По здравому размышлению я понял, что он прав, подготовив наилучший выход.

  У Мардж сложилось другое мнение.

  - Тебя переводят... Понимаю, война, это рано или поздно должно было случиться. И всё равно не ожидала. А иначе - никак?

  - Приказ подписан. Осталось сдать дела.

  Она заплакала, тихо, беззвучно, не пытаясь остановить или хотя бы вытереть два ручейка. Мы сидели на кушетке в её общежитии, прекрасно понимая, скорее всего - следующая ночь последняя. Маленькая комната с забавными тарелками на стенах, журнальными вырезками с видами старого Лондона, вышитым ковриком и прочими мелкими деталями уюта, легко увозимыми при переводе на следующее место службы, часто принимала меня. Здесь прошли лучшие часы на юге Англии. Я честно отработал их, защищая империю и отдельно взятую подданную короля. Поэтому не хочу терять Мардж или оставлять её даже на время.

  - А я могу перевестись ближе к тебе?

  Такие послабления возможны исключительно для официальных жён. Форсировать процесс? И на следующий день не вернуться из вылета. Нет! Англия становится если не домом и Родиной, то постоянным пристанищем, но жениться до конца войны - исключено. Не хочу для Мардж судьбы Тельмы Бадер. Та хоть знает, что муж в плену и жив. Я сколько раз был сбит - в Испании и над Лондоном, где остался жив лишь благодаря дьявольской регенерации и ангельскому везению, и это не будет повторяться бесконечно. Душа бессмертна, в отличие от ваняткиного тела, которое только и может вступить в брак по фальшивым документам Билла Ханта.

  - Нет. Моё назначение - кратковременное. Обещали возврат в Тангмер.

  Слукавил. Парк говорил, что потом сяду на "Спитфайр". Может быть - на Мальте.

  - Хорошо бы. Но на войне командиры думают о необходимости, а не о данных обещаниях.

  Трудно с умными. Лиза Бутакова приняла бы всё за чистую монету, а если бы чему не поверила - смолчала.

  И так, я приобрёл карьерную перспективу, потерял лётную работу, Бадера и возможность лично убивать гуннов. Теперь, похоже, теряю единственную близкую женщину.

  Глава двадцать третья. На "Кобре" в СССР

  Как и говорилось, первые прибывшие к нам истребители испытали пилоты "Спитфайров". Понятно, что P-39D они классифицировали по категории "летающий утюг". Мне, прекрасно помнившему ощущения от "Харрикейна" и даже "Глостера-Гладиатора", самолёт компании Белл Эиркрафт показался далеко не чудом техники, но при освоении достаточно терпимым вариантом. В дополнение к четырём пулемётам винтовочного калибра Р-39 имел одну пушку, хотя на "Спите" я привык к двум. Что же касается пилотирования, более необычной машины я не встречал.

  Ещё при первом знакомстве обратил на себя внимание острый, под карандаш заточенный нос, опирающийся на непривычную переднюю стойку шасси. Я покрутил головой как от наваждения, увидев патрубки двигателя позади пилотской кабины. У Р-39 он действительно расположился за бронеспинкой, под гаргротом! А спереди - куча железа, броневой лист, редуктор, оружейный отсек.

  Есть несомненные плюсы - отличный обзор и в воздухе, и на рулёжке, лёгкое управление. К передней ноге шасси нужно долго привыкать, чтобы не обломать её на посадке, это трудно отнести к недостаткам и достоинствам. Скоростные качества, увы, не лучше, чем у "Харрикейна", по крайней мере, по субъективным ощущениям. Из-за особенностей центровки Р-39 легко задирает нос вверх, теряя скорость и напоминая кобру, распустившую капюшон. Так в КВВС его и прозвали - "Аэрокобра".

  В октябре меня вызвал Даудинг и прямо спросил: стоит ли вооружать змеюками наши эскадрильи. На что я честно ответил: вооружаться этими самолётами можно, но лучше не надо.

  - Только не надо рассказывать, что Р-39 сложен в управлении.

  - Нет, сэр. Для среднего обученного лётчика - ни в коей мере. Но отсутствует наддув. На высоте свыше шестнадцати тысяч футов "Кобра" не резвее утки.

  Командующий переложил на столе несколько бумажек, явно относящихся к Р-39, устало вздохнул и вынес приговор.

  - Ваше мнение - не определяющее, скводрен-лидер. Но я бы назвал его последней каплей. Наша промышленность готовит модернизацию "Спитфайра", новый истребитель на голову превосходит американца. Поэтому от "Аэрокобры" КВВС отказываются.

  - Разрешите вернуться в Тангмер! - тут же выпалил я.

  - А с какой даты у вас исчисляется срок отдыха после цикла? - увидев что-то на моём лице, Даудинг прикрикнул: - И не смейте врать! Все, летавшие с Бадером, унаследовали его скверную черту нарушать инструкции. И так, с какого числа?

  - С двадцать пятого августа, сэр.

  Врать бесполезно. Здесь в канцелярии бумажки не смахивают в мусорку по примеру Дага и за пару-тройку дней непременно откопают моё досье, содержащее слишком много сомнительных пятен, чтобы давать повод для тщательных проверок.

  - Тогда у меня есть для вас очень особенное задание. Раз "Кобры" КВВС не нужны, я поддержу инициативу премьер-министра передать их дяде Джо вместе с лишними "Харрикейнами". Вам надлежит проследить за демонтажом самолётов, доставкой в Мурманск конвоем и обучением красных пользованию нашей техникой.

  "Ур-р-ра!", - завопил Ванятка, отчего шрам от прошлогоднего ожога невольно дёрнулся.

  - У вас возражения? - недовольно вопросил Даудинг.

  - Нет, сэр! Командировка в Россию - действительно неожиданное поручение.

  - Вы справитесь. А чтобы нашу авиацию у русских союзников представлял не слишком мелкий чин, я подпишу рапорт о присвоении вам звания винд-коммандера.

  - Благодарю, сэр!

  Оно нам нужно? Рост, слишком стремительный даже по меркам военного времени, начальство воспринимает как аванс, который предстоит оправдать. И от боевой лётной практики удаляюсь на шаг дальше. С такими полосками на рукаве или крылом командовать, или вообще протирать штаны на штабной работе.

  Перед отправкой в порт я урвал четыре часа и сгонял в Тангмер. Мардж при известии о путешествии в Россию зажала от ужаса рот рукой. В её представлении вояж пассажиром в страшное государство красных комиссаров стократ опаснее боевого вылета над Францией. Хотя, кто знает...

  * * *

  - Лейтенант Свиридовский. Ваши документы!

  - What? Documents?

  Я старательно "включил дурака", изображая полное "нихт ферштейн". Ванятке и включать не надо. Он действительно одурел, как только мы сошли с трапа в Мурманске. Отпустить вожжи правления - упадёт на заиндевевшую землю и начнёт её лобзать, матюкаясь от избытка эмоций.

  Комиссия по встрече тоже интеллектом не блещет. Местных вроде как оповестили, прибудут английские специалисты, нашли бы хоть учительницу из средней школы на перевод. Нет, доблестные командиры решили, что британец должен шпрехать по-русски.

  - Товарищ лейтенант, это буржуйское мудьё нифига по-русски не понимает, - подсказал сержант из-за спины босса.

  Я предельно широко раскрыл пасть в улыбке и протянул офицеру документы.

  - Бля, ты его обозвал, а он лыбится, как дурень, - развеселился второй сержант.

  Мой напарник Роберт Вудсток из морской авиации Королевского флота, вторично очутившийся в Мурманске благодаря конвоям и чуть-чуть нахватавшийся местных слов, выдавил:

  - Мы есть желаем ту авиэйшин штаб.

  Ничуть не смутившись, что один из нас мог понять оскорбление, лейтенант ткнул рукой, указывая путь. Я сунул документы в карман, поплотнее запахнул коричневую лётную куртку и потрусил в рекомендованном направлении, моряк пристроился ведомым. Курс, подсказанный летёхой, увёл вглубь пакгаузов, и мы недоумённо остановились. Пришлось вернуться назад.

  - Мистер Хант и мистер Вудсток?

  Высокий молодой мужчина не старше лет двадцати, в полушубке и мохнатой шапке, бежал к нам вдоль штабелей с ящиками, громко уминая сухой январский снег большими валенками.