— А эта машина бронирована!

— В каком смысле? — удивился я.

— По днищу и кузову в районе передних сидений проложены пластины стали в четверть дюйма толщиной, — пояснил унтершарфюрер. — Спинки кресел тоже бронированы. Стекла, разумеется, обычные, но в дверцах эти самые пластины.

— Хм… — удивился я. — Кто же дал распоряжение бронировать автомобиль?

— Это уж я не знаю. Эту машину я в Польше получил, еще осенью 1939-го, когда служил при штабе полицайфю-рера Люблинского дистрикта.

— Так ты возил группенфюрера Глобочника? — уточнил я.

— Нет, его помощника, штурмбаннфюрера Цетника, — отозвался унтершарфюрер. — Штурмбаннфюрер был мой земляк, тоже из Каринтии.

Цетника я помнил: мне приходилось контактировать с ним во время проведения операции «Марьяж». Цетник одно время занимался в гестапо вопросами «охранных арестов», а позднее перешел в Главное управление СС в инспекцию концлагерей; его специализация по концлагерям привела к тому, что в кругах С С за ним прочно закрепилось прозвище Ка-Цетник.

— Так вот, когда я получил машину, чтобы возить господина штурмбаннфюрера, — продолжал шофер, — то я уже тогда обратил внимание, что она ведет себя как-то странно: не как легковой автомобиль, а как везущий кирпичи грузовик. Я вскрыл обшивку на дверце и обнаружил пластины броневой стали. Машина пришла в СС из гаража НСКК, так что я не знаю, кто и зачем дорабатывал машину, — но делал он это аккуратно и со знанием дела. Ведь и рессоры у нее не от серийного «опеля», и двигатель помощнее… Очень хорошая машина!

Мы подъехали к зданию, где размещался штаб полицай-фюрера «Руссланд-Митте». Я сжалился и разрешил шоферу съездить поужинать, а сам поднялся в кабинет Штадле.

Штурмбаннфюрер Штадле, невысокий лысоватый шатен лет тридцати пяти устало приветствовал меня. Покрасневшие глаза и помятое лицо говорили о сильной усталости. Он предложил мне рюмку коньяку, и я не отказался.

— Много работы? — осведомился я, потягивая превосходный «Мартель».

— Не то слово! — махнул рукой Штадле. — С весны не можем закрыть дыру в линии фронта в районе Витебска. Там стык позиций групп армий «Норд» и «Митте». Военным ни к чему лезть в болота и сорок километров фронта никем не обороняются. Русские пользуются этим и засылают через эту дыру к нам в тыл сотни диверсантов. Мы подтянули туда части 201-й полицейской дивизии, но пока ничего не получается. Бах говорил вам про подпольную группу, с которой так бездарно поработало местное СД?

Я кивнул, и Штадле грустно усмехнулся.

— Абсолютно непрофессионально, — заметил он. — Едва связник запел, его надо было охранять днем и ночью. Тех, кого он нам выдал, поставить под наблюдение. Но нет! Кое-кому захотелось быстро заработать очередной крест и дубовый лист в петлицу.

Этот камень явно летел в огород начальника полиции и СД Минска СС-оберштурмбаннфюрера Штрауха, давно мечтающего о звании штандартенфюрера и Железном кресте 1-го класса.

— Давайте не будем о грустном, коллега, — предложил я. — Каждый может совершить ошибку. Хотя очень жаль, что такая неудача возникла с людьми, которые интересовали именно меня.

— Вот здесь как раз я думаю, что это не те люди, которым поручили заниматься вашим объектом, Герлиак, — убежденно заявил Штадле. — Так, им всего лишь поручили про-

зондировать почву… Не более того! Не тот уровень, понимаете? Те, кого вы ждете, придут именно через Витебские ворота. Это будет отряд профессиональных разведчиков и диверсантов, несколько десятков человек. Они медленно, но верно обложат вас своей агентурой, — скорее всего, уже начали обкладывать! — и затравят как медведя в берлоге.

— Ну, не надо так мрачно! — рассмеялся я. — Хотя секретность действительно необходимо обеспечить и я как раз собирался по распоряжению с вами обсудить этот вопрос.

— Да, разумеется, — спохватился Штадле. — Прошу вас к карте.

Он развернул на столе карту и указал на карандашные стрелки.

— Как я понял, ваш батальон будет доставляться железнодорожным транспортом в несколько приемов: вначале первая рота, которая примет объект под охрану, затем остальные подразделения и штаб. Первоначально планировалось доставить ваш батальон в Волковыск, поближе к месту дислокации. Но информация задержанного связника так насторожила Баха, что приказал выдвигать батальон окольным маршрутом. Поэтому я по его поручению проработал следующий маршрут. Смотрите!

Палец Штадле заскользил по карте.

— Официально пунктом назначения вашего батальона указан Витебск. Если передвижением вашего батальона кто-то заинтересуется, то он подумает, что вас бросают на операцию по закрытию «витебской дыры». Однако вагоны с бойцами вашего подразделения будут отцепляться в Слониме и перегоняться на заброшенную ветку. Там пунктом вашей временной дислокации станет бывшая усадьба магнатов Пусловских на окраине Слонима. Как только вы накопите столько людей и техники, чтобы самостоятельно добраться до объекта, вы начнете движение в южном на-

правлении в сторону Коссова. Следующая точка, как это ни странно звучит, — усадьба тех же самых Пусловских, но уже на окраине Коссова, примерно пятьдесят километров от Слонима.

— Н-да, неплохо жили польские магнаты, — усмехнулся я.

Штадле улыбнулся и продолжил, указывая на кружок

возле надписи «Коссово»:

— Это усадьба будет еще одним местом промежуточной дислокации вашего батальона. Там до объекта километров восемьдесят проселочными дорогами. Оттуда и будете выдвигаться непосредственно на объект. Очень удачно совпало, но с конца июня и до конца сентября мы должны завершить ликвидацию всех гетто. Это давно надо было сделать, но в белорусские гетто должны были перегоняться евреи из Европы. Но сейчас, наконец, созданы точки в Польше, которые примут на себя этот груз, так что белорусские гетто нам уже не нужны. В районе Слонима и Коссова сосредотачиваются полицейские формирования для проведения акций, и мы этим воспользуемся. Вас примут за одну из частей, участвующих в ликвидации гетто.

— Но когда мы начнем свое движение на запад по проселочным дорогам, через мелкие деревни и хутора… ведь это наверняка привлечет внимание партизанской агентуры, — возразил я.

— Мы это предусмотрели, — кивнул Штадле. — Для прикрытия смысла ваших передвижений через наших людей среди населения и вспомогательной полиции будет распущен слух о том, что организуется прочесывание лесов с целью выявления прячущихся там бандитов и евреев.

— Понятно. Кто сейчас охраняет объект? — спросил я.

— Усиленная рота латышского шуцманшафтбатальона. Сам батальон переброшен под Витебск. Когда вы их сме-

ните, то они немедленно отправятся туда. Официально эту роту откомандировали для проведения акции в коссовском гетто. На обратном пути эту акцию они и проведут. Таким образом, все передвижения частей мотивированны и^ваш батальон должен просто раствориться в лесах между Вол-ковыском и Брестом.

— По-моему, вы слишком усложняете, Штадле, — высказал я свое мнение. — Моему батальону придется колесить по абсолютно незнакомым лесным дорогам, с риском нарваться на партизанскую засаду. Да еще и дороги наверняка разбиты тяжелой техникой и находятся в омерзительном состоянии. Почему бы нам сразу из Слонима не отправиться к объекту по прямой дороге на Пружаны?

— Видите ли, Герлиак, я немного лучше представляю специфику этих мест, — холодно заметил Штадле. — Вы полагаете, что ваше перемещение останется незамеченным? Кое-кто задумается: для чего направляющийся на фронт батальон снимают с поезда и отправляют в Беловежскую Пущу?

— Вы же сами сказали: для борьбы с партизанами.

— Но в Беловежской Пуще нет партизан, — возразил Штадле. — Во всяком случае, тех, которые причиняли бы нам беспокойство. Пока нет… И местные жители это знают. А вот в районе Коссово — Пружаны есть крупный партизанский отряд. Правда, он не атакует крупные колонны. Так, иногда нападают на отдельных полицейских, перевозящих продовольствие… Но мы знаем абсолютно точно, что в этом отряде много бежавших из гетто евреев. Например, в начале июня этого года из Слонимского гетто бежало полторы сотни евреев. Понятно, что они не шляются по лесам, а скрываются на хорошо замаскированной и охраняемой партизанской базе. Похоже, что и сам отряд организован не большевистской агентурой или попавшими в окруже-