Ремо же, в свою очередь, не видел в пороках сына ничего такого, что мешало бы тому выполнять указания, что было в его глазах важнейшей характеристикой отношений отца и сына. Он не заметил, как в Орсо крепла ревность, подкрепленная неистовой болезненной любовью к умершей матери. Каждая жена господина Альмасио в глазах своего пасынка становилась соперницей, и лишь ее низведение до жалкого состояния успокаивало Орсо. Со мной же Ремо повел себя иначе, что не могло не вызвать тревогу у его сына. Ревность и ненависть разгорелись в нем столь сильно, что затмили любовь к отцу. Впервые господин Альмасио осознал, что Орсо способен ослушаться его, да еще и попытаться обмануть, но не нашел другого выхода, кроме как жестоко наказать его за это. "Вы совершили страшную ошибку, господин Ремо, - думала я, прислушиваясь к почти бесшумным шагам за своей спиной. - Наверное, вам так претила необходимость действовать во время своих интриг ласково и обходительно с прочими их участниками, что с сыном вы решили не церемониться, и прогадали. Он этого вам не забудет, ну а мне - и подавно".

Усталость притупила мою осторожность, и я совсем забыла о том, что мне следует скрывать пуще всего. Не дойдя до кресла всего пару шагов, я споткнулась и едва не упала. Ремо от неожиданности отпустил меня, но затем, помогая подняться, взял меня за обе руки, и вдруг выражение его лица переменилось. Глаза его сузились и посветлели от приступа ярости. Одним движением он сдернул с моей левой руки перчатку и, болезненно выкрутив мне кисть, внимательно осмотрел ладонь, испачканную побуревшей засохшей кровью.

- Что это, Годэ? - спросил он тихим свистящим, точно шипение змеи, голосом.

- Я случайно поранилась за столом, - ответила я, стараясь не отводить взгляда.

Воцарилось молчание, от которого у меня зазвенело в ушах. Ремо продолжал держать меня за руку, и я, несмотря на то, что это причиняло мне боль, не пыталась освободиться. Тишину нарушило негромкое хмыканье - то был Орсо, подошедший совсем близко.

- Я говорил вам, отец, что эта тварь вас предаст при первой же возможности. Вы совершенно зря сохранили ей жизнь, - сказал он. - Теперь вы не сомневаетесь в том, как следует поступить с ней?..

Ремо метнул на него бешеный взгляд, но промолчал. Лицо Орсо вспыхнуло, и он заговорил чуть торопливее, поддаваясь захлестывающим его эмоциям.

- Два предательства, отец! Неужели вы простите ей это? Я не верю своим глазам и ушам! Я не желаю верить в то, что вы снова поддаетесь ее черному колдовству. Как ты это делаешь, дьявольское отродье? - он обратился ко мне, уже не пытаясь скрывать свою ненависть. - Тебя мало просто убить - твое сердце нужно сжечь, ведь только так можно уничтожить ведьму! Отец, из-за нее вы отдалились от меня, подняли на меня руку, и что теперь? Она все так же предпочла вам грязного Викензо Брана, потому что подобное притягивается к подобному, и ее влечет только мерзость и скверна. Наверняка они вместе участвовали в бесовских шабашах! Я давно подозревал, что ублюдок занимается черной магией и поклоняется дьяволу, и именно это ночами происходит в стенах Мальтеранского дворца, навлекая проклятие на весь город...

- Ты предупредила Вико? - спросил Ремо у меня, точно не услышав пылкую речь своего сына.

Я упрямо молчала, глядя на него исподлобья.

- Зачем, зачем вы ее спрашиваете? - выкрикнул Орсо, всплеснув руками. - Она солжет! Она будет продолжать лгать, даже когда приставит кинжал к вашей шее. И будет лгать, если кинжал приставите к ее шее вы!.. Когда вы забросили все свои дела ради этой нелепой мести, то уже проиграли, именно на это она и рассчитывала! Во время, которое нужно все до остатка посвятить борьбе с Брана, вы устраиваете свадьбу и забываете о судьбе города ради нескольких минут торжества над ничтожным соперником... Избавьтесь от этой твари, отец, возвращайтесь к делам, и через несколько месяцев труп Викензо Брана будут глодать бродячие псы, а тиара увенчает мою голову. Это ли не достойная месть?..

- Ты предупредила Вико?! - впервые я увидела, как господин Альмасио теряет над собой контроль. Его голос походил на рычание, а глаза стали серебряными, как у его сына, но я все так же хранила молчание.

- Проклятая идиотка, что ты наделала? - вдруг произнес он почти обычным своим голосом и отпустил мою руку. - Убить тебя и в самом деле будет самым разумным решением.

Я бросила взгляд на Орсо, в чьих глазах вспыхнула радость, но не успела даже подумать, что мне пришел конец, как Ремо с усталым вздохом упал в кресло и запустил пальцы в свои волосы, точно мысли, которые роились в его голове, причиняли ему физическую боль.

- Орсо, - вдруг обратился он к сыну голосом, от которого лицо того окаменело. - Я услышал достаточно, чтобы понять: я поторопился, когда решил, что ты станешь понтификом Иллирии. Хорошо, что это произошло сегодня. Если сейчас ты позволяешь себе усомниться в моих указаниях и оспаривать мои решения, то что будет потом?.. Честолюбие затуманило мой рассудок, когда я решил, что дам своему сыну тиару, как это сделал Брана. Рагирро ошибся, и я чуть не повторил его ошибку. Его сын оказался малодушной бестолочью, мой же сын, напротив, храбр и целеустремлен настолько, что не ставит меня ни во что. Мне, как и старому Рагирро, опереться на понтифика не удастся. Это почти погубило Брана, погубит и Альмасио.

Орсо стоял, словно громом пораженный, и только побелевшие костяшки пальцев выдавали, с каким трудом ему удалось молча выслушать речь отца.

- Еще есть время, - задумчиво продолжал тот. - Понтификом станет более зрелый человек, умеющий выполнять приказы. Я поразмыслю, кто из верных нам кардиналов достоин этой чести. Возможно, через несколько лет, когда ты, Орсо, станешь осмотрительнее и мудрее, тиара увенчает твою голову, ведь я знаю, что нет души, более жаждущей ее, нежели твоя. Но ты слишком молод, слишком пылок, и отчасти моя вина в том, что тебе предназначалась слишком тяжелая ноша.

После этого последовала значительная пауза, во время которой я не решалась даже глубоко дышать. Ремо был в бешенстве, и чем тише и спокойнее звучал его голос, тем страшнее мне становилось. Но взгляд его, тяжелый и парализующий, обратился не на меня, а на Орсо.

- И пусть даже тень недовольства не проступит на твоем лице, сын, - почти шепотом сказал он. - Я надолго запомню твои слова. Никому другому я не простил бы такой дерзости.

И Орсо не сумел сдержаться:

- А ей? - голос его звенел, несмотря на то, что был едва слышен.

- Если сегодня Вико не приедет к Эдан-Бри, ее тело останется лежать там, клянусь, - глаза Ремо теперь смотрели на меня. - Этой окровавленной рукой ты подала ему знак, Годэ? Перед тем, как убить тебя, я отрублю ее. Никто и никогда не смел предавать меня дважды. Повтори еще раз, что ты случайно повредила ладонь, ну же!

Я как можно спокойнее произнесла:

- Да, это так. Руку я поранила уже после того, как Брана ушли.

- Ну что же, - Ремо приподнял брови, показывая, что он принимает этот ответ, хоть и не доверяет ему. - Я сделаю вид, что поверил тебе, и буду сегодня ночью ждать встречи с Брана. Если она состоится, то наш с тобой договор останется в силе, обещаю.

Свидание в Эдан-Бри было назначено почти в полночь. Ночь не выдалась столь уж ненастной, как это часто случалось в начале зимы, но все равно была темной и промозглой. Сама бы я ни за что не нашла дорогу, петляющую меж прибрежных холмов и уж точно сломала бы шею, свалившись с лошади, но я была не одна. Помимо господина Ремо, меня сопровождал небольшой отряд всадников, немногословных и привычно скрывающих свои лица воротниками плащей. Почти у каждого знатного господина в Иллирии имелись доверенные люди, которые помогали решать ему щекотливые вопросы. Ремо Альмасио не был исключением, богатство помогало ему щедро вознаграждать людей за оказанные ими услуги, и недостатка в наемниках он не испытывал.

У моря было чуть светлее, угадывались очертания песчаного берега. Волны казались темными, как густые чернила. Наемники Ремо затаились между деревьями неподалеку, фырканье лошадей заглушалось шумом прибоя. Ремо приказал мне поставить фонарь, который я держала в руках, на землю.