Фомкин снова дотянулся до плеча спящего.
— Ва-ся… Василий!..
На этот раз парень откликнулся быстро. Приподнял голову, повернувшись в кресле, повел с хрустом плечами, спросил застоявшимся ломким басом:
— Чего?
— Ничего! — сказал Фомкин хрипловатым шепотом. — Тихо надо!
— А-а-а… Я и забыл…
— Вот и не забывай! И не шурши!..
— Не… больше не буду. Сон видел сейчас какой-то дикий, Спиридон Яковлевич, — сказал, теперь уже шепотом, Васятка.
— Чего там уж такое привиделось?
— Лечу, понимаете, со свистом в громадную пропасть. Ни конца у нее, ни края… Жуть! Хорошо, что разбудили…
— Все растешь. Пора бы и остановиться. И куда вы только, нонешние, дуете? Глядишь, и годов-то всего ничего, а уже каланча!..
— Так я-то при чем?
— То-то и оно-то, что все вы ни при чем. Спите — сколько хотите, еды — по горло, и того больше. Чего не расти?
— А я как-то слыхал, что кислорода вокруг земли меньше стало, а углекислого газа больше… Как будто вот это и влияет…
— Да? — Фомкин посопел носом, поразмышлял в темноте, почесав за ухом, проговорил с сомнением: — Может, и так… Теперь я тебе вот что скажу: Спиридон Яковлевич я для тебя буду дома. Или на огороде. Или еще где-нибудь. А здесь я — Фомкин. Фомкин — и никаких гвоздей. Коротко и ясно. Понял?
— Непривычно, понимаете, как-то…
— Привыкать некогда. Называй, и все!..
— Ну, ладно…
— И еще… хе-хе… один совет: ежели этой самой… гимнастикой утренней вздумаешь заниматься, так того — не крякни сдуру на полную мощь. На тормозах надо, понял? На тормозах…
— Это о чем?..
— Эх, какой недогадливый!.. Предупреждаю, значит, чтобы не брал громкую ноту. Над водой далеко слышно. В аккурат до «Партизана» долетит…
— А-а-а!.. — сказал Васятка.
— Бэ! — сказал Фомкин. — Один братец на этом как раз и погорел. Хотел в свое удовольствие, а вышло на штраф. Да не за то, что громко, не за то! Подъехали к нему — а у него в лодке и сетка, и рыбка!..
— Надо же…
— Вот тебе и надо же, — передразнил Фомкин. — Другой за ту же рыбу или за сетку готов весло в руки брать заместо дубины или прицельно палить… Не… у меня линия другая: лови, да не попадайся!..
— А вдруг?.. Что тогда?
— Вдруг, да не вдруг! Говорю тебе, не было такого у меня, обходилось. Ну, да ладно, делом надо заниматься. Вот тебе рюкзак, доставай термос и кружку. Кофейку налей, коньячку в него капни. Можно и посветить — мы стеклом ветровым в кусты торчим…
Фомкин нашел фонарик, включил его и подвесил на крючок в трубке, поддерживающей тент. На дне лодки образовался желтый круг, и стало видней и уютней.
— Вот так-то лучше будет… Это громко разговаривать и шуметь нельзя, а свет — ничего. Где и пробьется через тент, все равно ничего. Туманы укрыли нас с тобой, Васюха, надежней не бывает!..
— Такой туман?
— Что надо!..
Парень сделал все так, как велел Фомкин. И они, расположившись поудобней на заднем сиденье, принялись поочередно отхлебывать из кружки горячий и крепкий напиток.
— Хороша штука, да? — спросил Фомкин. — И душу греет, и мозгу просветляет. Я такую завсегда с собой беру.
— Сидеть бы так и сидеть… — проговорил мечтательно парень.
— И даже не рыбачить?
— Можно и не рыбачить…
— Ишь ты! Испуг взял, что ли?
— Да нет…
— И правильно! Тебе-то что пугаться? За все ответ мой. Лодка моя. Сетка — моя. Так что не боись. К тому ж Фомкин не из тех, кого хватают за жабры. Так что держи, Васюха, хвост пистолетом! Или кофей пока еще бодрости духа не добавил?.. Теперь вот что: держи кружку, сам пей и мне давай, а я сеткой займусь… Там возле тебя отвертка лежит, подай-ка!..
Фомкин подтянул к себе круглую флягу. С вида — обычная, литров на сорок, в каких молоко возят. Крышку с горловины откинешь, видно — горючим под самую завязку заправлена. Только горючего в ней — литров пять, не больше, поскольку, отступив сверху на вершок, сделал Фомкин во фляге переборку. Междудонное пространство получилось. Нижнее донышко отверткой снимешь — там сетка лежит…
У Васятки даже рот от удивления открылся, когда Фомкин, весело подмигнув, стал проделывать перед ним свой фокус — играючи, как факир, вытягивать из фляги набранную веревочкой снасть. Была она небольшая по амурским масштабам: Фомкин не любил рыбачить большими сетями — возни много, но и тридцать ее метров показались парню бесконечными.
— Ну и ну!.. — только и произнес он и перевел дыхание, когда Фомкин последними мягкими движениями закончил свое дело.
— А ты как думал? Дай-ка еще кофейку глотнуть… О-о-о, хорошо!..
Он вернул кружку Васятке и, закурив, снова принялся за свое: привязал веревку от наплава, укрепив вместо положенной деревянной крестовины пустую флягу. Крестовина, конечно, лучше бы, но в лодке ее держать нельзя: увидит рыбнадзор — поймет, что к чему.
Кетовая сеть настройки требует — что твой рояль. Сделаешь что-нибудь не по уму — скособочит ее, и будешь зазря воду цедить. Или, к примеру, недогруз нижней веревки допустишь, и не дойдет сеть до дна речного. Или наоборот — перегрузка снасть будет сильно тормозить, — стенку сетки на ходу течением сильно вперед наклонит. Тоже улова не жди! И еще от многих других премудростей зависит хорошая добыча, и Фомкину все они известны с очень давних времен.
Покончив с кофе, они без лишнего шума сняли тент, накрыли им корму и стали набирать на полотно сетку.
— Укладывай веревку, как я свою, не обгоняй и не отставай от меня, чтобы дель ровно ложилась, — поучал Фомкин.
— Ух и туман!.. — прошептал Васятка, поеживаясь от сырой предутренней прохлады и стараясь все делать так, как делал Фомкин. Он скоро устал стоять на коленях на жестких крышках моторного отсека, но терпел.
— Туман как туман, — отозвался Фомкин. — Наша родная стихия… Тебе сказано — не обгоняй!
— Не, не обгоняю.
— А то я не чувствую? Я все чувствую. А вот теперь уже отстаешь… Эхма!..
Конечно, это не очень-то хорошо, что у него напарник — полный неумеха в рыбацком деле. Да где ж другого взять? И разве обучишь всем тонкостям за один и даже за два раза? Был бы сын у Фомкина, тогда другое дело. Тогда бы он сызмала натаскал. Но нет у него сына — не повезло, а есть только рыжеволосая, в мать, дочь Варюха, да вот объявился теперь у нее ухажер Васятка — длинный и тонкий, как жердь, с густым пушком над верхней губой и длинными, как у девки, волосами. Поначалу Фомкин косо посматривал на ихнюю любовь: не такого бы он хотел себе в зятья, но потом притерпелся. Парень не хулиганистый, не выпивоха, работает на заводе. Чего еще надо? Хоть и не приспособлены к Амуру его руки, но одному Фомкину было бы еще хуже. Ладно, сколько может, столько и поможет… Опять же, все, что поймают, будет общее, не надо разбрасывать на доли. А это тоже что-то значит…
— Ну, вот и все! — сказал Фомкин, когда сеть была набрана на корме и сверху на нее вместо наплава легла все та же фляга. — Теперь перекурим, духу наберем и — на заход. Нам главное — бросить правильно. Ты что — продрог? Ничего, сейчас на веслах согреемся. Теперь, братец мой, надо особо тихо. Веслами не стучи, в воду опускай без шлепанья. На тонь я сам выгребу, а сеть начну бросать — твое дело весла. Следи за моими руками. Правой махну — нажми на правое, левой — на левое подналяжь. Смотри, чтобы сеть от кормы без кривляний отходила. Все. Пошли!
Они распустили рыбацкие сапоги и осторожно вылезли из моторки на мелководье. Взявшись за борта, раскачали лодку, вывели из полузатопленных тальников на открытый простор.
— Забирайся! — сказал Фомкин. — Я оттолкну…
Он запрыгнул в лодку следом и привычно сел за весла. Их медленно понесло по течению — вдоль берега, вдоль кустов, по туману. Надо было успеть до катера выйти на тонь, по возможности не теряя из виду берег, развернуться на обратный ход и выбросить сетку. Фомкин заработал веслами по-нанайски: опуская их в воду не разом, а поочередно, делая бесшумные, без всплесков, мелкие гребки.