На решетке оставались сухие стебельки, которые когда-то были цветами. Но в общем часовня была похожа на многие другие, не будь в ней морских раковин, сложенных на развалинах алтаря. Раковины всевозможных форм. И на всех, чаще всего карандашом, написаны слова. Иногда — неловкий детский почерк, иногда угадывалась более твердая рука: «Пусть будет удачным улов на Новой Земле и пусть папе не нужно будет вербоваться в новый рейс».
Глинобитный пол. Через огромную брешь в стене виднелся прибрежный песок и серебристое в белой дымке море. Жюли, не зная, как себя вести, с опаской поглядывала на раковины.
— Вы принесли свою? — спросил Мегрэ. Она отрицательно покачала головой.
— Однако, когда я пришел, вы их передвигали. Что вы искали?
— Ничего… Я…
— Вы?..
— Ничего!
На лице Жюли появилось упрямое выражение. Она еще больше куталась в пальто.
Мегрэ пришлось одну за другой перебирать раковины и читать надписи на них. Вдруг он улыбнулся. На одной огромной раковине он прочел: «Святая богородица, сделай так, чтобы Луи все удалось и мы стали счастливы». Дата: «13 сентября».
Иначе говоря, эта раковина с наивным посвящением оказалась здесь за три дня до исчезновения капитана Жориса. И разве сейчас Жюли пришла не за ней?
— Вы это искали?
— Какое вам дело?
Девушка не отрывала глаз от своей раковины. Можно было подумать, что она готовилась прыгнуть на Мегрэ, чтобы вырвать ее из рук комиссара.
— Отдайте ее мне!.. Положите ее на место!..
— Хорошо, я погожу ее на место, но и вы ее не трогайте… Идемте! По дороге поговорим…
— Мне не о чем с вами говорить…
Они двинулись в путь, наклоняясь вперед, так как ноги вязли во влажном песке. Было так холодно, что носы у них покраснели, а кожа на лице задубела.
— Ваш брат путного в жизни ничего не сделал, ведь так?
Она молча смотрела на песчаный берег.
— Есть вещи, которые невозможно скрыть. Я говорю не только о том… что привело его на каторгу…
— Ну конечно! Опять это! И через двадцать лет будут говорить.
— Да нет! Нет, Жюли. Луи — хороший моряк. Говорят, даже — отличный моряк, способный занять место помощника капитана. Только в один прекрасный день он напивается со случайными знакомыми, делает глупости, не возвращается на борт, где-то бродит неделями, не работает. Ведь так? В такие дни он обращается за помощью к вам. К вам, а еще несколько недель назад и к Жорису. Потом он снова живет спокойно, как порядочный.
— Ну и что?
— Какой у вас был план тринадцатого сентября? Что вы хотели, чтобы вам удалось?
Жюли остановилась, посмотрела ему в лицо. Она заметно успокоилась, успела поразмыслить. В ее глазах появилась подкупающая серьезность.
— Я знала, что все это приведет к несчастью. А ведь брат ничего не сделал. Если бы он убил капитана, клянусь вам, я бы первая отплатила бы ему тем же.
Ее голос звучал глухо и решительно.
— Просто бывают совпадения. Да еще эта история с каторгой, от которой не отвязаться. Достаточно, чтобы человек один раз совершил ошибку, и потом на него будут вешать грехи, за все, что происходит.
— Какой у Луи был план?
— Это был не там. Все куда проще. Он встретил какого-то богатого господина, не знаю только в Гавре или в Англии. Мне он не назвал его фамилию. Господину надоело жить на суше, и он хотел купить яхту для путешествий. Он обратился к Луи, чтобы тот ему подыскал судно.
Они все еще стояли на берегу. Вдали, в сторону Вистреама, виднелся лишь ярко-белый маяк на фоне бледного неба.
— Луи рассказал об этом своему патрону. Из-за кризиса Ланнек уже и раньше подумывал о продаже «Сен-Мишеля». Вот и все! «Сен-Мишель» — лучший каботажник из тех, что можно переделать в яхту. Сначала брат должен был получить десять тысяч франков за сделку. Потом покупатель предложил ему остаться на судне капитаном как доверенному лицу.
Она пожалела о последних словах, которые могли вызвать иронию у Мегрэ, и всматривалась в его лицо, отыскивая следы улыбки. Казалось, она была благодарна комиссару за то, что не услышала от него: «Каторжник — доверенное лицо!».
Нет, Мегрэ размышлял. Он сам был удивлен простотой этого рассказа, простотой, звучавшей до странности правдиво.
— Только вы не знаете, кто этот покупатель?
— Не знаю.
— Где ваш брат должен был снова встретиться с ним?
— Не знаю.
— Когда?
— Очень скоро. Кажется, шхуну хотели переоборудовать в Норвегии, а через месяц она должна была отправиться в Средиземное море, курсом на Египет.
— Француз?
— Не знаю.
— А сегодня вы пришли в часовню забрать вашу раковину?
— Потому что я подумала: если ее найдут, то вообразят все что угодно, кроме правды Признайтесь, ведь вы мне не верите?
Вместо ответа он спросит:
— Вы виделись с братом.
Она вздрогнула.
— Когда?
— Сегодня ночью или утром?
— Разве Луи здесь?
Казалось, что вопрос ее испугал, сбил с толку.
— «Сен-Мишель» пришел.
Эти слова ее немного успокоили, словно она боялась, что брат окажется здесь без шхуны.
— Так что, он отправился в Кан?
— Нет! Он пошел спать на какую-то драгу.
— Пойдемте! — сказала она. — Мне холодно. Ветер с моря становился все свежее, а небо еще больше затягивалось облаками.
— Ему часто случается спать на старых судах?
Она не отвечала. Разговор оборвался сам собой. Они шли, слыша только шуршание песка под ногами. Вокруг них роилась прибрежная мошкара. Потревоженная в своем пиршестве, она тучами поднималась с водорослей.
Память Мегрэ соединила два образа: «Яхта… Золотая авторучка…» И его мозг продолжал машинально работать. Утром трудно было объяснить появление авторучки, потому что она никак не вязалась с «Сен-Мишелем» и затрапезным видом его хозяев. «Яхта… Золотая авторучка…» Теперь все выстраивалось в логической последовательности. Богатый, немолодой мужчина ищет яхту для путешествий и теряет авторучку. Правда, оставалось еще выяснить, почему этот человек, вместо того чтобы прийти в порт со шхуной, сошел с нее и пересел в лодку, затем выбрался на пирс и спрятался на полузатопленной драге.
— В тот вечер, когда исчез Жорис, Луи вам ничего не говорил о покупателе шхуны? Он вам не сказал, например, что тот находился на борту?