Получается, что Глостер руководствуется не только жалостью и сочувствием Лиру. Если французское вторжение вызовет в Англии гражданскую войну, французы легко одержат победу и восстановят Лира на троне. Быстро приходящий в гнев, импульсивный и скорый на расправу Лир вспомнит, что его унизили и выгнали за ворота именно в замке Глостера. Хотя сам Глостер в этом не виноват, возмездие быстро настигнет его. Остается один выход: сделать что-то, чтобы доказать, что Глостер находится на стороне Лира.
Он собирается отправиться на поиски Лира, в то время как «преданный» Эдмунд останется в замке, чтобы отвлекать герцога Корнуэлльского и Регану, которые не должны заметить отсутствие Глостера.
Однако у коварного Эдмунда есть более хитрый план. Если он сообщит герцогу Корнуэлльскому об отцовском милосердии и покажет ему письмо, Глостера объявят изменником — по меньшей мере, по отношению к герцогу. Затем у Глостера отнимут земли и передадут их Эдмунду, так что долго ждать наследства не придется.
В центре внимания вновь оказывается Лир, который вместе с Кентом и шутом добрался до шалаша.
Гневный старый тиран меняется на глазах. Он все еще жалеет себя и проклинает дочерей, но что-то уже забрезжило в его сознании. Он начинает по-другому воспринимать окружающее.
Когда Кент пытается заставить Лира войти в шалаш, король настаивает, чтобы первым туда забрался шут. Шут олицетворяет бедность и слабость, и старый король, сам находящийся в бедственном положении, которого не испытывал за всю свою жизнь, начинает понимать, что на свете есть (и всегда были) люди, страдающие больше, чем он. Лир говорит:
Бездомные, нагие горемыки,
Где вы сейчас? Чем отразите вы
Удары этой лютой непогоды —
В лохмотьях, с непокрытой головой
И тощим брюхом? Как я мало думал
Об этом прежде! Вот тебе урок,
Богач надменный! Стань на место бедных,
Почувствуй то, что чувствуют они,
И дай им часть от своего избытка
В знак высшей справедливости небес.
Этот монолог — кульминация пьесы, благодаря страданию начинается перерождение Лира.
Однако шалаш, в который они входят, оказывается занят. В нем Эдгар, играющий роль «бедного Тома», нищего из Бедлама, и также спрятавшийся от бури.
Эдгар не решается (из осторожности, стыда или и того и другого одновременно) сбросить маску даже перед насквозь промокшими беднягами, залезшими в шалаш. Он рассказывает как безумный и по привычке принимается умолять:
Подайте Тому на пропитание. Бес мучит его.
Это, конечно, раннехристианская точка зрения: считалось, что безумными владел дьявол.
Король Лир, сам полубезумный, не в состоянии понять, чего хочет «бедный Том». Ему кажется, что полуголый бедняга доведен до такого жалкого состояния своими дочерьми. Потом он вспоминает о себе и мрачно бормочет:
Их (изгнанных отцов) тело виновато
В рожденье кровожадных дочерей.
Пеликаны складывают пойманную рыбу в мешок под клювом, приносят ее своим птенцам и кормят их. Жадные птенцы прижимают мешок к родительской груди. Невнимательному наблюдателю кажется, что молодежь терзает тело родителя. В результате возникла легенда о том, что птенцы пеликана питаются его кровью.
Лир считает, что дочери тоже, выражаясь фигурально, питаются его кровью; это перевертыш фразы (о том, что родители едят своих детей), которую выкрикнул Лир, лишая Корделию наследства.
Эдгару остается только одно: продолжать изображать нищего. Когда Лир спрашивает его о прошлом, Эдгар кается в грехах, за которые им овладели демоны, лишившие его рассудка. Он говорит:
Пил и играл в кости. По части женского пола был хуже турецкого султана. Сердцем был лжив, легок на слово, жесток на руку, ленив, как свинья, хитер, как лисица, ненасытен, как волк, бешен, как пес, жаден, как лев.
Случайное упоминание турецкого султана[13] — анахронизм. Турки появились в истории лишь через шестнадцать веков после предполагаемой эпохи Лира. Однако во времена Шекспира они находились на пике могущества, и «турок», то есть султан, правивший в Стамбуле (Константинополе), был самым грозным монархом в Европе. Однако на рядового христианина самое сильное впечатление оказывали не обширные владения султана, не его абсолютная власть над жизнью и смертью подданных, а размеры султанского гарема. Почти все тайно (а кое-кто и явно) завидовали возможностям султана, поэтому слово «турок» стало синонимом необузданного сладострастия.
Перечисляя свои грехи, набожный «бедный Том» попутно совершает ритуал покаяния:
Не давай скрипу туфелек и шелесту шелка соблазнять тебя, не бегай за юбками, сторонись ростовщиков, не слушай наущений дьявола.
Ритуал «я грешил, но покаялся» был рассчитан на то, чтобы выудить монету у прохожего; он до сих пор имеет успех в таких организациях, как Ассоциация анонимных алкоголиков.
Однако на Лира более сильное впечатление производит то, что есть люди, которым гораздо хуже, чем ему. Хотя он оплакивает потерю положения, связанного с королевским титулом, однако начинает понимать, что все еще, даже теперь, является продуктом несправедливо устроенного общества. Срывая с себя одежду, он говорит «бедному Тому»:
…он настоящий. Неприкрашенный человек и есть именно это бедное, голое двуногое животное, и больше ничего.
Однако приступить к выполнению своего намерения стать «неприкрашенным человеком» Лир не успевает. Входит Глостер с факелом; он нашел короля.
Эдгар смертельно боится, что отец узнает его. Поэтому он притворяется еще более безумным и кричит, входя в образ «бедного Тома»:
Это бес Флибертиджиббет.
Имя Флибертиджиббет можно найти в книге по демонологии «Обличение вопиющих папских обманов», написанной английским прелатом по имени Самуэль Харснетт.
В этой книге Харснетт обличает иезуитов и приводит имена многочисленных демонов. Среди этих демонов есть и Флибертиджиббет. Для этой работы Харснетту нужно было только живое и развитое воображение, а воображения ему хватало.
По ходу пьесы «бедный Том» использует и другие имена демонов: Смолкин, Модо, Мего, Хоппданс, Обидикат и так далее. Все они заимствованы из труда Харснетта. Книга была опубликована в 1603 г., поэтому можно сделать вывод, что «Король Лир» не мог быть написан раньше.
Лир внимает лепету «бедного Тома» как зачарованный. Он с трудом находит время выслушать Глостера, предлагающего ему лучшее убежище, еду и питье. Король отмахивается и говорит:
Я этого философа сперва
Хочу спросить: что есть причина грома?
Во времена Шекспира слово «философ» применялось в том же значении, в каком сейчас используется слово «ученый». (Последнее придумали только в XIX в.) Вот почему Лир, вдохновленный продолжающейся бурей, задает вопрос о громе — видимо, надеясь на научный ответ.
К мольбам Глостера присоединяется Кент, но Лир упрямо твердит: