и хапать. На стройке мало ли возможностей, ведь не раз подъезжали к нему с разными идеями, но Аркадий держался. “Рисовать” наряды и то старался на самом пределе, на самом — что ни есть — минимуме. Он и не опасался ничего — если и начнут за это браться, то не с него, не с него начнут. Он чище всех. Ведь и Валя Портнов поначалу держался от прораба Немченко подальше, понимал — тут горлом не вырвешь.