У одной из таких бригад террористов командир “Андрея” смог перехватить инициативу в ходе уже начавшейся зачистки корабля от офицеров, благодаря чему уцелели и он сам, и другие офицеры, хотя не обошлось без жертв. Там, где командиры не смогли проявить такой решительности и волевых качеств, либо где они были ненавидимы командами (и было за что), там пролилось много крови офицеров - военных специалистов, в большинстве своем считавших себя вне политики, гордившихся этим и презиравших офицеров корпуса жандармов, таких как А.Спиридович, положивших свои жизни на то, чтобы не допустить в России революции, и потерявших вследствие этого честь в понимании чистоплюйствующей интеллигенции и своих собратьев по офицерскому корпусу [136].

На берегу же убивать офицеров было еще вольготнее, а главное - безопаснее, нежели на кораблях.

Гельсинфорсская история получила не только огласку, но и партийную окраску, что и определило впоследствии отношение изрядной части офицерского корпуса к Советской власти прежде, нежели новая власть успела запятнать себя какими-либо делами. И она во многом способствовала тому, что офицерский корпус России вместо того, чтобы дать кадры управленцев и организаторов Советской власти, сделав новую власть поистине общенародной, позволил ей стать властью партии еврейского фашизма, прикрывшегося именем большевизма.

Крымская трагедия, имевшая место после разгрома войск Врангеля, о чем речь шла ранее, - продолжение всё той же глобальной политики в отношении России, которая впервые ярко проявилась в Гельсинфорсе в ночь с 3 на 4 марта 1917 г. охотой на офицеров: начал Шпицберг - завершали Троцкий и Залкинд.

Именно принцип «армия вне политики», которому был привержен офицерский корпус, сделал возможным гражданскую войну.

«Политика» в переводе с древнегреческого на русский - множество интересов. Соответственно «армия вне политики» - армия роботов-наемников. И ныне введение этого принципа в Конституцию и политическую практику Российской Федерации - посев зёрен для того, чтобы разжечь новую гражданскую войну.

Так один из активных отрядов контрреволюции, причем её руководящий отряд, был создан оргработой еврейско-троцкистского крыла революционного движения задолго до октябрьского переворота, при полном бездействии или прямом соучастии в этом представителей многонациональной имперской правящей “элиты”. Еврейские же “революционные кадры”, в отличие от большинства офицеров прошлого и настоящего, вносили и вносят свою политику (свое множество интересов) в любое профессиональное дело, каким занимаются. И так на протяжении всей истории: соответственно этому принципу, закрепленному в культуре иудаизма (даже не осознавая его), они устремились в большевики массами после того, как вожди партии Троцкий и Ленин договорились об объединении своих фракций, что и определило состав органов партийной и государственной власти в первые десятилетия существования РФСФР-СССР.

Одна из открыто лежащих тайн той эпохи состоит в том, что совместная платформа двух вождей стала называться «большевистской» при численном преобладании в центральном аппарате партии и в руководстве на местах тех, кто до апреля 1917 г. большевиком никогда не был. То есть знамя было ленинским (партийно-большевистским [137]), а политика троцкистской (еврейско-фашистской). Это обстоятельство и определило характер становления на местах органов Советской власти самими трудящимися, характер их взаимодействия с общегосударственными еврейско-фашистскими органами власти троцкистско-ленинского периода и характер отношения населения к Советской власти в масштабах государства и на местах, отношения к её представителям персонально.

Также необходимо иметь в виду, что Советская власть возникла не в результате силового ниспровержения дееспособного Временного правительства, а как результат его безвластия, неспособности организовать жизнь общества и защитить одних обывателей от вседозволенности других обывателей и вседозволенности разного рода корпораций как внутренних, так и международных.

Она возникла уже тогда, когда в стране объективно сложилась потребность в том, чтобы кто-то навел в ней порядок прежде, чем её колонизуют более сильные империалистические державы. Вопрос был только в том, кто будет наводить порядок и восстанавливать управляемость государства; и в том, каким будет этот порядок. Упреждая возникновение Советской власти, генерал Л.Г.Корнилов было попробовал навести порядок, но не получилось с первой попытки. В результате государственная власть перешла к симбиозу троцкистов и большевиков в лице РСДРП вместе с примкнувшими к ним левыми эсерами.

Но кто бы ни обрёл власть в России осенью 1917 г. вся обстановка в стране была такова, что он с самого начала своего властвования уже оказывался втянутым в автоматическую логику “усмирения”.

Победи Л.Г.Корнилов осенью 1917 г., ему пришлось бы заняться “усмирениями” точно также, как “усмирениями” занялись большевики. Разница была бы только в том, что победи Л.Г.Корнилов, он, опираясь на ту же солдатскую массу, усмирял бы другие социальные группы и сословия, а не те, которых усмиряла Советская власть в ходе гражданской войны. А после “усмирения” ему, либо его преемнику пришлось бы решать те самые проблемы, которые привели революции и к необходимости “усмирения”. Собственно для Л.Г.Корнилова гражданская война и была второй попыткой “усмирения”, в самом начале которой он и погиб во многом потому, что солдатская масса сначала была безучастна к потугам вождей белого движения, а потом пошла против них за большевиками и троцкистами, оказавшимися силою стечения обстоятельств союзниками в этот исторический период.

Но было бы лучше, если бы осенью 1917 г. победил Л.Г.Корнилов? - Нет: Вседержитель не ошибается. Если бы было лучше, то победа Л.Г.Корнилова упредила бы октябрьский переворот 1917 г., сделав его невозможным.

Победили те, чьи нравственно обусловленные устремления более совпадали с целями Промысла: Божий Промысел имеет направленность течения и целесообразен, а не представляет собой бесцельную игру от скуки ради развлечения. И человеку, каждому человеку, дается Свыше возможность понять Промысел и принять участие в его осуществлении. Но прежняя имперская “элита” была к этому глуха и потому бесплодна в деле цивилизационного и государственного строительства, что ярко выразилось в искусстве заката империи: декаденс и прочие маразмы - выражение демонизма и бесплодия духа гордыни.

И предыстория этого демонического бесплодия обнажает безнравственность прежней элиты, как выражение неопределённости её нравственных мерил:

Двух станов не боец, но только гость случайный,

За правду я бы рад поднять мой добрый меч,

Но спор с обоими мой жребий тайный,

И к клятве ни один не мог меня привлечь;

Союза полного не будет между нами -

Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя,

Пристрастной ревности друзей не в силах снесть

Я знамени врага отстаивал бы честь!

«1858, А.К.Толстой»

А что мешало вознести собственное знамя, если ясно, что и в том, и в другом стане нет чистоты правды? - Только нежелание преодолеть собственную безнравственность, внеся нравственную определённость общественной в целом значимости. И как следствие безнравственности - неопределённости нравственных мерил - недееспособность, выливающаяся в отстаивание интересов врага по причине неспособности снести ревность друзей, хотя есть признание, что всё необходимое для того, чтобы быть дееспособным, Свыше было дано:

Господь, меня готовя к бою,

Любовь и гнев вложил мге в грудь,

И мне десницею святою

Он указал правдивый путь;

Одушевил могучим словом,

Вдохнул мне в сердце много сил,

Но непреклонным и суровым

Меня Господь не сотворил.

И гнев я свой истратил даром,

Любовь не выдержал свою,