Переговоры между военными делегациями Франции, Великобритании и СССР начались 12 августа 1939 года в Москве. Но ни к какому соглашению они не привели. Лондон не пожелал принимать на себя никакие обязательства, которые могли бы ограничить его свободу. Да и чем они могли кончиться, если, по словам Дирксена, посла Германии в Лондоне, вся задача отправившейся в Москву английской делегации состояла отнюдь не в нахождении какого-то согласия, а только для того, чтобы «установить боевую ценность советских сил».
Что же касается Польши, то она еще раньше отказалась от военной помощи СССР. А когда послы Франции и Англии начали упрашивать министра иностранных дел Польши Ю. Бека дать разрешение на пропуск советских войск через территорию его страны (прекрасно понимая, что он его не даст), тот с некоторым удивлением ответил: «Я не допускаю, что могут быть какие-либо использования нашей территории иностранными войсками. У нас нет военного соглашения с СССР. Мы не хотим его».
Таким образом, Варшава подписала себе смертный приговор, и в связи с этим хотелось бы сопоставить все три даты: 3 апреля, 28 августа и 1 сентября. 3 апреля был подписан план нападения на Польшу, 28 августа Молотов и Риббентроп заключили пакт о ненападении, а 1 сентября началась война против Польши.
Если представить себе, что Сталин не пошел бы ни на какое сотрудничество с Гитлером, что тогда? В таком случае Гитлеру, так и не заручившемуся согласием Сталина, уже в сентябре пришлось бы воевать против СССР. Готов был к этому Гитлер? Конечно, нет! Имевшая достаточно сильную армию Польша с помощью советских войск вряд ли бы проиграла эту кампанию. Да и Запад был бы вынужден выступить на их стороне.
Что остается? Только одно: сближение со Сталиным, благо определенные договоренности между Сталиным и фюрером уже имелись (и как тут не вспомнить тайные встречи еще в 1937 году) и пакт Молотова — Риббентропа являлся простой формальностью. Особенно если учесть, что в Берлине внимательно следили за всеми выступлениями Сталина и, конечно же, прекрасно поняли тайную суть его иносказаний на XVIII съезде партии и его желание возобновить переговоры, которые в свое время зашли в тупик из-за неудачных шагов по заключению торгового соглашения.
И уже в апреле ему пошли навстречу. Статс-секретарь германского МИДа Вайцзекер без обиняков заявил советскому послу о «желании Германии иметь с Россией хорошие торговые отношения». На следующий день тот входил в приемную Сталина, который, едва поздоровавшись с ним, спросил: «Пойдут на нас немцы или не пойдут?» Посол ответил, что после операции в Польше и на Западе поход на СССР «неизбежен», и, по его расчетам, Гитлер начнет войну с СССР в 1942-1943 гг.
Сталин думал точно так же, и именно поэтому, по словам Меркалова, «с апреля 1939 года... сталинская политика должна подчиниться новому императиву: императиву выигрыша времени».
Но теперь, когда нападение на Польшу было предопределено, одного торгового соглашения было уже мало, и Гитлеру нужно было уже официальное оформление его «брака по расчету» с Москвой. Но даже в то, в общем-то во многом решающее, время Сталин был занят не только Западом, но и Востоком, где летом 1939 года на берегах монгольского озера Халхин-Гол сошлись в прямом военном противостоянии японские и советские войска. И противоречий на этом самом Востоке тоже хватало, поскольку именно там тесно переплелись интересы ведущих западных стран и США.
Большую, если не главную роль на Востоке играл Китай, в который после Первой мировой войны пришла Япония. Что очень не понравилось Америке и Великобритании.
В середине 1920-х годов лидер Гоминьдана (националистическая партия) Сунь Ятсен начал национальную, а заодно и антиимпериалистическую революцию.
И само собою понятно, что Сталин делал свою ставку сначала на самого Сунь Ятсена, а потом и на сменившего его Чан Кайши. Но когда Москва попыталась убрать его с помощью коммунистов, то кончилась эта попытка более чем плачевно. За что Сталин и подвергся резкой критике Троцкого. Режим Чан Кайши был объявлен «фашистским». Не складывались должным образом отношения и с коммунистами, среди которых особенно выделялся Ли Лисань, по имени которого было названо целое направление во внешней политике Китая: «лилисаневщина». И именно он требовал от Москвы немедленно осуществить военное вторжение в Китай и оказать помощь своим китайским братьям.
Тем не менее в Китай вторглись не «старшие братья», а все та же Япония, которая захватила в 1931 году Маньчжурию и создала там марионеточное государство Маньчжоу-Го. Не пожелав останавливаться на достигнутом, Токио делал все для захвата всего остального Китая. Что, конечно же, не понравилось Сталину, как не нравились ему и те бесконечные вооруженные конфликты, которые японцы устраивали у него на границе. Однако делать было нечего, и Сталин пошел на создание «единого антияпонского фронта» между коммунистами и... все тем же Чан Кайши. И теперь именно к нему ехали советские военные советники и шло вооружение.
Имела свои интересы в Китае и Германия, которая тоже была вынуждена поддерживать Чан Кайши. Ведь только с его помощью она могла при определенных обстоятельствах заполучить свои захваченные Японией владения. Сама она их вряд ли бы уже отдала. Именно по этой причине заключенный в 1936 году Гитлером с Японией «антикоминтерновский пакт» совсем не напугал Сталина. По его словам, в первую очередь его должны были бояться лондонский Сити и «мелкие английские лавочники».
Так оно и случилось, и, по сути дела, подписавшая пакт Германия отчаянно боролась со своим партнером, да еще с помощью Сталина!
4 января 1939 года премьер-министр Японии Коноэ подал в отставку. Он оказался не способен положить конце войне и выработать единый подход кабинета к вопросу о военном союзе с Германий. Сменивший его Хиранума, некогда считавшийся ярым фашистом, к этому времени полевел и пообещал не ухудшать отношений с Великобританией и США вступлением в военный союз с нацистской Германией.
Попытался он решить вопрос и с зашедшей в тупик войной в Китае с Советским Союзом. Правда, безрезультатно. И уже в мае по инициативе командующего Квантунской армии генерала Кэнкити Уэды началось вооруженное противостояние с советскими и монгольскими вооруженными силами в районе деревни Номон-хан (Халхин-Гол) на границе между северо-западными районами Маньчжоу-Го и Внешней Монголии (Монгольская Народная Республика).
Как это неудивительно, но и по сей день так толком и невозможно ответить на вопрос: зачем этот инцидент был нужен Японии?
Да, они давно уже хотели создать «Великую Монголию», в которую вошли бы территории Внутренней Монголии, МНР, Советская Бурятия и прилегающие к Байкалу районы. Но планы подобных завоеваний не решались на высшем политическом уровне, а не каким-то там генералом и двумя его подчиненными — майором и подполковником. Впрочем, кто знает, возможно, именно это самое политическое руководство именно так и намеревалось въехать во Внешнюю Монголию: без объявления войны.
О чем говорит и то, что император не только не подумал наказывать виновных за разжигание конфликта, который стоил Японии почти 20 тысяч человеческих жизней, но и повысил их в звании. Да и что странного, если, как стало известно позже, незадолго перед инцидентом существовал подписанный самим императором Хирохито официальный документ «Принципы разрешения споров на маньчжуро-советской границе».
Впрочем, чему удивляться, количество стычек на дальневосточной границе с Японией превышало две тысячи, и чего стоила только одна из них — у озера Хасан, где, как пелось в песне «летели наземь самураи под напором стали и огня». 11 мая японцы пошли в атаку, которая кончалась для них неудачно. Однако они продолжали наращивать силы, и Сталин был вынужден направить в район боев дополнительные войска. Прекрасно понимая, чем для Советского Союза может обернуться потеря Монголии, он еще в марте 1936 года подписал советско-монгольский протокол о взаимопомощи.