Отяжелев от обильной еды и спиртного, он направился в комнату характерной походкой крестьянина, собирающегося отойти ко сну. Бумажник, наверное, засунул к себе под подушку.

В зале четверо мужчин, попивая винцо, играли в белот, как всегда по вечерам: Фред, Гру, старик Никола, который, накачавшись, становился сизым, и таможенник Жантий. За ними, верхом на стуле, уселся Каню, посматривающий то в карты, то на Терезу, надеясь благодаря ей развлечься ночью.

В кухне трудились над ведром овощей две женщины:

Жюлия и малышка из приюта.

В какую-то минуту кто-то из находившихся в трактире людей вышел под тем или иным предлогом в коридор, открыл дверь в погреб, откуда взял молот, а потом вошел в комнату Боршена.

Никто ничего не слышал. Отсутствие убийцы не могло быть долгим, так как никто не обратил на него внимания.

К тому же убийце надо было еще и спрятать бумажник в надежное место!

Поджог матраса был явно рассчитан на всеобщий переполох. Вызовут полицию и каждого обыщут!

— Когда я вспоминаю, что здесь вдобавок ко всему еще и приличного пива нет! — пожаловался Мегрэ, возвращаясь в бар. Сейчас бы кружку свежего, пенящегося пива из бочки! Тогда как в трактире не было ничего, кроме мерзкого пойла, называемого «домашним пивом».

— А что с игрой?

Фред глянул на часы синего фаянса. Он привык к методам полиции. Как и все остальные, он страшно устал, но держался спокойно.

— Без двадцати десять… еще нет. Мы продолжали разговаривать. Это ты, Никола, попросил еще вина?

— Наверное.

— «Сходи за вином», — крикнул я Терезе. Но потом встал и сам спустился в погреб.

— Почему?

Фред пожал плечами.

— Тем хуже для меня, правда? Ну, черт с ней!

Пусть слышит! Когда все это кончится, жизнь будет такой, как раньше. Я слышал, как Тереза шла к себе наверх. Догадался, что она написала мне записку и засунула ее в замочную скважину под дверь. Слышишь, Жюлия? Ничего не поделаешь, старушка. Я уже по горло сыт твоими сценами, а хорошие минуты так редки…

Каню покраснел, а Никола издевательски засмеялся.

Жантий опустил глаза, ведь и он увивался за Терезой.

— Записка была?

— Да. Я прочел ее внизу, пока вино налили в бутылку. Тереза просто писала, что завтра, наверное, ни минуты не будем одни.

Странная вещь, в голосе Фреда слышались неподдельная страсть и даже неожиданно высокие чувства.

Тереза резко поднялась и перешла из кухни к игорному столу.

— Все кончено, да? — произнесла она дрожащим голосом. — Хорошо бы еще нас всех арестовали, посадили в тюрьму. Тогда посмотрим… Но ходить вот так, кругами, с таким видом, с видом…

Она разрыдалась и, закрыв лицо руками, отвернулась к стене.

— И сколько вы пробыли в погребе? — невозмутимо продолжил Мегрэ.

— Три или четыре минуты.

— Что вы сделали с запиской?

— Сжег над свечой.

— Вы боялись Жюлии?

Фреда обидело это слово.

— А вы не понимаете, господин комиссар? Вы, который арестовал нас десять лет назад? Не понимаете, что когда люди пережили вместе кое-что!.. Ну, как хотите. Не переживай, моя бедная Жюлия…

— А я и не переживаю, — донесся из кухни спокойный голос.

Мотив! Где этот знаменитый мотив, о котором твердят на лекциях по криминологии? У каждого был свой мотив. Особенно у Гру, которому уже нечего было терять.

На следующий день его дом должен был быть продан, а сам он оказался бы на улице. Без мебели, без одежды, без гроша за душой. Ему оставалось одно — пойти в работники на чью-нибудь ферму.

В этом доме Гру знал все закутки, вход в подвал, кучу угля, молот…

А Никола? Мог бы он?.. Он жил очень бедно. Но у него в Ниорте была дочь. Она работала там прислугой, и все, что зарабатывала, отдавала на содержание ребенка. Разве он не мог?.. Безусловно, Фред только что сказал, что именно он каждую неделю колол им дрова и уголь.

В тот вечер, около девяти, Никола, пьяно пошатываясь, пошел в уборную. «Только бы двери не перепутал», — заметил Жантий.

Такие случаи бывают! Но почему это заметил именно Жантий, перебирая карты?

А Жантий? Разве не мог он совершить преступление, когда через несколько минут пошел следом за Никола?

Конечно, он служил на таможне, но всем было известно, что человек он несерьезный, бродил по кафе и всегда мог улучить момент.

— Скажите, господин комиссар… — начал Фред.

— Подождите. Сейчас пять минут десятого. Где вы были позавчера в это время?

Тереза, шмыгая носом, села, опершись плечами на спину своего хозяина.

— Ты была здесь?

— Да. Кончила чистить овощи… Взяла свитер, который начала вязать, но за работу не принялась…

Жюлия все это время находилась в кухне, но ее не было видно.

— Вы что-то хотели сказать, Фред?

— Мне тут пришло кое-что в голову. Вроде есть одна вещь, которая доказывает, что никто из присутствовавших не мог его убить. Раз… Предположим… Нет, не то хотел сказать. Если бы я убил кого-нибудь у себя в доме, разве пришло бы мне в голову устраивать пожар? Зачем?

Чтобы привлечь внимание?

Мегрэ только что набил трубку и, не торопясь, раскуривал ее.

— Налей мне, пожалуй, рюмочку кальвадоса, Тереза!..

Что касается вас, Фред, почему вы не стали поджигать матрас?

— Ну, потому что… — Он смешался. — Не начнись пожар, никто не заметил бы, что случилось… Все разошлись бы по домам… И…

Мегрэ улыбнулся, губы забавно растянулись на мундштуке трубки.

— К сожалению, это как раз доказывает обратное, Фред… Поджог — это единственная важная улика, и она привлекла мое внимание сразу же по приезде. Допустим, что это вы, как вы говорите, убили старика. Все знают, что он остановился у вас, и поэтому вы и думать не можете о том, чтобы спрятать труп. На следующий день надо будет открыть дверь его комнаты и вызвать полицию. А, кстати, в какое время он хотел, чтобы его разбудили?

— В шесть часов. Он собирался осмотреть дом и землю до начала торгов.

— Итак, если бы труп обнаружили в шесть часов, в доме были бы только вы, Жюлия и Тереза. Не говоря о Каню, которого никто бы не заподозрил. Никому и в голову бы ни пришло, что убийство было совершено во время карточной игры.

Фред с напряженным вниманием следил за ходом рассуждений комиссара, и Мегрэ показалось, что он побледнел. Фред даже машинально порвал одну из карт и уронил обрывки на пол.