Не верю про дележку славы. После ликвидации Амурской экспедиции Н.Н. Муравьев-Амурский предлагал Геннадию Ивановичу должность начальника генерального штаба при главнокомандующем войсками Восточной Сибири. Тот отказался потому, что с генерал-губернатором трудно было работать, характерами не сошлись.

В библиотеке Шестунова собирались самые злые городские языки во главе с Петрашевским, составляли воззвания и письма, письма... Отсюда в далекий Лондон к Герцену в "Колокол" ушла гневная статья доктора Николая Белоголового "Под суд!" с обвинениями в адрес порядков, введенных генерал-губернатором в его правление. Узнав об этом, Муравьев закрыл библиотеку, выслал Шестунова за Байкал, а Петрашевского в сопровождении жандармов отправил в болотистую Енисейскую губернию.

Ну, что, получилось "испачкать" светлую сущность личности?

В заключение, хочу привести полностью исследование А.А. Сабадаша о Н.Н. Муравьеве-Амурском, 2001г.

Личность Н.Н. Муравьева-Амурского

в воспоминаниях современников.

Дневники и воспоминания И.А. Гончарова, М.И. Венюкова, П.А. Кропоткина и Г.И. Невельского дают возможность составить представление о политических воз­зрениях Н.Н. Муравьева-Амурского на конкретные проблемы тогдашней действи­тельности, равно как и личностных качествах этого человека. В этом и заключается их научная ценность.

И.А. Гончаров о своем пребывании в составе кругосветной экспедиции на фре­гате «Паллада» в 1852-1855 гг. в качестве секретаря начальника экспедиции вице-ад­мирала Е.В. Путятина создал роман. О Муравьеве-Амурском там написано немного. По-видимому, писателя, придерживавшегося умеренно-либеральных взглядов, чья аполитичность смущала многих советских исследователей его творчества, мало ин­тересовали перипетии дальневосточных событий, в центре которых находился Н.Н. Муравьев-Амурский, хотя вполне возможно, что причиной явилась банальная мимо­летность встреч будущего автора книги «Фрегат «Паллада» с генерал-губернатором Восточной Сибири. Тем не менее, и эти немногочисленные упоминания позволяют судить о демократизме Н.Н. Муравьева в отношениях со своим окружением и про­стыми людьми.

М.И. Венюков в мемуарах о совместной с Н.Н. Муравьевым поездке на Амур в 1857 г. вспоминал о популярности генерал-губернатора в обществе, проявившейся, в частности, во время пересечения участниками экспедиции Байкала на пароходе «Без­но­сиков», пассажиры которого нисколько не стеснялись его присутствием; он лю­безно разговаривал, и ни один при этом не держался навытяжку, «не унижался до лести или до каких-нибудь изысканных и двусмысленных оборотов речи».

Автор рассказал о не­продолжительной остановке в доме казака Скобельцина, в ходе кото­рой «Н.Н. Му­равьев остался у него пить чай, вспоминал его службу, спрашивал его указаний насчет хозяйственных условий Амурского края и вообще оказывал внима­ние, сколько мог», о завтраках и обедах в доме М.С. Корсакова и на катере самого Н.Н. Муравьева-Амур­ского, всегда проходивших весело в простой и непринужден­ной обстановке, о визите на Усть-Зейский военный пост и чуткости, проявленной ге­нерал-губернатором по от­ношению к несшим там службу казакам, потерявшим за зиму двадцать девять человек, и многом другом. Последний факт раскрывает еще одно, чисто человеческое качество Н.Н. Муравьева, а именно - глубокое уважение и сострадание к людям, чьими жизнями оплачивалось утверждение России на амур­ских берегах.

Г.И. Невельской упоминает о встречах с Н.Н. Муравьевым-Амурским осенью 1847 г. в Петербурге, когда состоялось знакомство только что назначенного коман­дира военного транспорта «Байкал» с недавно утвержденным в своей должности ге­нерал-губернатором Восточной Сибири, положившее начало их содружеству, итогом которого стали географические открытия Г.И. Невельского, успешная оборона Даль­него Востока в годы Крымской войны, прорыв в решении «амурского вопроса»... Встреча 3-го сентября 1849 года в Аяне, в ходе которой Г.И. Невельской доложил Н.Н. Муравьеву о результатах своих исследований Татарского пролива и Амурского ли­мана, описана исключительно рабочей, лишенной какой бы то не было церемонности и помпезности.

В путевых дневниках П.А. Кропоткина, прибывшего на Дальний Восток летом 1862 г., то есть спустя год после отставки Н.Н. Муравьева-Амурского с поста гене­рал-губернатора Восточной Сибири, среди записей о недавнем правителе края, сде­ланных по еще свежим воспоминаниям о нем представителей местного общества, со­держится следующее, весьма примечательное свидетельство о личности графа Амур­ского: «Он умел удивительно воодушевлять общество, любил женщин, из кото­рых ни одна перед ним не могла устоять, умел соединять сословия силой своего обаяния перед дамами, заставляя их забыть, что с ними на балу находились актрисы, был по­клонником гражданского брака».

Об открытости и коммуникабельности Н.Н. Му­равьева, его умении находить общий язык с людьми в ситуациях подчас критиче­ских, свидетельствует и приводимый князем случай успокоения генерал-губернато­ром солдат полка раскольников, взбунтовавшихся из-за того, что «у одного из них вырвал бороду какой-то чиновник». Полк пал перед ним на колени, а вечером Му­равьев ку­тил с ними в лагере.

Высоко оценивали современники деятельную натуру Н.Н. Муравьева-Амур­ского, его увлеченность и работоспособность. «В беседах с ним, - вспоминал И.А. Гончаров, - я успел вглядеться в него, наслушаться его мыслей, намерений, целей! Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений, неугасающий огонь во всей его организации, воля, боровшаяся с препятствиями..., которыми тор­мозили его ретивый пыл! Небольшого роста, нервный, подвижный. Ни усталости взгляда, ни вялого движения я ни разу не видал у него. Это и боевой отважный боец, полный внутреннего огня и кипучести в речи, в движениях...».

Полностью разделяют это мнение М.И. Венюков, воссоздавший в своих «Воспоминаниях о заселении Амура в 1857-1858 гг.» множество бытовых деталей четвертого сплава по Амуру, а также процесса подготовки Айгуньского договора с Китаем, которые в значительной степени описаны сквозь призму личного участия Н.Н. Муравьева в этих событиях. И.А. Кропоткин прямо связывал расцвет региона с периодом пребывания в должно­сти генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева-Амурского, характери­зуемого им как исключительно умного, деятельного, обаятельного человека, желав­шего работать на пользу края. Эта оценка подтверждается в мемуарах Г.И. Невель­ского.

В воспоминаниях М.И. Венюкова, Г.И. Невельского и П.А. Кропоткина отмеча­ется прямота и принципиальность Н.Н. Муравьева. По словам П.А. Кропоткина, он «один решался говорить царю многое, за что камарилья ненавидела его и всячески старалась спихнуть», и сам любил, когда «ему говорили дерзкую правду, и... всегда умел уважать дерзкое письмо, если оно опиралось на правду». В частности, Н.Н. Му­равьев-Амурский обратил внимание на В.Н. Фон Клингенберга - отводника земель для золотодобычи, который, узнав об обвинениях в свой адрес со стороны одного из исправников, обратился с письмом к генерал-губернатору, требуя проведения над со­бою следствия. Вскоре фон Клингенберг был назначен окружным начальником Ми­нусинска. Н.Н. Муравьев дал ход служебной карьере заседателя, препятствовавшего намерению местного архиерея строить церкви за счет и без того нищих крестьян.

Вместе с тем за демократизмом и обаятельностью Н.Н. Муравьева-Амурского, его открытостью и прямотой скрывался сложный, противоречивый характер, накла­дывавший существенный отпечаток, как на саму личность генерал-губернатора Вос­точной Сибири, так и на восприятие его в обществе.

Неуравновешенность и вспыль­чивость Н.Н. Муравьева в случае малейшего противодействия задуманным им пла­нам со стороны чиновников любого ранга даже по незначительным, второстепен­ным вопросам приводили к немедленной вспышке гнева графа Амурского. Как сви­детель­ствует А.И. Гончаров, «пылкий, предприимчивый дух этого энергичного борца воз­мущался: человек не выдерживал, скрежетал зубами, и из обыкновенного ласко­вого, обходительного, приличного и любезного он превращался на мгновение в ры­каю­щего льва... ». В этой связи уместно вспомнить следующие слова П. А. Кропот­кина: «Как и все люди действия предварительной школы, он в глубине души был деспот; но Муравьев в то же время придерживался крайних мнений».