В Орде своим сыном Бердибеком был убит хан Джанибек. В Орде началась междоусобица между потомками Чингисхана.

Митрополит Алексий ездил в Орду и убедил Бердибека оставить без изменения льготы, дарованные Русской церкви предшествующими ханами.

1358 год. Митрополита Алексия встречали в Москве великий князь, бояре, народ. Восьмилетний сын Ивана II Дмитрий, согласно преданиям, сказал со слезами на глазах: «О, владыко! Ты даровал нам житие мирное: чем изъявим тебе свою признательность?»

1359 год. 13 ноября Иван II Иванович умер.

Часть четвертая. Возвышение Москвы (1359–1462)

Дорога к полю Куликову

В период с 1359 по 1462 годы Москва из столицы небольшого удела превратилась в стольный град Великого княжества Московского. К моменту вокняжения в 1462 году Ивана III Васильевича оно достигло таких экономических, политических и военных успехов, что, во-первых, возвышение Москвы над другими русскими городами стало очевидным фактом, а во-вторых, великие князья, духовенство, бояре, служилые и ремесленные люди московские почувствовали, что именно Москве придется решать следующую эпохальную задачу — задачу устройства не только Московского пространства и даже не только Великого княжества Московского, но всей Русской земли, Русского государства.

В это же столетие окончательно сформировался социально-политический лик Москвы-народа, его сложный, иной раз кажущийся противоречивым характер, заявлявший о себе в критические мгновения истории, например в великой Куликовской битве, во время нашествия Тохтамыша, в перипетиях последней распри русских князей и в обыденных взаимоотношениях обитателей Москвы.

Проследив эти взаимоотношения и взаимосвязи людей, находящихся на разных социальных параллелях и вертикалях быстро развивающегося средневекового города с пестрой экономикой, можно получить представление о ветвистой структуре городской власти в столице Великого княжества Московского, о полной драматизма внутримосковской политической жизни, о которой многие авторы (летописцы, ученые, писатели) часто забывают в своих трудах, уделяя огромное внимание событиям эпохальным, громким. Но именно в глубинах московского бытия, скрепленного разноцветными, разнопрочными нитями древних и новых обычаев и законов сокрыты ключевые подсказки для осмысления всей истории города Москвы.

Во главе московской «пирамиды власти» в то ответственное столетие стояли великие князья Дмитрий Иванович Донской, Василий Дмитриевич и Василий Васильевич Темный. О сложности и неоднозначности политической ситуации в Москве, о непрочном, только, как выяснилось, с виду, положении великих князей московских говорит, например, динамика борьбы Москвы с Тверью за главенство на Русской земле.

Еще в начале XIV века, по мнению авторитетных ученых, Тверь возглавляла сопротивление ордынцам, а в конце этого столетия тверской князь Михаил Александрович получил в Орде ярлык на великое княжение и титул великого князя тверского и всея Руси. На рубеже XIV–XV веков Тверь опережала Москву в «исторической гонке», возможностей закрепить успех у тверских князей было немало, но этого не случилось по разным причинам, об одной из которых следует поведать уже во введении в главу «Возвышение Москвы».

Москва и ее повелители со времен Ивана Калиты никогда не стремились удивить заезжих гостей (и русских, и иностранных) дорогостоящими сооружениями, строительство которых осуществлялось бы в ущерб обороноспособности города и благосостояния его граждан. Хорошо известно, что Иван Калита, Дмитрий Донской начинали крупные строительные кампании с возведения прочных крепостных укреплений вокруг поселения на Боровицком холме. Тверские же князья, соорудив деревянные стены, обмазанные глиной, возвели в городе богатый, дорогостоящий каменный собор, с мраморным полом и медными дверями.

В Древней Греции, помнится, тоже шел спор о том, нужны ли городу прочные стены. Великий Ликург, законодатель города-полиса Спарты, считал, что всевозможные укрепления лишь расслабляют воинов. Суровые законы, аскетизм, лаконизм не только жизни, но и мышления спартанцев, их непревзойденные подвиги, например, в битве при Фермопилах, да и в остальных сражениях во время греко-персидских и других войн, уважение и авторитет, которыми спартанцы пользовались среди друзей и врагов в течение более чем пятисот лет (спартанцы, например, были самыми лучшими и желанными третейскими судьями), казалось бы, говорят о том, что тверичи были сторонниками спартанского образа жизни и прочные стены вокруг Твери строить в XIV в. н. э. было не нужно. Но в той же Греции жил в VII–VI в. до н. э. еще один великий человек — Солон, законодатель Афин. Приняв его концепцию жизни, афиняне совершили военных подвигов не меньше, чем спартанцы. Никто в Греции, да и за ее пределами, не осмелился бы назвать афинянина трусом. Зато уж и аскетами они не были! В эпоху Перикла именно афиняне сотворили великое множество произведений искусства, надежно защищенных прочными стенами, которые, справедливости ради стоит напомнить, не всегда спасали город от врагов…

Так нужны ли были средневековому русскому городу прочные крепостные сооружения и кто же все-таки прав, тверичи или московиты? Ликург и Солон потому-то и стали великими, что они с гениальной точностью угадали, во-первых, социальный заказ ее величества истории, во-вторых, возможности и желания спартанцев, принявших разумом и сердцем концепцию государственного аскетизма, и афинян, сторонников роскошной жизни, красоты рукотворной и даже безграничных излишеств в этой роскоши и красоте.

Московские князья потому-то и победили тверских в двухсотлетием споре, что они точнее сориентировались в пространственно-временном историческом поле и поняли возможности и внутренние устремления своих подданных и всех русских людей. Красоту русские люди любили ничуть не меньше афинян. Кстати, еще и поэтому они приняли крещение по православному обряду: благолепие и роскошь внутреннего убранства церквей в Византии удивительным образом совпадали с желанием не столь уж богатых русских людей богато украсить церкви на Руси, куда они приходили в гости к Всевышнему. Никаких средств не жалели русские люди для этих праздников духа. Строили они богатые церкви даже в самые тяжкие годы и века после нашествия Батыя. Но… спартанским духом ни тверичи, ни московиты, ни обитатели других городов и княжеств русских не обладали, жили, как аскеты, но аскетизм их был вынужденным.

Да, такой он есть русский народ: степенный, спокойный, но не трусоватый. По натуре русский народ не ниндзя. Он не может, не хочет и не будет жить изо дня в день по законам военного времени — народ-то он невоинственный. Значит, нужны ему для защиты крепостные стены.

«Московские соборы XIV–XV столетий не привлекали своими редкостями, недаром же создания Калиты так быстро обветшали, зато в Москве всегда пеклись о прочности городских укреплений и опередили многие другие города в постройке каменных стен»[58].

Первым важным делом Дмитрия Донского было возведение каменных кремлевских стен. В Кремле находился и великокняжеский дворец, и двор на случай осады, и конюшни. Все великокняжеские постройки рубились из дерева, они так же быстро, как и боярские дворы, и дома простых людей, сгорали во время частых пожаров, и даже в этом бытие великого князя походило на бытие его подданных.

Кроме великокняжеского дворца, в Кремле находился митрополичий двор, церкви, монастыри, а также дворы удельных князей и бояр. На Боровицком холме сосредоточились все представители власти. Отсюда шло управление городом, городским хозяйством, великим княжеством.

Долгое время Москвой владел дом Калиты. Это совместное владение, странное для города и для князей Мономашичей, тяготеющих еще со времен Юрия Долгорукого к централизации власти, началось после смерти в 1303 году Даниила Александровича, когда его сыновья вместе сидели в Москве и вместе дружно воевали с тверскими князьями. В 1307 году между ними вспыхнула ссора, Александр и Борис уехали в Тверь. Вскоре первый из них умер, а второй вернулся в Москву.