— Я бы этого не сказал.

— Он целый год проработал над докторской диссертацией, и оказалось, что кто-то недавно почти по этой же теме защитился в Ленинграде, и Лиану больше нет смысла продолжать работу.

— Кандидат ведь тоже, наверно, получает немало…

— Шубу купить он бы не мог… Может, нальешь еще по рюмочке?

Вильям налил, но сам снова выпил совсем маленький глоточек — он все-таки боялся.

Вильям уже собирался уходить, когда зазвонил телефон, который теперь стоял в коридоре. Вильям слышал только то, что говорила Беата, но было вполне достаточно, чтобы понять, кто звонит.

— Да, да… Спасибо, сынок, спасибо… Как твои успехи? В первый состав попадешь? Ну, тогда хорошо… Нет, гостей немного… Папа пришел. Какой? Ну, твой папа… Да…

— Дай мне с ним поговорить! — крикнул Вильям.

— Я ему передаю трубку.

— Ну, здорово, чемпион!

— Здравствуй, отец!

— Что поделываешь? — опять все тот же барьер! Опять не о чем говорить! Сколько раз он собирался навестить сына, и всегда его удерживала мысль, что им не о чем будет говорить. Живя бок о бок, они настолько отдалились, что друг друга решительно не понимали.

— Ничего не делаю, стою у телефона и вытираю пот, — голос мальчишки звучал бодро.

— Нет ли у тебя какого-нибудь тайного желания?

— У нас тут одному парню недавно привезли колоссальные японские кеды, если бы ты мог достать…

— Считай, что ты уже в них…

— Ух ты, папа!

— Я перешлю тебе их с мамой. Когда опять будешь в Риге, заходи в гости! Посмотрим по телевизору хоккей. Нет, у меня цветной. Совсем другое дело! Нет, нет, большой… Самый большой… Заплатил почти тысячу. Запиши телефон и адрес! У тебя есть чем записать? Ну, тогда валяй! И жди кеды!

Беата уже сварила кофе. Вежливый намек, что пора уходить.

— Ты шикарно живешь, — в словах Беаты прятался вздох.

— Я для «Моды» кое-что изобрел и не перестаю удивляться, что за это платят такие жирные премии. Проценты за такую экономию, проценты за сякую экономию… То сотня, то целая тысяча… За все это время костюма два скроил дома, да и то лишь по дружбе…

— Не думаю, что тебе всегда так платить будут.

— А я думаю, что это только начало: у меня голова полна идеями.

Вильям попивал кофе и делал вид, что не замечает возвратившегося Лиана. Беата стала убирать со стола, она, наверно, предчувствовала резкий разговор, поэтому исчезла на кухню с грязными тарелками.

Лиан остановился в дверях спальни, казалось — он сейчас взорвется.

— Может быть, сударь придет завтра? Нам пора спать!

Спать? Да, он, свинья этакая, пойдет спать с Беатой! Залезет к Беате под одеяло!

Вильям большими шагами вышел в коридор и натянул пальто. Только на пороге он овладел собой и с ухмылкой сказал:

— Завтра я не смогу. Но может приду послезавтра. Передайте это, пожалуйста, моей бывшей жене!

Война была объявлена.

Эта свинья полезет под одеяло к Беате! Вильям опять чуть не пошел подглядывать, ему снова захотелось подняться по лестнице в доме напротив и смотреть в окна своей бывшей квартиры. Только страх увидеть слишком много удержал его.

Вильям тихонько пробирался по коридору, чтобы не разбудить хозяйку.

Свет в комнате ему включать не пришлось — на диване лежала Ирена и читала журнал. На белых накрахмаленных простынях контрастно выделялось ее черное кружевное комбине. Это случилось впервые — она явилась сама, без приглашения.

— Где ты был?

— У бабы.

— Ты шутишь, а я так волновалась… — Ирена осторожно всхлипнула.

Вильям начал раздеваться.

Глава 17

Механизм, сконструированный Вилбертом Зутисом, функционировал безукоризненно: конструктор был не из дилетантов, в голове которых гуляют ветры идей, а профессионалом, для которого это и хлеб насущный, и масло, и к тому же колбаса. Вечером после смены Джонг помогал Вильяму настелить ткань для десяти костюмов, а часа через два раскроенные детали уже лежали в полиэтиленовых мешочках; сложив их в портфели, Вильям и Джонг уходили с фабрики через дверь, которая соединяла склад Джонга с улицей. В кварталах двух от «Моды» их поджидал в своей машине Зутис. В первые дни Зутис сам подъезжал за полиэтиленовыми мешочками, но вскоре от этой практики отказались — чужой человек у дверей склада мог возбудить интерес, а два работника, направляющиеся домой — явление обычное. И все же в конструкции Зутиса это был самый уязвимый узел, он старательно размышлял о его усовершенствовании. Если Джонга или Вильяма на улице задержат и проверят содержимое портфелей, то посадить обоих на скамью подсудимых для милиции не составит никакого труда. Что же произойдет дальше? Джонг, вероятно, скажет, что это не его портфель, скажет, что оба портфеля принадлежат Вильяму и еще как-нибудь по-дурацки будет выкручиваться; его, конечно, осудят, но из-за него все-таки до Зутиса клешни милиции не дотянутся. Иначе дело обстоит с Вильямом. У Вильяма нет закалки, он может расколоться еще до того, как ему покажут статьи уголовного кодекса о смягчении наказания за чистосердечное признание. Зутис не мог отделаться от мысли, что милиции удастся заговорить Вильяму зубы, нажав только на сознание чистой совести.

В случае провала Вильям наведет милицию на след Зутиса, в этом он не сомневался, поэтому было чрезвычайно важно подстраховать второе звено — Зутис — портные и третье звено портные — магазин.

Вильям может выложить милиции всю конструкцию, однако, если он не сможет подтвердить это свидетельскими показаниями, милиция окажется бессильной. Что Вильям знает? Он знает чертовски мало, и это хорошо. Фамилию Зутиса он не знает, где Зутис живет — тоже не знает, потому что они встречались только на нейтральной территории. Где находятся портные, он не догадывается, об этом не догадывается даже Цауна. Они наверняка думают, что есть какая-то подпольная мастерская, и пусть думают, пусть так и умрут, не подозревая о гениальной идее Зутиса — о надомниках. Их милиция не найдет и не сможет заполучить в качестве свидетелей. Звено Зутис — портные железное. И другое звено — портные — магазин вне всякой критики. Свой каменный гараж Зутис обменял на общественный, похожий на сарай и теперь его «жигули» стояли рядом с «москвичом» Цауны. Он открывал багажники обеих автомашин и обычно в восемь утра перегружал готовые костюмы из своей машины в цауновскую. Когда в девять Альберт являлся за машиной, чтобы ехать на работу, Зутиса уже не было и в помине.

За час до начала рабочего дня завмаг Цауна въезжал на своем «москвиче» во двор магазина и по служебной лестнице переносил левый товар на склад.

Зутис предвидел, что Цауна в любом случае будет петлять и отпираться до последнего. У Цауны найдут левого товара на какую-нибудь тысячу или чуть больше, он будет валить вину на базу, экспедитора и свою занятость — когда привезли костюмы, у него не было времени их пересчитать. Такое халатное отношение к работе, разумеется, наказуемо, но вряд ли за это посадят в тюрьму, присудят какие-нибудь проценты из зарплаты и все — покой в доме.

В целом Зутис чувствовал себя в безопасности, хотя ему и не нравились прогулки Джонга и Вильяма с полными портфелями. Он даже запланировал начать переговоры с шофером-экспедитором, который на пикапе развозил выкроенные костюмы по швейным цехам. Шофера звали Вилитис. Но настоящее его имя — Вилис Сайсмак, его отец и отец Альберта были друзьями и коллегами — оба ломовые извозчики. Сайсмак трагически погиб в день освобождения Риги. Сестры Вилитиса быстро повыскакивали замуж, и мать растила и баловала его до призывного возраста. Во время войны она разжилась кое-каким имуществом, а в послевоенные годы, под давлением обстоятельств, помаленьку все распродавала. Так она познакомилась с рынком и не могла уже от него отстать. Здесь у нее было свое постоянное место, уже несколько десятков лет она торговала зеленым луком, редиской и связками овощей для супа. По бумагам значилось, что все это она выращивает на своем семейном огородике, хотя на самом деле большую часть своего товара она скупала оптом у тех, кому не хочется стоять у весов на рынке.