— Вы считаете, что оправдание военных преступников уменьшает вашу вину, снимает с вас ответственность?!

— Отнюдь нет, просто всё это выеденного яйца не стоит. И Убуката мне с самого начала внушал, что затея генерала Исии чепуха.

— Ничего себе чепуха! И это утверждаете вы, медик и бактериолог! Но это не аргумент.

— Во время войны в Корее, — продолжал Тэрада, — тоже пытались применить бактериологические бомбы — точные копии бомб Исии. Пострадавшие, правда, были. Но сколько? По имевшимся данным, тридцать шесть человек погибло от чумы в провинции Анчу и один — в провинции Кансо. И всё!

— А что означают районы Южного Вьетнама, отмеченные Убукатой на карте?

— Кроме того, что это были районы распространения чумы, я ничего не знаю.

— И вы решили превратить чепуху в нечепуху?

— Что вы хотите сказать?

Рассчитывая заставить Тэраду проговориться, Кохияма сказал:

— Я хочу сказать об устойчивых чумных бактериях! Если они будут пущены в ход, то пресечь эпидемию, наверное, окажется потруднее?!

— Иначе говоря, вы считаете, что мои исследования связаны с действиями американской армии?

Тэрада улыбнулся. Затем поморщился, словно от боли, и снова улыбнулся. Кохияма почувствовал на себе его презрительный взгляд.

— Что же вы в таком случае хотели мне сказать? — спросил Кохияма.

— Хотел поделился воспоминаниями о прошлом, которое уже начал забывать.

— И это должно было стать вашим покаянием?

— Хм! «Должно было стать»?.. Вы говорите обо мне в прошедшем времени, как о покойнике. Впрочем, вы не так уж далеки от истины…

Кохияма внимательно посмотрел на Тэраду. Его лицо, пылавшее от сильного жара, внезапно сделалось каким-то пепельно-жёлтым, словно на него вдруг легла тень смерти. Кохияма вздрогнул.

2

Как только рассвело, Кохияма позвонил на квартиру к доктору Канагаи. Пришлось снова воспользоваться телефоном Нисидзаки. Узнав, что заболел Тэрада, старый профессор встревожился.

— Что с ним? — спокойно спросил Канагаи.

— Боюсь, что у него чума, — ответил Кохияма.

— Почему вы так решили?

— Когда я захотел с ним переговорить, он потребовал, чтобы я сначала надел белый халат и маску. Потом запретил приближаться к нему. Очнувшись после обморока, не велел больше прикасаться к себе.

— А какая у него температура?

— Не говорит, не хочет говорить.

— Как он сейчас себя чувствует?

— Когда я принёс ему завтрак, оказалось, что он уже снова сидит за столом. Говорит, что, после того как ночью поспал, чувствует себя лучше. Правда, разговаривали мы через дверь, и завтрак мне пришлось оставить в коридоре.

Канагаи хмыкнул в телефон.

— Он не велел мне ничего говорить вам, — сказал Кохияма.

— Даже так? Может быть, он не позволит мне осмотреть себя? Я всё-таки постараюсь как можно скорее приехать.

Кохияма, Эмма и Сатико завтракали втроём. Эмма села за стол впервые после четырёх дней болезни. Но почему-то всем казалось, что с тех пор прошло уже много времени.

Сатико налила в чашки кофе и сняла с тостера ломтики поджаренного хлеба.

— Спасибо тебе, Сатико, большое спасибо за всё, — ласково глядя на неё, сказала Эмма.

— Ты не мне, милочка, скажи спасибо, а господину Кохияме. Это благодаря его заботам ты так быстро поправилась.

— Спасибо? Ну, этого мне мало, милая Сатико, — отшутился Кохияма. — А кроме того, хоть температура у нашей больной и нормальная, успокаиваться рано. Ей ещё нужно лежать и лежать.

— Вы, кажется, заделались настоящим врачом! Мне это не нравится.

— Учтите, что мне поручили приглядывать за вами Канагаи.

— И прекрасно! Вот и возьмите меня сегодня вечером погулять!

— Это было бы безрассудством, — ответил Кохияма.

Эмма внимательно посмотрела на него всё ещё затуманенными глазами. Кохияма смутился ещё сильнее. Как раз сегодня вечером он собирался воспользоваться тайным лазом, о котором ему рассказала Эмма, выбраться в парк и там из какой-нибудь телефонной будки позвонить в редакцию и попросить, чтобы произвели срочное расследование. Пришла пора разобраться во всей этой загадочной истории с чумой.

Сатико достала из холодильника фрукты и, подсев к Эмме, прошептала:

— Не беспокойся, потом мы всё обсудим.

— О чём вы там шепчетесь? — недовольно пробурчал Кохияма. — В компании нехорошо секретничать.

В это время появились Муракоси и Катасэ. Обычно по утрам они приходили редко. По-видимому, у них было какое-то неотложное дело.

— Тэрада наверху, не правда ли? — указывая пальцем вверх, спросил Муракоси.

— А разве это не само собой разумеется? — ответила Эмма.

Муракоси и Катасэ прекрасно знали, что Тэрада должен находиться наверху. Так что вопрос Муракоси звучал как предупреждение: невзирая ни на какие запреты они намерены подняться на второй этаж.

— Со вчерашнего дня он плохо себя чувствует и сказал, что не хочет никого видеть. Поэтому вам лучше не ходить туда, — сказал Кохияма.

— Мы не можем с этим считаться, — возразил ему Катасэ. — У нас важное дело.

— Перестаньте, Катасэ! — сказала Сатико. — Ведь он же болен!

— Болен? — переспросил Катасэ. То ли потому, что он догадался, о какой болезни идёт речь, то ли потому, что замечание это сделала ему Сатико, но он так и остался стоять посреди кухни.

Однако Муракоси направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Кохияма выскочил из-за стола и преградил ему дорогу.

— Туда нельзя!

— Уйдите! — Взгляд Муракоси, полный ярости, упёрся в Кохияму.

Кохияма знал, что, если дело дойдёт до применения силы, победа останется за Муракоси: ведь второй разряд по дзюдо кое-что значит.

— Вы можете попытаться прорваться силой, — сказал Кохияма, — но думаю, что это было бы неразумно. Скоро должен приехать доктор Канагаи. Если бы вы могли поставить точный диагноз, тогда другое дело. А так, по-моему, всё-таки лучше дождаться Канагаи.

— Вы полагаете, что у него чума?

— Что вы меня спрашиваете? Я ведь не врач! Но вы же сами знаете, что всякое заболевание здесь должно вызывать подозрение на чуму!

— Хм! Значит, ему очень плохо? — Муракоси сразу смягчился. Он долго смотрел на часы, лицо его выражало растерянность. — Ладно, будь что будет, — сказал он примирительно. — Только вот не знаю, кто придёт раньше, Канагаи или наши люди.

— Какие люди?

— Скоро узнаете. А пока, Кохияма-сан, пожалуйста, запомните следующее. Вы силой помешали моей встрече с господином Тэрадой. Надеюсь, вы сумеете это подтвердить директору Института микробиологии.

— Я не знаю, о чём идёт речь, но я, конечно, всегда готов это подтвердить, — ответил Кохияма.

У Кохиямы были причины считать, что «специалист по риккетсиям» настроен против него. Он уже давно начал поговаривать, что Кохияма слишком часто вмешивается и в дела покойного, и во взаимоотношения с Тэрадой. Не превышает ли репортёр свои полномочия?

На это Кохияма отвечал, что дело не в том, кто представитель науки, а кто — прессы. Здесь все равны, все поставлены в чрезвычайные обстоятельства, и их вмешательство в дела друг друга неизбежно, пожалуй, даже естественно.

— Учтите, — сказал однажды Муракоси, — что наш директор до сих пор поддерживает добрые отношения с главным редактором вашей газеты, который был близким другом основателя института. Поэтому мы вправе рассчитывать на вашу помощь и поддержку.

В этих словах Кохияме послышалось предупреждение: смотри, мол, если будешь противоречить, это тебе даром не пройдёт, могут и с работы попросить!

До сих пор Кохияма не был заодно с Муракоси и Катасэ. Будь у них общая ясная платформа, он, как сотрудник газеты, естественно, был бы обязан оказывать им всестороннюю поддержку. Но они с совершенно разных позиций относились к поведению Тэрады, и поэтому он не хотел иметь с ними дела.

Сейчас Муракоси больше не заикался ни о каком сотрудничестве. Его молчание было красноречивым. Чувствовалось, что теперь он окончательно решил при случае как следует насолить Кохияме.