Каразан горестно крякнул и снова воззрился на небо, будто пытаясь отыскать кратчайшую дорогу к тюрьме на орбите. Хозман, почувствовав возможность незаметно ускользнуть, не преминул ею воспользоваться. Зайдя за угол постоялого двора, чтобы вернуться к быстроходцу, работорговец застал кащей из клана Синих Червей, рывшихся в его седельных сумках. Хозман издал нечленораздельный яростный крик и бросился на широкую сутулую спину ближайшего грабителя. Второй кащ, копавшийся с другой стороны седла, не долго думая, ткнул Хозмана кулаком в лицо. Тот отбежал назад, чтобы не упасть, и ударился спиной о глинобитную стену кабака. Синие Черви снова погрузились в свое неблагородное занятие. Алулы с отвращением наблюдали за ними и собрались было вмешаться, но Каразан отозвал их: «Ахульфы делят добро ахульфа. Пусть, не наше дело».

«Ты кого ахульфами зовешь? — огрызнулся один из разбойников. — Оскорбительная кличка!»

«Только не для ахульфов, — скучающим тоном обронил Каразан. — Вам обижаться не на что».

Кащи, значительно уступавшие алулам численностью, не решались ввязываться в драку и вернулись к обыску поклажи работорговца. Каразан отвернулся и погрозил кулаком в небо.

Этцвейн, беспокойный и подавленный, обратился к Ифнессу: «Предположим, мы захватим корабль. Разве вы не сможете разобраться в приборах управления?»

«Почти наверняка не смогу. Но и пытаться не стану — в этом вы можете быть уверены».

Этцвейн уставился на землянина с холодной враждебностью: «Мы обязаны что-то сделать. Не меньше сотни — может быть, две сотни людей — томятся на орбите и беспомощно ждут, пока асутры не увезут их на чужую планету. Мы их единственная надежда».

Ифнесс рассмеялся: «По меньшей мере, вы преувеличиваете мои возможности. Подозреваю, что вас очаровала пара кокетливых глаз, и теперь вы готовы решиться на галантный подвиг, невзирая на препятствия и последствия».

Этцвейн сдержал готовый сорваться с языка гневный ответ — меткое замечание заставило его смутиться… К тому же, почему бы Ифнесс вдруг начал проявлять великодушие? С момента их первой встречи землянин неизменно отказывался заниматься чем бы то ни было, кроме своих собственных дел, всегда представлявшихся ему неизмеримо более важными. Не впервые Этцвейн чувствовал сильнейшую неприязнь к ученому-карьеристу. Их отношения никогда не были близкими — настало время окончательного отчуждения. Тем не менее, Этцвейн спокойно спросил: «Вернувшись в Шиллинск, не могли бы вы связаться с Дасконеттой и потребовать, чтобы с Земли выслали спасательный корабль? Дальнейшее промедление немыслимо».

«Я мог бы это сделать, — кивнул Ифнесс. — Кроме того, Дасконетта, скорее всего, утвердил бы мой запрос и тем самым приписал бы себе достижение, по всей справедливости не являющееся его заслугой».

«Сколько времени потребуется такому кораблю, чтобы прибыть в Шахфе?»

«Трудно сказать. Это зависит от многих факторов».

«Меньше суток? Два дня? Две недели? Месяц?»

«Учитывая все соображения, в самых благоприятных условиях корабль может прибыть на Дердейн через две недели».

Каразан, до сих пор ничего не понимавший в беседе чужестранцев, встрепенулся, когда землянин назвал возможный срок прибытия спасательной экспедиции: «Две недели! К тому времени пленных увезут — до скончания века они будут пресмыкаться перед захребетниками, потерянные на далекой, чужой планете!»

«Трагическая ситуация, — согласился Ифнесс. — Но я не могу ничего посоветовать».

«Существует разумный вариант! — не сдавался Этцвейн. — Вы как можно скорее вернетесь в Шиллинск и там потребуете помощи у Дасконетты. Я вызову челнок. Вместе с алулами мы поднимемся на орбиту и захватим корабль. Если сможем, мы приземлимся сами — если нет, останемся на орбите и будем ждать спасателей с Земли».

Ифнесс ответил не сразу: «В вашем плане есть своего рода сумасшедшая логика. Если допущения верны, он даже осуществим. Должен признать, что обстоятельства позволяют мне обойти Дасконетту и связаться непосредственно с теми, от кого зависит организация спасательной экспедиции. Таким образом, мое предыдущее возражение отпадает… Но в уравнении слишком много переменных. Мы имеем дело с неизвестностью».

«Прекрасно понимаю. Но алулы намерены захватить корабль в любом случае, а у меня есть возможность способствовать их успеху, — Этцвейн похлопал по сумке с лучевым пистолетом. — Сознавая это, как я могу остаться в стороне?»

Ифнесс пожал плечами: «Я не позволяю себе экстравагантные благоглупости — иначе меня давно уже не было бы в живых. Все же, если вам удастся посадить на Дердейне неземной звездолет или хотя бы удержать его на орбите до моего возвращения, я буду в первом ряду публики, аплодирующей вашей альтруистической браваде. Подчеркиваю, однако, что прежде всего я учитываю свои собственные интересы, ничего не гарантирую и настоятельно рекомендую вам не пускаться в космические авантюры».

Этцвейн сухо усмехнулся: «Ничего другого я от вас и не ожидал. Да, захват звездолета — дело рискованное. Но если мы не пойдем на риск, люди погибнут неизбежно. Возвращайтесь в Шиллинск без промедления. Время не ждет».

Ифнесс нахмурился: «Сегодня? Путь не близкий… С другой стороны, гостеприимство Быббы меня тоже не прельщает. Согласен — желательно поторопиться. Пусть будет так. Я возьму с собой кха. Мы отправимся сейчас же в сопровождении Фабраша».

Глава 7

Солнца уже три часа как зашли за далекий хребет Оргая, и в небе исчезли последние следы багрово-фиолетовой вечерней зари. На равнине ждали восемнадцать воинов-алулов, Этцвейн и Хозман.

«Здесь обычное место, — говорил Хозман, — и сейчас самое подходящее время. Это делается так. Я нажимаю кнопку. Через двадцать минут сверху должен появиться зеленый огонь. Тогда я отпускаю кнопку, и челнок приземляется. Рабы стоят очередью, друг за другом. Опьяненные наркотиком, они послушны, ничего не понимают, двигаются, как во сне. Открывается дверь. За ней — бледно-голубой свет. Я подхожу, подгоняя рабов ближе к двери. Если в челноке спустилась наставница, она появляется на пороге, и я должен ждать, пока асутры переговариваются. Когда разговор кончается, рабы заходят внутрь, я закрываю дверь, и челнок взлетает. Вот и все».

«Очень хорошо. Нажмите кнопку».

Хозман подчинился. «Сколько раз я этим занимался! — бормотал он. — И каждый раз дивился: куда их увозят? Что их ждет? Потом, когда челнок улетал, я долго смотрел на звезды и, казалось, говорил с ними… Но все это позади, все позади. Я отведу ваших быстроходнее в Шахфе и продам их Быббе, а потом вернусь в родные края и стану профессиональным пророком… Встаньте в очередь, потеснее. Вы должны выглядеть вялыми, рассеянными, обмякшими».

Алулы и Этцвейн построились цепочкой друг другу в затылок и стали ждать. Ночь выдалась тихая, безветренная. Километрах в восьми к северу, в Шахфе, жгли костры и масляные лампы, но отсюда их уже не было видно. Минуты тянулись долго — Этцвейн никогда еще не замечал, чтобы время шло так медленно. Каждая секунда растекалась, как плавленый воск, и неохотно исчезала в непроглядной тьме прошлого.

Хозман поднял руку: «Зеленый огонь! Прибывает челнок. Стойте наготове — расслабленно, вяло, не делайте резких движений…»

Небо тихо вздохнуло и слегка загудело — постепенно растущая тень закрывала звезды. Орбитальный челнок приземлился метрах в пятидесяти. Медленно опустился люк-трап, на землю пролился бледный голубой свет. «Пойдемте, — бормотал Хозман. — Строем, не расходитесь… Выползает наставница. Не слишком волочите ноги, торопиться тоже не надо».

Этцвейн, шедший впереди, остановился, не доходя до трапа. Дорожка голубого света вела в расплывчатый голубой сумрак. На наружном выступе у порога трапа под линейкой микроскопических цветных огоньков сидела асутра. На какое-то мгновение Этцвейн и асутра встретились глазами. Догадавшись о приближении опасности, асутра зашипела и стала поспешно пятиться к небольшому отверстию в корпусе. Одним взмахом сорухской сабли Этцвейн отрубил брюшко насекомого, преградив путь к отступлению, и с отвращением сбросил лезвием на трап судорожно шевелящиеся остатки. Алулы раздавили их сапогами.