— Почему-то я не замечал такого груза за все долгие месяцы, проведенные нами вместе, — возразил я. — Однако что вы скажете об этом? — я протянул ему записку. — Написано госпожой Марджори, я хорошо знаю ее почерк; вероятно, она заметила меня там, на ступеньках причала.
Сэр Джаспер с озабоченным видом прочел записку и покачал головой.
— Судя по твоим рассказам о ней, — медленно проговорил он, — я никогда бы не поверил, что она способна на такое! Послушайся моего совета, Джереми: держись подальше от мадам де Шольц! Поверь мне, я на собственной шкуре испытал последствия интрижек с замужними женщинами; да и Саймон скажет тебе то же самое.
Тем не менее, как ни странно, Саймон отнюдь не придерживался мнения сэра Джаспера, когда на следующее утро услышал от меня историю с запиской.
— Ничего дурного нет в том, чтобы узнать, чего от тебя хотят, — сказал он, — и я думаю, Джереми, у тебя хватит здравого смысла не натворить глупостей. С другой стороны, хотя здесь может быть какая-то ошибка, не возлагай слишком больших надежд на некий счастливый исход, если именно это имеется в виду под «мирными долинами»!
— Можешь не сомневаться, — угрюмо заверил я его, — но уже семь часов, и нам пора на берег.
Мы все трое уселись в наш небольшой ялик, взяв с собой череп, тщательно завернутый в плащ, драгоценные самоцветы, запрятанные в складках нашего платья, и увесистый мешок с дукатами из личных сбережений дона Педро Базана. Приближаясь к лодочной пристани, мы увидели, что на ней начинает собираться толпа народу, и, когда мы проплывали мимо, оттуда, к нашему немалому изумлению, стали доноситься приветственные возгласы, и народ стал тесниться, чтобы получше нас разглядеть; многие оживленно переговаривались друг с другом, указывая то на нас, то на «Санта-Марию».
— Могу поклясться, — сказал Саймон, — что эти добрые люди уже прослышали о наших похождениях. Боюсь, нас ожидают немалые трудности!
И действительно, своеобразные трудности нам пришлось претерпеть, поскольку толпа следовала за нами всю дорогу, крича и восхваляя нас, и, когда мы добрались до меблированных комнат сэра Джаспера — к счастью, оказавшихся свободными, — вокруг нас собралось человек сто; я до сих пор помню, как по-разному воспринимал каждый из нас эту торжественную встречу. Саймон, например, не глядел по сторонам, но шагал прямо, опустив голову, словно чувствуя за собой какую-то вину, и я знаю, что он молился про себя о том, как бы поскорее добраться до укрытия. Сэр Джаспер, напротив, был на вершине славы. Он гордо шествовал, раскланиваясь направо и налево, размахивая руками, сияя так, словно он сам, в одиночку захватил целый флот Его Католического Величества Филиппа Второго, короля Испании.
Что касается меня, то я был слишком погружен в свои собственные заботы, чтобы обращать особое внимание на восторги толпы, но все же, должен признаться, это зрелище отнюдь не было мне неприятно, ибо оно убеждало меня в том, что англичане любят свою страну и ненавидят «донов», и я, хоть и будучи шотландцем, разделил тем не менее их чувства и был заодно с ними.
Ничто не могло удержать сэра Джаспера от удовольствия выступить с речью перед толпой, что он и сделал прямо из окна нашей комнаты, к огромной радости собравшихся и к собственному удовлетворению; прошло не меньше часа, прежде чем толпа, наконец, рассосалась, настолько потрясающей оказалась сенсационная новость о захвате «Санта-Марии» двумя англичанами и одним шотландцем.
После этого сэр Джаспер отбыл с секретной миссией, сняв предварительно с нас все мыслимые и немыслимые размеры, так как поклялся, что шагу не ступит с нами, пока мы не будем подобающим образом одеты. Вернувшись, он привел с собой портного и попытался нарядить меня в пурпурный камзол, такого же цвета плащ и шляпу и короткие бриджи из белого сатина, отделанные желтыми лентами, не говоря уже о всяких мелких щегольских атрибутах.
— Боже великий! — ужаснулся я. — Да вы никак хотите сделать из меня птицу колибри! Нет-нет, господин портной, ничего этого я не надену!
Достопочтенному мастеру ножниц и иглы пришлось потратить немало времени и сил, прежде чем он сумел удовлетворить меня, предложив отличного покроя светло-серый костюм, окаймленный по шву серебряной тесьмой, с белым кружевным отложным воротником, потому что я наотрез отказался носить жабо. Костюм в сочетании с плоской широкополой шляпой, украшенной большим пером, придал мне поистине изысканный и щеголеватый вид, хотя, конечно, я был просто серенькой птичкой по сравнению с сэром Джаспером, который сверкал всеми цветами радуги, ничем, впрочем, не погрешив против хорошего вкуса, потому что всегда утверждал: «Пусть я буду не в состоянии сделать что-нибудь другое, но зато всегда сумею прикрыть свою наготу достойным образом, так, чтобы не оскорбить ничьего взгляда!»
Саймон, со своей стороны, не захотел иметь дела с портным и его коллекцией платьев, что, пожалуй, было к лучшему, ибо к тому времени, когда сэр Джаспер закончил наряжаться, мы уже немного опаздывали и вынуждены были торопиться изо всех сил.
Я не намерен описывать детально обстоятельства нашей аудиенции у королевы Бесс, поскольку придворные летописцы в свое время, несомненно, отметили в своих хрониках все ее подробности, и намного искуснее, чем это мог бы сделать я даже с помощью добрейшего мастера Фразера. Достаточно сказать, что хотя с тех пор я много путешествовал по разным странам света, видел много пышных дворов и могущественных монархов, но мне никогда больше не приходилось наблюдать такого величественного и странного зрелища, как при дворе Елизаветы. Здесь были все — солдаты и моряки, ученые, поэты, государственные деятели и авантюристы, придворные кавалеры и последние бедняки — пестрая смесь могущества и глупости, мудрости и лести, честолюбия, зависти и жадности — настоящий калейдоскоп человеческих добродетелей и пороков, собранных вместе властью одной гордой женщины, с помощью железной воли управлявшей всеми этими людьми и распоряжавшейся ими по своему усмотрению. Я видел многих знаменитых людей и известных красавиц, хотя последние далеко не относились к числу фавориток королевы-девственницы, но так и не обнаружил двух лиц, которые тщетно искал, а именно госпожи Марджори и доброго сэра Фрэнсиса. Адмирала не было при дворе, о чем я очень сожалел, так как предвидел, насколько ему понравится моя история; правда, он впоследствии много раз слышал ее от меня, так что потерял он не так уж много.
Королева приняла нас весьма любезно и была немало поражена, обнаружив сэра Джаспера в числе «троих отважных», как нас обозвал один из местных остряков; маленький рыцарь был на верху блаженства и, ничуть не смущаясь, поведал всем о наших приключениях в той же форме и в тех же выражениях, что и Уиллу Неттерби, чем очень развеселил Ее Величество. Она также была настолько удовлетворена своей проницательностью, с первого взгляда — по ее утверждению — признав во мне человека благородного происхождения, что распорядилась все расходы по нашему содержанию отнести на ее счет; правда, она тут же не преминула заявить свои права на солидную часть стоимости «Санта-Марии» как военного приза.
Нас сразу же окружила атмосфера доброжелательности, приветливых лиц и дружелюбных улыбок, и, как предсказывал Уилл Неттерби, никто не вспоминал ни о неприятностях сэра Джаспера, ни о папистском заговоре; тем не менее, несмотря на общее веселье и благодушие, кое у кого на лицах нет-нет, да и проскальзывало выражение растерянности и тревоги, да и у самой Елизаветы, как нам сообщили, частенько наблюдались приступы угрюмой и мрачной меланхолии, во время которой никто не смел показываться ей на глаза. В ту пору у нее было множество врагов, немало забот и тревог, и мне кажется, что появление «Санта-Марии» она восприняла как добрый знак, поскольку это событие привело всех в хорошее настроение, а мне повезло в особенности, ибо в дальнейшем королева была уже далеко не так щедра на присвоение с ходу дворянских званий, но зато, как твердили злые языки, оказывала чрезмерную благосклонность льстецам и ничтожным людишкам.