11. Огнестойкое знание

Библиотеки американских университетов избавляются от книг, чтобы меньше покупать, предпочитая тратить бюджетные деньги на электронику. Вот вам одно из последствий: «At Colorado College Special Collections, we call the small books «Small». They used to be called «Octavo», for reasons still not clear to me».

Что означает: «В отделе специальных собраний Колорадского колледжа мы называем маленькие книги «малышами». Раньше их называли «in-octavo», по причинам, которые мне пока не до конца ясны». Особа, так простодушно задающаяся этим вопросом в Интернете в 2002 г., хранитель и дипломированный архивист. Неужели самой уместной скоро будет выглядеть библиотека без прошлого?

Собрание виртуальных, то есть дематериализованных и видимых на терминале компьютера до распечатки, книг, кажется, стократно подтверждает головокружительные перспективы собрания печатных собратьев, например «Я утверждаю, что Библиотека нескончаема» Борхеса. Чтобы было легче лететь навстречу дивной бесконечности, в которой книга больше не одинока — вместе с ней кружатся в танце карты, планы, картинки и музыка, — она питается всем тем, что существовало до нее, поглощая все больше текстов: «Галлика» во Франции скоро будет иметь на своем счету 100 000 наименований, «Проект Гуттенберга» в Англии — 6267 книг на конец 2002 г., так же богата Американская мемориальная библиотека (Библиотека Конгресса), не говоря уж о «Библиотека универсалис» (Ассоциация Национальных библиотек самых богатых стран мира) и «Габриэль» (объединение Национальных библиотек Европы).

Само собой разумеется, что бесплатным является чтение только на общественном домене, однако, поскольку разграничение определено недостаточно четко, маленькие мышки легко добираются до сыра. Многие студенты поют осанну франкофонии, позволяющей им загружать самые свежие исследования на университетские сайты на краю света.

Вторым источником обогащения гигантской развивающейся библиотеки становятся тексты, звуки, картинки, ежесекундно в великом множестве выходящие из-под пальцев пользователей, опытных профессионалов и любителей; зародившись в отдаленных закоулках (впрочем, закоулков больше нет — глобализация!) планетарного мозга, они тут же легко и радостно сливаются воедино, и ни тебе самокритики, ни болтовни об авторском праве. Упоение «электронным ресурсом» — так назвали будущую библиотеку — происходит от того, что, дав команду «выложить» и привычно щелкнув клавишей, получаешь все, чем этот самый «ресурс» богат. Киберкаталог, безусловно, заменит большинству людей дорогущую традиционную библиотеку — и гораздо скорее, чем предполагалось. Но будет ли замещение полным? Интернет подобен расширяющейся галактике, он — не поддающееся количественному определению будущее. Профессионал, который каждый день, как шахтер с онемевшими от тяжести кирки пальцами, ищет сокровища, воспринимает Сеть со всеми ее заморочками, плагиатом, шелухой «сменивших окрас» сайтов как проявление головокружительной глупости и вульгарности. Сам по себе этот факт совершенно не важен, поскольку за одну человеческую жизнь невозможно переварить даже ту серьезную научную информацию, на долю которой приходится всего пять процентов общего объема, но он доказывает, что новая графическая галактика не перекрывает старую добрую энциклопедически универсальную библиотеку, где можно найти применение даже самым пустым изданиям.

Проблема, связанная с вводом астрономического количества документов в запоминающее устройство, будет решена. Может быть. И стоить это будет невероятно дорого: себестоимость вряд ли снизится, поскольку для работы с «бумажными носителями» необходимы специалисты экстра-класса. Немедленно возникает проблема точности копирования. Очень часто данные переносятся на электронные носители с микрофильмов: стоит это дорого, а результат оставляет желать лучшего, хотя ни одно слово не пропадает. А вот если человек хочет поработать с текстом, например сделать выписки, необходимо устройство распознавания букв, иначе трудно поручиться за точность цитирования. Конечно, можно нанять корректора, и он проведет постраничное сравнение копии с оригиналом: путаница всегда обходится дороже. Когда Национальная библиотека Франции в 1992 г. приступила к оцифровыванию, было решено, что на первом этапе, за три года, будут обработаны 100000 томов, то есть тридцать миллионов страниц. Однако к 1998 г. удалось проделать всего 80 % работы. Страница стоит около 0,12 евро с бумажного носителя, 0,20 — с микроформа и в 10–20 раз дороже в текстовом режиме, единственном удобном для пользователя. 350-страничная книга обходится в среднем в 42–70 евро до выкладки в Сеть, и это не считая транспортных расходов, сортировки и отдельной записи на диск; не известно, во что обходится постоянное присутствие в Сети. Даже если предположить, что хранители — во всяком случае, те, кто работает сегодня, — не станут возражать против машинного обрезания корешков книг и порчи переплетов, НБФ понадобится миллиард евро только для того, чтобы ее богатства можно было прочесть на расстоянии, и услуга эта, само собой разумеется (хотя ни в одной стране об этом не принято говорить вслух!), будет платной. Впрочем, хотя бы проблемы с авторскими правами отпадут.

То, что произошло потом, в истории уже бывало. Афинский тиран Писистрат (560–527 до н. э.) объявил, что будет покупать стихотворные сочинения Гомера и платить за них построчно. Легко себе представить, как много их внезапно обнаружилось. Грамматисты Аристарх и Зенод попытались улучшить хранившиеся в Александрии древние тексты, используя всю мощь филологической науки, как они ее понимали. «Они взяли «Илиаду», — пишет Евстафий, — и исправили ее по своему вкусу, а поскольку она была длинна и скучновата для чтения, разделили ее на множество частей». Еще Демокрит осознал необходимость составить гомеровский глоссарий редких и старинных слов, чтобы облегчить чтение. Тимон вовсе не иронизировал, ответив на вопрос, можно ли найти достойную доверия версию Гомера, датируемую III в. до Рождества Христова: «Можно, если найдешь один из давних, не исправленных ныне списков».

Возможно, превращение совокупности знаний в воздушный поток есть не более чем перевоплощение средств коммуникации. Письменные источники пережили массу перипетий, и не всегда безобидных. Так случилось, когда на смену свитку пришла рукописная книга. Расчленение документа на прямоугольники одинакового размера позволяет с легкостью их перелистывать: идею подсказали двойные восковые таблички с текстом.

Вначале новая книга была олицетворением тайны: христиане ценили ее, так сказать, за плоскую форму (толстый свиток под туникой не спрячешь!). Когда в 306 г., при императоре Константине, христианство стало государственной религией, рукописная книга перестала быть редкостью: в IV в. на смену папирусу приходит кожа, сделанные из этого материала страницы больше по размеру и прочнее. Тут и началась настоящая «чистка» (хотя никто, конечно, так ее не называл!): скопировано было далеко не все. Несколькими столетиями раньше так поступили в Александрии. История повторилась в XVIII в. в Китае, а в 1934 г. Эмиль Гаспардон, составлявший аннамитскую библиографию, написал: «Безжалостная рукописная традиция, вдохновляясь безграничным конфуцианством, постоянно ухудшала чудом уцелевшие книги». В помете «Больше не существует» — Гаспардон делает ее о каждой пятой книге — звучат уныние и печаль. Пекинские и римские пуристы «наводили порядок» на страницах книг, руководствуясь не только филологическими, конфессиональными и политическими мотивами, но в первую очередь — материалом. Чисто теоретически свиток папируса в длину мог быть бесконечным, для книги же листы требовалось обрезать с четырех сторон. Это объясняет, почему при перенесении с «носителя» на «носитель» потерялась большая часть античных иллюстраций: переписчик — не миниатюрист. Пострадал и объем, ограниченный двумя, максимум — четырьмя колонками. Тексты «подрезались», появлялись сжатые версии. Мы склонны предполагать, что одна из граней жизни в эпоху Античности была перетолкована — из лучших побуждений, чтобы сделать ее понятнее для окружающих. «Повезло лишь тем произведениям, которые в IV и V вв. считались не устаревшими и потому достойными прочтения: их переписали, и они выжили… Наш собственный культурный горизонт определялся тем, насколько широк или узок был вкус эпохи». Кроме того, слабость западных империй и вторжение мусульман прервали спасательную операцию: пришлось ждать Возрождения, чтобы восстановить то, что уцелело от эпохи Античности.