За день откопали 620 снарядов и мин.

На следующий день среди снарядов и мин стали попадаться гранаты, дополнительные заряды и взрыватели. Саперы со скрупулезностью хирургов извлекали все это из черного чрева траншеи.

Особенно напряженные моменты были во время работы у ефрейтора Никулина и лейтенанта Марка Гаврилюка.

Вот Юрий Никулин откопал еще один ящик, обитый жестяными обручами. Дерево местами выпало, и сапер увидел сквозь щели немецкие противотанковые гранаты с вставленными запалами. Кроме того, все содержимое ящика опутано проволокой. Нетрудно было сообразить, что фашисты сделали это специально, рассчитывая на оплошность тех, кто будет распаковывать гранаты.

Лейтенант Гаврилюк категорически запретил разбирать ящик.

— Как же быть? — спросил Никулин.

— Что-нибудь надо придумать.

— А если я его вынесу целиком?

— Пожалуй, это единственный выход, — согласился Марк Гаврилюк. — Только не трясите, запалы могут сработать.

Опять все отошли подальше. Ефрейтор Никулин, напрягая все силы, осторожно поднял ящик и вынес его из траншеи.

Несколькими минутами позже лейтенант на самом дне окопа нашел гранату. Длинная деревянная ручка сгнила, веревочка к терочному воспламенителю истлела. Как взять в руки такую штуковину? И все-таки Марк Гаврилюк ее взял, пронес несколько метров и положил в стороне от мин и снарядов.

К концу раскопок обнаружили два фугасных снаряда — каждый весом свыше 100 килограммов. Чтобы вынуть их из траншеи, пришлось выкопать вокруг широкую яму. Поднимали метровые снаряды вдвоем.

Большую помощь в этот день оказал группе лейтенанта Марка Гаврилюка сержант Порублев с отделением своих солдат. Они также проявили мужество и выдержку. Два рейса на полигон совершил на машине с боеприпасами шофер ефрейтор Ужданавичус.

Всего за три дня отважные саперы, пренебрегая опасностью для жизни, откопали, вывезли и подорвали около шестнадцати тонн боеприпасов. Это на шесть тонн больше, чем в таком же складе в Курске!

Верные сыны советского народа коммунист лейтенант Марк Гаврилюк, комсомольцы старший сержант Геннадий Никонов, ефрейторы Рудольф Кирсанов, Ефим Брикель, Юрий Никулин, рядовой Николай Громыко, лейтенант Виктор Гаврилюк, беспартийный ефрейтор Юрий Найденышев с честью выполнили задание. Жители поселка спокойно трудятся, их дети ходят в школу. Пусть в их памяти никогда не потускнеет подвиг восьми саперов, пусть он служит им примером мужества и верности долгу перед Родиной.

КРЫЛАТАЯ ПЕХОТА

1. Трудный рубеж

Давно уже опровергнуто мнение о том, что смелость — наследственное качество и дается человеку от природы: один, мол, рождается храбрым, другой — трусом. Этот неверный взгляд опровергается и службой авиадесантников. Она воспитывает мужество, закаляет волю, делает человека хозяином своих чувств.

Совершить прыжок с парашютом — это уже своего рода подвиг. И не каждый способен на него, как говорят десантники, «с первого захода».

Рядовой Юрий Гусев не считал себя робким и, готовясь к первому прыжку с аэростата, не испытывал заметного беспокойства. Под руководством инструктора парашютного спорта и командиров он изучил материальную часть парашюта, освоил правила его укладки, прошел предпрыжковую тренировку. И до той самой минуты, когда Гусев занял свое место в гондоле аэростата, его не покидала уверенность в том, что он совершит сбой первый прыжок без особого труда.

Но вот гондола плавно отделилась от площадки, и горизонт стал расширяться. Из-за леса показались белые хаты деревни, а дальше в сизой дымке засеребрилась извилистая змейка реки. Гусев глянул через борт гондолы вниз, и в груди у него похолодело. Люди, автомашины на земле уменьшились до размеров игрушек. Солдат поднял глаза на товарищей, сидевших с ним рядом, увидел их серьезные, сосредоточенные лица и услышал, как гулко забилось у него сердце.

Нет, не об опасности подумал в эту минуту Гусев. Он знал: парашют надежен, не подведет. В душу его вкрадывался безотчетный страх перед высотой, и он не умел, не знал, как остановить, сдержать его натиск.

— Приготовиться, — спокойно сказал пилот-воздухоплаватель и откинул дверку гондолы. Сосед Гусева поднялся, встал на порожек, прижал к себе запасной парашют.

— Пошел!

Солдат провалился вниз, гондолу слегка качнуло. Гусев услышал шелест разматывающихся строп и глухой хлопок раскрывшегося купола. Потом пилот-воздухоплаватель снова скомандовал: «Приготовиться!» Гусев подумал: «Это мне» — и сделал шаг к порожку.

…Командир, проводя занятие по парашютной подготовке, наставлял молодых солдат: «Отделяясь от гондолы, не смотрите вниз». Юрий не забыл об этом совете, но сейчас что-то подмывало его взглянуть на землю. Он посмотрел и… отпрянул назад, вцепившись руками в борта гондолы.

— Что случилось? — спросил пилот.

Юрий с трудом выдавил:

— Не могу…

Человеку, ни разу не испытавшему, что значит ринуться в воздушную пропасть с высоты в несколько сотен метров, трудно представить с полной ясностью тот вихрь ощущений, который овладевает парашютистом в момент отделения от самолета или аэростата. В эти считанные секунды в душе человека схватываются две силы: инстинкт самосохранения и чувство долга, сознание необходимости.

В Гусеве на этот раз верх одержал страх. Солдат сидел, забившись в правый угол гондолы, с белым как полотно лицом. Оно стало красным позднее, когда прыгнули два остальных парашютиста и аэростат начал снижаться. В этот момент Юрий испытал чувство посильнее страха: стыд. Ему хотелось крикнуть пилоту-воздухоплавателю: «Остановите спуск, я прыгну!», но язык не повиновался. А гондола все снижалась и снижалась, и Гусев мучился: что он скажет командиру, как взглянет товарищам в глаза? Каждый может теперь поднять его на смех, назвать позорнейшим словом «трус»…

Но ничего этого не случилось. Никто над ним не смеялся, никто не обжег презрительным взглядом. Все были заняты своим делом и словно не замечали его. Гусев вылез из гондолы, отошел в сторонку. Рядом сразу же оказался командир взвода, участливо спросил:

— Испугался? Ничего, на первых порах бывает и такое.

Гусев вспыхнул и, отведя взгляд от лейтенанта, упрямо проговорил:

— Все равно прыгну!

Солдат ожидал, что командир будет его «пробирать», а вместо этого услышал в голосе офицера сочувствие.

— Конечно, прыгнете, — согласился лейтенант, — а сейчас снимите парашюты, передохните немного, пока я вас не позову.

Так и не высказал никто Гусеву упрека. Много времени спустя он понял, что эта особая деликатность, чуткость к товарищу присущи десантникам. Они, каждый по-своему «переживший» свой первый прыжок, хорошо знают, какой это трудный рубеж и какое напряжение воли требуется, чтобы преодолеть его.

Через полчаса Гусев снова поднялся в воздух. Рядом с ним сел опытный парашютист ефрейтор Аниськов. Пока аэростат набирал высоту, Аниськов убеждал Гусева:

— Ты не бойся, Юрий. Сколько сегодня народу прыгало, и все приземлились благополучно. Парашюты у нас безотказные, сами укладывали их, видели — все в порядке. Главное — оторваться от гондолы, а там все пойдет как по маслу. Прыгай сразу за мной. Смотри, как я буду делать, так и ты.

Гусев напряг всю свою волю, чтобы отогнать страх, твердил про себя только три слова: «Все равно прыгну!»

Аэростат достиг нужной высоты и остановился. Точно выполняя команды, ефрейтор Аниськов встал на порожек дверки, обернулся на секунду к Юрию, задорно подмигнул ему и исчез. Гусев рывком поднялся и, глядя прямо перед собой, занял место на опустевшем порожке.

— Пошел.

Юрий, пригнув колени, отделился от гондолы. Сила тяжести с нарастающей быстротой понесла его вниз, земля качнулась, поплыла куда-то наискосок. Гусев почувствовал, как замерло у него сердце, перехватило дыхание. Но тут что-то с силой дернуло, мотнуло его в сторону, и он повис, как ему показалось, на одном месте. Юрий взглянул вверх и увидел над собой белый купол парашюта. Ощущение радости, большой победы заполнило сознание солдата. Трудный рубеж был взят!