- Что вы делаете, капрал? - спросил у него вице-маршал.

  - ...Вашу маму в туда-сюда, а что это напоминает?

  Парк изобразил, что понял шутку юмора. Через полчаса в кабинете Бадера устроил мне разнос за никудышное воспитание личного состава. Я вытянулся по стойке "смирно" и горько пожалел о том, что не сработает стандартная фраза: нельзя ждать хороших манер от выходцев из колоний. Наш командир авиагруппы - сам такой, из Новой Зеландии.

  На прощание он обещал "по достоинству" оценить, если я собью ещё парочку "Юнкерсов". Садись в "Харрикейн" и сам попробуй - ночью!

  Тем не менее, за октябрь, в те редкие дни, когда погода разрешала немцам бомбить, а англичанам охотиться на них, я сбил двоих, позволяя подранкам уползти от Лондона на десяток миль, дабы не делиться с артиллерией ПВО. Затем сам чуть не погиб, сунувшись между "Бофайтером" и бомбардировщиком. Сноп огня от четырёх пушек пронёсся так близко, будто костлявая с косой махнула у лица своим чёрным балахоном.

  Любитель белых комбинезонов не обманул. Ночные победы - редкость, поэтому особо ценная. С подачи Парка за четырнадцатый самолёт, сбитый лично и в группе, король Георг пожаловал меня сразу высшим британским орденом - Крестом Виктории. Пожимая пятерню в присутствии всего летучего начальства, согнанного по такому случаю в Букингемский дворец, монарх, глотая слова и заикаясь, провозгласил: горе любым врагам Альбиона!

  - В материале этого креста использована бронза из русских пушек, захваченных в Сев... Сев... Севастополе, - он с трудом выговорил длинное иностранное слово.

  "Какая честь, а, Вань?"

  "Пусть он засунет крест себе в зад и провернёт!"

  Я поспешно зажмурился, словно выпав в экстаз от восторга. Испугался, что иванова ненависть к королю империалистов просто лучится из глаз. Заодно пожалел, что так натаскал его в английском языке. Квартирант распознаёт теперь любые нюансы и по рации базарит сносно, мы давно перешли на английский в разговорах внутри черепа. Только чувства контролировать он не может по-прежнему.

  Однажды спросил его:

  "Мы объездили половину Европы. Ты много раз видел, что всё не так, как тебе объясняли комиссары. И по-прежнему веришь в марксистско-ленинскую чушь? Для тебя, как и раньше, в мире только два цвета - красный и белый?"

  Он не сразу откликнулся. Потом выдал спич, поразивший мою демоническую душу.

  "Дело в другом. Если я полностью приму твою точку зрения, соглашусь с любыми доводами, то превращусь во второго тебя. В чём будет разница между нами? Я остаюсь большевиком, чтобы сохранить себя и не слиться с тобой".

  От же паразит! Он согласен хранить верность коммунистическому бреду, чтобы уберечь индивидуальность в нашем тандеме. Русские умеют удивлять...

  Через неделю в нелётный день Даудинг потребовал вывести командиров крыльев, эскадрилий и отдельных лётчиков на экскурсию в Ковентри. Лица англичан вытянулись при виде целых кварталов, от которых осталась лишь каменная крошка. Для нас с Ваней оно не в первой. Герника, Мадрид... Только масштабы разные, а так у нацизма одно лицо - костлявое и безносое. Но и к ним придёт Дед Мороз с косой. Собственно, сорвав планы разрушить Англию с воздуха и уничтожить КВВС, мы выиграли первую битву у Гитлера, доселе непобедимого.

  Доволен, белый небесный чистоплюй? Что-то больше не являешься после эпизода над Лондоном, когда я обвёл тебя вокруг пальца и воспользовался твоей магией. Или скоро нарисуешься с обычной недовольной миной и с упрёком, что счёт убитых бошей идёт на десятки, а не тысячи?

  К концу осени погода испортилась, а Ли Меллори, видимо, убедил Даудинга, что пришло время щипать нацистов во Франции, раз сами они носа не кажут. Редкие налёты "сто девятых" с одной бомбой под брюхом большого ущерба уже не приносили. Главное - 11-я и 12-я авиагруппы восстановили численность после августовских и сентябрьских потерь. Отныне британские лётчики жалуются, что в воздухе слишком мало немцев. Некого сбивать.

  Я обратил внимание на резкое изменение настроения пилотов Тангмера перед французскими рейдами. Новички, имеющие одну-две победы, пусть и в группе, рвутся в бой, словно борзые, учуявшие дичь. Парни постарше, особенно разок сбитые, ощущают неуверенность: прыгать с парашютом или садиться на вынужденную придётся в Ла-Манше или на оккупированной гуннами земле.

  Мы назначаем свидание девушкам на вечер после рейда, хорохоримся. А здравый смысл удивлялся - как можно так вести себя? Хор красоток КВВС, несущий службу в бункере командования сектора, после дневной работы в полном составе отправится в паб на окраине Тангмера, мисс Остин в их числе. Вероятно, многие съездят в Чичестер. Они точно знают, что проведут ночь на чистых простынях, будут живы, на следующее утро проглотят сэндвич и кофе на завтрак... А кто-то из парней, назначивших им рандеву и беспечно развалившихся в креслах в ожидании команды на вылет, не придёт на свидание и встретит грядущий день на глубине тысячи футов в водах Канала.

  Другая крайность - трусы, обречённые стать жертвами. Их видно невооружённым взглядом. Они ничего не планируют по возвращении, не договариваются с девушками, потому что боятся сглазить. Мы с механиками проверяем двигатели, пушки, системы управления, приборы, радиооборудование. Жертвы первым делом укладывают парашют, засовывают во внутренний карман карты Франции и пачки франков, никогда не забывают компас и пистолет. Не удивлюсь, если за бронеспинкой таких героев найдётся комплект гражданской одежды. Как сказал один лётчик из Тангмера, во время мучительных приготовлений к вылету они похожи на пожилых дам из сельской провинции, которые тщательно составляют список продуктов перед посадкой в автобус, следующий в город.

  Перелёт во Францию обычно обходится без приключений, если хранить радиомолчание. Гунны не установили станций радарного оповещения, сравнимых с британскими, и поднимают панику, только увидев "Спитфайры" над побережьем.

  Дальше мы делимся на группы не более четырёх машин и занимаемся свободной охотой, расстреливая грузовые автомобили, товарные поезда. Не удивлюсь, если французам тоже случайно перепало. "Сто девятые" обычно наваливаются по дороге домой.

  Положение поменялось на зеркальное по сравнению с июлем, августом и сентябрём. Теперь наша вынужденная посадка или прыжок с парашютом грозят пленом, а резерв топлива необходим для перелёта через Ла-Манш, гунны воюют над своими базами.

  Часто бои завязываются над пилотами, плавающими в Канале. Обычно при виде парашюта звено КВВС принимается кружить над местом купания коллеги, отчаянно вызывая по рации катер или спасательный гидросамолёт. Скоро подваливают "Мессершмитты", стараясь атаковать с высоты, но не от солнца - в ноябре и начале зимы оно укрыто облаками. Потом обе стороны отправляют подкрепления, и не раз число истребителей в воздухе доходило до тридцати, а обычная эвакуационная операция перерастала в нешуточную битву. Часто гибнут гидросамолёты и катера, с ними - спасатели и спасаемые.

  Однажды потенциальная жертва, признаюсь со стыдом, оказалась в моём звене наряду с нормальными парнями - Майком Питти и осси Эдом Холлом. Буквально на втором вылете новичок пожаловался на плохую тягу двигателя и капли гликоля на фонаре ещё над Францией. Посреди Канала у него остановился мотор. Мы поднялись чуть выше, я сразу радировал в Тангмер, что понадобится спасатель. Скверное ощущение, когда ничем не можешь помочь подчинённому, только передать координаты и кружить над местом приводнения, пока топлива не останется лишь до Англии.

  Он не выпрыгнул с парашютом, в планировании потянул почему-то в Нормандию. Самолёт снизился до тысячи футов, пилот запаниковал и не покинул борт, обрушил на нас поток ругательств. Он покрыл "факами" командиров, других пилотов и самого короля, мол - я тут один умираю, меня все бросили, будьте прокляты, мать вашу... "Спит" полого вонзился в волны и исчез.