Василий II Васильевич после смерти знаменитого деда, с одной стороны, потерял поддержку сильного человека, а с другой стороны, получил надежду на то, что давление со стороны Литвы уменьшится. Что было предпочтительнее для юного князя?
В 1431 году исполнилось шесть лет со дня заключения договора между Василием II и Юрием Дмитриевичем, не позабывшим на беду русским людям о великокняжеском престоле и заразившим этой мечтой своих упрямых сыновей. В 1428 году дядя и племянник продлили договор, но по прошествии трех лет Юрий объявил великому князю войну. Тот не хотел кровопролития и предложил дяде решить спор в Орде. Претендент на великокняжеский престол охотно согласился с этим и отправился в Сарай.
Василию II помог московский боярин Иван, который смог убедить хана Махмета оставить ярлык на великое княжение внуку Дмитрия Донского. Счастливый Василий Васильевич вернулся в Москву, и здесь ордынский царевич Улан посадил его на трон. После этого город Владимир окончательно потерял статус столичного.
В том же 1433 году состоялась свадьба великого князя и Марии, правнучки Владимира Андреевича Храброго. Выбор Василия II одобрили все. Только один человек, московский боярин Иван, оскорбился, узнав об этом решении князя московского: у Ивана была красавица дочь. После поездки в Орду и своей ораторской победы в ставке хана Махмета Иван вполне мог рассчитывать на женитьбу Василия II в знак признательности на его дочери — красавице боярыне. Не тут-то было! Рюриковичи со времен Владимира I Святославича, бывшего незаконнорожденным по обычаям тех веков, старались не размывать свою крепко настоенную в течение нескольких столетий княжескую кровь кровью разных ключниц и ключников, купчих и купцов, боярынь и бояр. Это у Рюриковичей получалось хорошо, пожалуй, лучше, чем у многих царствующих династий той эпохи. Московский вельможа Иван, простодушный человек, не понял, что от Василия II в этом деле ровным счетом ничего не зависит, что бояре, священнослужители с митрополитом во главе не одобрят этот «демократический» шаг. Он очень оскорбился, обозвал внука Донского «неблагодарным юношей», обесчестившим его, и злой покинул столицу в канун свадьбы. Сначала он прибыл к Константину Дмитриевичу, который, видимо, не понял его душевных терзаний, а затем через Тверь явился к Юрию Дмитриевичу в Галич: здесь-то он пришелся ко двору со своей злобой и неуемным желанием отомстить за обиду. На Руси начиналась новая тяжкая, но, слава Богу, последняя распря князей.
Распря эта началась в Восточной Европе еще в IX веке. Она нанесла неисчислимые беды Руси, обессилила народ, отдала ордынцам некогда роскошную и сильную державу Киевскую. Она ничему не научила ни самих Рюриковичей, ни тех, кто воевал в их дружинах… В самом деле, стоило ли драться, людей убивать, князей ослеплять да травить из-за какого-то, пусть очень богатого, пояса?!
Давно утерянный, подмененный еще на свадьбе Дмитрия Донского, золотой, красивый, с цепями, осыпанными драгоценными каменьями и жемчугом, забытый многими (но не всеми!), он вдруг появился на свадьбе Василия II Васильевича и Марии, правнучки серпуховского князя Владимира Андреевича. В 1367 году тысяцкий Василий, видимо, надеялся на то, что суздальский князь Дмитрий Константинович либо его дети победят в борьбе за власть, и тогда драгоценный пояс поможет возвыситься, приблизиться к вершинам власти ему либо его сыну Николаю, женатому на дочери князя суздальского, которому вор и подарил драгоценную безделушку.
Уже тысяцких в Москве давно не было, ликвидировал их Дмитрий Донской, но история с подмененным поясом, начатая ими, еще не закончилась.
На свадьбу Василия II прибыли сыновья Юрия, Дмитрий Шемяка и Василий, который явился во дворец, опоясанный дивным поясом. Не скрывая восхищения, все смотрели на богатую, исполненную прекрасным мастером игрушку, но вдруг Петр Константинович, наместник Ростовского княжества, старый человек, подошел к матери жениха, Софии, и шепнул ей на ухо: «Это тот самый пояс, который подменили на свадьбе великого князя Дмитрия Ивановича». София, неравнодушная, как и большинство женщин, к такого рода изделиям, гордой походкой подошла к Василию Юрьевичу, медленным движением сняла с него пояс.
Василий от неожиданности опешил. Несколько секунд он стоял молча. Пояс достался ему по наследству. Лично он его не подменивал. Значит, он носил его по праву. София опозорила, унизила его. Такое мужчины не прощают. Никому. Ссора вспыхнула вмиг. Василий и Дмитрий Шемяка попытались силой отобрать пояс, но слуги великого князя были начеку. Обиженные и злые, сыновья Юрия крикнули в один голос: «Мы отомстим! И месть наша будет жестокой!» — и покинули хоромы великого князя.
Повод — это не причина. Повод — это последняя капля. Повод — это приманка для слабых и для сильных.
Последняя распря русских князей продолжалась почти двадцать лет. Ею могли бы воспользоваться соседи: Литва и Орда. Но именно в эти годы в Литве началась своя распря между наследниками Витовта, а также с другими соискателями богатейшего приза — государства Литовского. Да и в Орде наметившаяся было во времена правления Едигея стабильность пошатнулась: Золотая Орда в тридцатые годы XV столетия распалась на Сибирское, Казанское, Крымское, Астраханское ханства, а затем и на другие ханства. Ханы этих государств еще представляли собой могучую силу, но влиять на состояние дел в Восточной Европе они уже не могли. Может быть, поэтому последняя распря на Руси продолжалась так долго.
В апреле 1433 года Василий II Васильевич, узнав о стремительном продвижении к Москве войска Юрия Дмитриевича и его сыновей, наскоро собрал рать и встретил противника на Клязьме. Увидев огромное войско дяди, племянник насмерть перепугался, бежал из Москвы с матерью и молодой женой сначала в Тверь, а затем в Кострому, где был пленен победителем.
Юрий объявил себя великим князем, дал Василию в удел Коломну. Бывшие недруги по-родственному обнялись, Василий уехал в Коломну. И тут-то началось нечто необычное для всех русских распрей прошлого: в удел племянника со всех сторон потянулись бояре, князья, народ — сказалась соответствующая идеологическая обработка населения окружением князя, Юрия называли хищником, давали другие нелестные определения. Самозваный великий князь тоже не дремал, только слушали его плохо. Особенно жители столицы — бояре, которых Юрий лишил их постов, и простолюдины, по неясным причинам проявившие вдруг жалость и любовь к внуку Донского, — встали единодушно в его защиту. «В несколько дней Москва опустела: горожане не пожалели ни жилищ, ни садов своих и с драгоценнейшим имуществом выехали в Коломну, где не доставало места в домах для людей, а на улицах для обозов. Одним словом, сей город сделался истинно столицею великого княжения, многолюдною и шумною. В Москве же царствовали уныние и безмолвие; человек редко встречался с человеком, и самые последние жители готовились к переселению. Случай единственный в нашей истории и произведенный не столько любовью к особе Василия, сколько усердием к правилу, что сын должен быть преемником отца в великокняжеском сане!»[114]
С этим выводом Н. М. Карамзина могут согласиться далеко не все, но сам факт исхода жителей Москвы из любимого города говорит о многом и, главным образом, о том, что на рубеже XIV–XV веков действительно (как об этом писал в XIX веке И. Е. Забелин) «вокруг Москвы-города уже существовал Москва-народ, именно та сила, которая впоследствии заставила именовать и все народившееся Русское Государство — Москвою, Московским Государством»[115].
В этом действе обитателей окрестностей Боровицкого холма впервые столь ярко проявилась одна из главных, определяющих русский дух черт московского характера: невоинственное упрямство, которое можно с большой степенью точности определить всем хорошо знакомым русским «не замай!». Справедливости ради следует отметить, что подобные открытые проявления какого-либо недовольства для московского люда были в последующие века чрезвычайной редкостью. Москва-народ «выступал» исключительно редко. Хотя бунтов всевозможных бывало здесь предостаточно, новгородским духом на Москве и не пахло. Но с виду спокойный, этакий трудяга Москва-народ внутренне всегда готов был устроить нечто подобное «исходу в Коломну».