Безусловно, что после становления Российской империи казаки зарекомендовали себя с наилучшей стороны во всех войнах, которые она вела, во множестве проявив то, что общепринято называть воинской доблестью, а Родина приняла их воинские жертвы и подвиги.

История не сохранила сведений о проявлении казаками трусости в бою. Во многом это следствие своеобразного казацкого быта, отличавшегося от быта остального, большей частью крестьянского, населения России: всех мальчиков в казачестве с детства воспитывали как будущих воинов, и это налагало неизгладимую печать на личность каждого из них.

После того, как сложилась Российская империя, казачество по существу стало государственно узаконенным народным ополчением постоянного характера, если характерными чертами народного ополчения считать:

· вспомогательный (по отношению к основным вооруженным силам государства) характер вооружений и боевой подготовки;

· вооружение за счет собственных средств (доходов и сбережений) воинов, во многом на их усмотрение, хотя и под контролем высших воинских начальников.

Отличие казачества от народного ополчения, созываемого обычно в чрезвычайных обстоятельствах в помощь регулярным воинским формированиями, только в постоянном функционировании этой системы воспроизводства и поддержания военной мощи. И это определило своеобразие казачьего жизненного уклада в Российской империи: сочетание регулярной военной подготовки с регулярными же занятиями хозяйственной деятельностью для финансирования той же военной подготовки и обеспечения боеготовности.

В систему казацкой регулярной военной подготовки вовлекалось всё здоровое мужское население с детства. Крестьянские же дети в остальной России к воинской службе с детства не готовились, и только некоторая часть из них попадала в рекрутские наборы. Попав в рекрутчину, они начинали осваивать воинское дело с нуля, став уже практически взрослыми людьми, - молодыми солдатами и матросами. И если для казачества годы, отданные службе были естественной частью жизни каждого из них, то для очень многих крестьянских детей сдача в рекруты была крушением всей их жизни и прошлых надежд на будущее (если бы это было не так, то при отсутствии всеобщей воинской повинности, империя могла бы комплектовать армию и флот на добровольческой основе, а не на основе рекрутчины) и началом с нуля нелегкой солдатской жизни продолжительностью в 25 лет. И далеко не все оказывались способными войти в эту новую жизнь: «Девятерых забей, но десятого научи», - достаточно хорошо характеризует порядки в сословных армии и флоте Российской империи времён крепостничества.

И хотя крестьянский фольклор повсеместно в России оценивал попадание в рекруты как личное и семейное горе [49], то солдатский фольклор показывал доставшуюся тяжелую долю как обязанность каждого воина перед всем народом, которой недостойно пренебрегать ни в одиночку, ни воинским коллективом, несмотря на то, что сдача в рекруты была одной из стандартных законных процедур, при помощи которой баре и заправилы деревенского мира из числа самих крестьян легко избавлялись от неугодных или мстили за что-то родителям рекрутов.

Однако, как бы ни была сломана судьба крестьянского парня попавшего в рекруты, как бы ни была тяжела солдатская или матросская доля [50], но и она раскрывала во многих простых русских людях их наилучшие человечные качества, давая при этом уроки нравственности и человечности офицерам и генералам, многие из которых в Российской империи попросту одуревали от крепостнической вседозволенности дворянства по отношению к простонародью.

По завершении службы казаку было, куда вернуться. Солдату же или матросу, выходцу из крестьян, большей частью из крепостных крестьян, спустя 25 лет службы подчас и вернуться-то было некуда: в миру той деревни, откуда он попал на службу государеву, его далеко не всегда ждали, за 25 лет он становился чужаком для нового активного поколения своих односельчан, выросших без него; его же сверстники и сверстницы при тогдашней средней продолжительности жизни около 40 лет были либо мертвы, либо, уже прожив бoльшую часть своей жизни, числились стариками; и сам он, возвратившись на родину, причислялся к старикам, не имея в миру деревни почти никакой положительной деятельной перспективы. Далеко не все, отслужив, имели силы, чтобы начать жить сызнова.

Не легче были и судьбы женщин, солдаток и матросок, чьи мужья были сданы в солдаты и матросы. Крестьянский мир, законы которого сложились еще до установления имперской практики рекрутских наборов, по традиции лишал солдаток, прежде всего, права на землю, хотя земледелие было основой существования большинства крестьянских семей.

Эти проблемы так и не нашли приемлемого решения в самобытном развитии традиций крестьянского мира до самой отмены крепостного права, ликвидации практики рекрутских наборов и перехода ко всеобщей воинской обязанности с более короткими сроками службы нижних чинов, после которой они могли вернуться к обычной крестьянской жизни.

Не удалось решить эти проблемы и государственными мероприятиями: попытка организации сухопутного войска по принципу военных поселений, в которых сельскохозяйственные работы и семейная жизнь сочетались бы с воинской службой, военными учениями, маневрами и т.п., привела к восстаниям военных поселян. Хотя военные поселения, созданные впервые в 1810 г., были упразднены только в 1857 г., но после первых восстаний правительство относилось к этой идее сдержанно и вело дело так, чтобы избежать всеобщего восстания военных поселян.

Военное дело в империи изначально не было и не стало к её закату органичной частью крестьянского жизненного уклада, в то время как казацкий жизненный уклад включал в себя военное дело составной частью на протяжении всей истории казачества.

3.4. Мужики с казаками и внутренняя политика имперской “элиты”

Если же отойти от дел военных к делам мирной жизни, то и здесь сравнение не в пользу крестьянской России. Экономическое положение казачества было в целом лучше, чем положение крепостного крестьянства. И в сравнении так называемых «политических прав и свобод», положение казачества оказывалось более выгодным: казачество, как сословие имело прямой доступ к царю, в то время как между царем и мужицкой Россией стояло дворянство.

В эпоху империи дворянство было сословием не благородным и не благонравным по существу его дел, а весьма развращенным: и по отношению к мужику - вседозволенностью крепостного права; и по отношению к главе государства российского - практикой дворцовых переворотов, свершавшихся большей частью в форме цареубийства. Именно дворянство как сословие, интеллектуально тупое и беззаботно алчное [51], на всём протяжении истории сословно-кастовой России доводило мужика до бунта [52], а государство тем самым - до смут, одна из которых завершилась в 1613 г. сменой династии, а другая в 1917 г. - крахом государственности общеизвестного типа. Но что ни делается - Божьей милостью всё к лучшему.

В этих общественно-политических и правовых обстоятельствах крестьянство одних областей России как своих, таких же как и они сами людей, воспринимали крестьян других областей, хотя в быту, говоре, обычаях в каждой области были свои особенности, выливавшиеся среди всего прочего и во взаимные насмешки и подтрунивание. Но это было делом как бы внутрисемейным, общекрестьянским, братским. Казачество же, действительно бывшее носителем иной психологии (о чём говорилось ранее), жившее иным укладом, воспринималось крестьянской Россией как не свое, не родное: хоть и русскоязычные в своем большинстве, хоть и единоверцы в своем большинстве, а всё же не такие, - чужие.

И эта взаимная обоюдосторонне направленная отчужденность казачества и крестьянства, составлявшего до 85 % населения страны, - главное, что необходимо понимать во внутренних делах русского народа и государства Российского при рассмотрении событий революции 1905 - 1907 гг., революции 1917 г. и последовавшей за нею гражданской войны.