Через несколько дней Б.М.Думенко - действительный зачинатель Первой конной армии [67] - был расстрелян. Во время усмиренного им митинга на площади перед Богатяновской тюрьмой он уже знал о вынесенном ему смертном приговоре.

И этот подвиг Б.М.Думенко на Богатяновской площади запомнился людям, хотя троцкисты пытались оклеветать и предать забвению и этого защитника народной власти точно так же, как и многих других, оклеветанных ими, включая и Ф.К.Миронова, убитого по их приказу без суда и следствия в московской тюрьме в 1921 г.

Но благодаря тому, что “усмирение” бывшего кавкорпуса Б.М.Думенко не состоялось, количество большевиков в СССР прибавилось за счет тех, кто выжил благодаря ему, поразмыслил над этим эпизодом гражданской войны и понял, как Б.М.Думенко послужил народу в последний раз в своей земной жизни… Прибавилось за счет тех, кто понял непреходящую в веках подлую суть «троцкизма» - нравственно-психического порока, возникшего задолго до того, как он был назван кличкой иудушки Троцкого [68]; понял, что на Земле есть культура, целенаправленно взращивающая этот порок, и что носителем этой враждебной жизни культуры является исторически реальное еврейство - её же первая жертва.

Но вернёмся к “боевому искусству” казаков, якобы имевшему место при их участии в “усмирениях”.

Даже если какое-то “усмирение” было проведено так удачно, что не оказалось ни убитых, ни раненых, то кто дал вам право списывать со счетов унижение и оскорбления, нанесенные и усмиряемым, и усмирителям, хотя каждая из сторон была унижена и оскорблена по-своему? Вспомните картину художника В.Серова с очень точным названием “Солдатушки, бравы-ребятушки, где же ваша слава?”, посвященную “усмирению” на улицах города [69].

От того, чтобы не запятнать себя кровью народной в описываемом А.Спиридовичем “усмирении”, казаков спасло только одно, к тому же не зависящее ни от кого из них лично, обстоятельство - железнодорожные пути: на шпалах и рельсах кони переломали бы себе ноги, поэтому казакам и было позволено стоять в стороне; как следствие булыжники - оружие пролетариата - полетели не в казаков, а в “сиволапую” пехоту, которую вместе с казаками российские политики тех лет окунули с головой в политическое дерьмо устроенной ими же очередной российской смуты.

Но если в ходе революции кому-нибудь из казаков попали булыжником в провокационных целях или в отместку за то, что накануне кто-то другой из казаков огрел на демонстрации нагайкой того, кто сегодня бросил в казака булыжник, или кого-то из его близких, - то нет никаких гарантий, что казак не возлютует, и в следующий раз в его руке не окажется нагайка со вплетенной свинчаткой или удар шашкой придётся не плашмя, а попавшийся ему под руку какой-то третий человек уже не отделается испугом, пусть даже и тяжелым испугом.

Тем более “усмирителей” развращают условия, когда в приказах на “усмирение” предписывается вседозволенность по отношению к “усмиряемым” и заранее дается добро на безнаказанность: «без всякого колебания прибегать к немедленному применению оружия для немедленного пресечения беспорядков» (секретный циркуляр военного министерства от 15 декабря 1905 г.); «приказать немедленно истребить силой оружия бунтовщиков, а в случае сопротивления - сжигать их жилища. В настоящую минуту необходимо искоренить самоуправство. Аресты теперь не достигают цели; судить сотни и тысячи людей невозможно» (циркуляр министерства внутренних дел. Оба циркуляра цитируются в примечании 15, на с. 616 третьего тома воспоминаний С.Ю.Витте по изданию 1960 г.).

Если судить невозможно, то остается скручивать в бараний рог, унижать и уничтожать без суда и следствия как виновных, так и просто подозреваемых (следствие-то - избыточная волокита, если предписано карать без суда; но тогда уже действует «принцип герцога Альбы», выраженный им при “усмирении” Нидерландов: на вопрос, как отличить еретика от истинного католика Альба отвечал: «убивайте всех: Бог разберется, кто свои, кто чужие»). При такого рода руководящих документах о действиях во время “усмирений”, участники “усмирений” могли себе позволить лишь не усердствовать в зверствах и вседозволенности, но не могли не запятнать себя кровью как бунтующих, так и просто рядом оказавшихся; в противном случае они должны были бы сами либо присоединиться к бунтовщикам, либо предстать перед трибуналом по обвинению в отказе от исполнения приказаний со всеми вытекающими для каждого из них последствиями. А для офицеров - и последствиями для членов их семей: так сыновьям командира крейсера “Варяг” не было позволено получить военно-морское образование в отместку за то, что их отец в ходе революции 1905 - 1907 гг. воспрепятствовал действиям жандармов на территории 14 флотского экипажа, которым командовал, когда у матросов были обнаружены революционные листовки. От суда его спасла только всемирная слава “Варяга”, вследствие чего делу не дали хода, а его самого тихо выперли в отставку.

На практике такие циркуляры выливалось в убийства без суда и следствия, в том числе и в групповые убийства; а озлобленность в ходе “усмирений” выливалась всегда в издевательства над побежденными и обреченными смерти. Так, когда в поезде карательной экспедиции усмирителя Транссиба Меллер-Закомельского [70] обнаружили агитаторов, то их выбросили из поезда на полном ходу [71]. В Севастополе в ходе “усмирения” восставшего крейсера “Очаков”, спасавшихся с него вплавь расстреливали из пулеметов, а по шлюпкам, которые отходили от его борта, стреляли из пушек картечью. После этого “усмирения” офицеры и солдаты Брестского полка (не казаки), предавшего матросов, в одиночку боялись появляться на улицах Севастополя; а сам восставший крейсер “усмирители” в условиях своего подавляющего военного превосходства со страху едва не утопили, продолжая по нему стрелять безо всякой необходимости, когда он уже горел и его уже в панике покидала команда. И на плененном лейтенанте П.П.Шмидте, командовавшем восставшим “Очаковым”, усмирители тоже разрядили свои эмоции: некоторые “благородные” офицеры не сохранили самообладания, и из них полезла эмоциональная разрядка пережитого страха перед всеобщим восстанием флота, злобы на нижних чинов и на изменившего сословной корпоративности П.П.Шмидта [72]. Но как «номенклатурная фигура» П.П.Шмидт должен был предстать перед показательным судом и, возможно, что это спасло его от немедленной расправы в порыве эмоций сразу же по подавлении восстания. Это всё было…

Кто персонально и кого персонально убил в ходе “усмирений” - Бог весть, тем более, что в земной отчетности далеко не всегда стремились отразить совершенные зверства и назвать имена злоупотребивших властью; более того, такого рода факты всегда стремились скрыть или представить иначе: как известно из официального отчета гоголевского городничего, «унтер-офицерская вдова сама себя высекла». Поэтому не требуйте от нас поименных списков карателей из числа казаков и поименных списков их жертв. Мы описывали историческое действо в целом, а в нём соучаствовали очень и очень многие.

Для сравнения сообщим, что с восставшего “Очакова” не было сделано ни одного прицельного выстрела [73] ни по войскам, ни по кораблям, оставшимся верным правительству, а “усмирители” своей панической стрельбой [74] нанесли потери себе, пусть и незначительные; причем, чтобы начать стрельбу по “Очакову”, организаторам “усмирения” пришлось обмануть команды оставшихся верными правительству кораблей: красный флаг революции совпадал с одним из сигналов, обозначавшим готовность корабля к открытию огня; воспользовавшись этим совпадением по “Очакову” открыли огонь якобы для того, чтобы воспрепятствовать обстрелу с него города и кораблей эскадры. И восставший “Потемкин” за несколько месяцев до этого не перекопал Одессу, и не разнес пришедшую на его “усмирение” эскадру, хотя техника и боезапас новейшего и самого сильного черноморского броненосца позволяли его команде сделать это почти беспрепятственно (техническое превосходство новейшего броненосца - одна из причин, по которой усмирители не очень-то стремились “усмирить” его артиллерийским огнем более старых броненосцев, а послали на ночную охоту за ним миноносцы с командами, укомплектованными офицерами, дабы без боя вывести из строя и, возможно, потопить “Потемкин” торпедами).